В том же году мой отец, Сергей Кузьмич, часто бывал в Солнечногорске, инспектировал Высшие военные курсы “Выстрел” по линии Политуправления Московского военного округа, где он служил. Отец любил рыбалку и подгадывал время проверки так, чтобы она заканчивалась в субботу, а в воскресенье можно было порыбачить на Сенеже. Там я впервые и приобщился к рыбной ловле. Я выезжал из Москвы в субботу вечером, так как в те времена суббота была и рабочим, и учебным днем. Тогда меня, 10-летнего мальчика, отправляли в дорогу одного! Как добирался до Ленинградского вокзала в то время – забыл. А вот пригородный поезд помню. Электричек тогда не было. Ходил паровик. На станции Подсолнечная меня встречал офицер с курсов на автомобиле и отвозил к отцу. Ночевали в чьём-то кабинете на диване и составленных вместе креслах. А рыбачить-то отправлялись на лодке в речку Сестру. Как раз под деревню Новое. Мы с Галинкой встретиться не могли, но не раз были очень близко друг от друга!
С 1953 года я ездил на учебу в Академию БТВ через станцию метро “Бауманская”. Это был уже второй курс, нам присвоили офицерское звание и распустили по домам. Галинка в этом же году поступила в Московский Институт иностранных языков и жила напротив Елоховского собора у своей тети Анюты. Это рядом с метро “Бауманская”. Я утром приезжал на “Бауманскую”, а Галинка уезжала на учёбу с этой же станции. Вечером всё повторялось в обратном порядке. Мы не были знакомы, но могли моментами находиться близко друг от друга. Скажем, на встречных лестницах эскалатора.
В годы учёбы в Академии, практически каждый год, у нас были лагерные занятия. Продолжительные летом и короткие зимой. Летние занятия продолжались примерно месяц. Зимние были не более двух недель. Летом мы жили в палатках на берегу залива озера Сенеж. Зимой размещались в казарме рядом с палаточным лагерем. А на противоположном берегу залива располагался комплекс дома отдыха Совмина СССР. А в этом доме отдыха тогда работала поварихой, а потом жила, будучи на пенсии, Галинкина бабушка, после войны перебравшаяся туда из деревни Новое. Галинка часто приезжала в гости к своей бабушке. Если периоды времени совпадали, то мы с Галинкой могли находиться очень близко друг от друга. Между нами мог находиться только залив озера. Очень узкий залив. Не более 250 метров. Но мы по-прежнему не были знакомы.
Мы с Галинкой могли не встретиться и на Полигоне в Кубинке. Галинка после школы собиралась поступить в Институт востоковедения на китайский факультет. Она и поехала сдавать туда документы. Испытательная работа на Полигоне и работа специалиста-китаеведа не имеют точек соприкосновения. Но в 1953 году, когда Галинка оканчивала школу, Институт востоковедения неожиданно прекратил приём девушек на обучение. Это предопределило её поступление на учёбу в Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Но, когда я получил назначение на Полигон, Галинка училась на очном факультете, жила в Москве сначала у своей тётушки, а потом в общежитии, и в городке Полигона появлялась только в выходные дни. А я в выходные дни часто уезжал домой в Москву. К счастью, произошло очередное совпадение или предначертание судьбы. В конце 1957 года, незадолго до моего приезда, на Полигоне открылась вакансия переводчика с немецкого языка. Галинка, узнав об этом от сотрудницы научно-технической библиотеки Полигона Жени Л., перевелась на заочный факультет и устроилась на работу в отдел научно-технической информации Полигона. Это и стало в определённой степени решающим моментом, сказавшимся впоследствии на наших судьбах.
Вообще-то, и моему назначению на Полигон предшествовали весьма любопытные обстоятельства. Я учился в Академии хорошо. Поэтому со мной в конце обучения беседовал начальник профильной, по моей специализации, кафедры и предложил мне остаться инженером лаборатории на кафедре. Это было бы очень перспективное назначение. Я, конечно, согласился. Но во время дипломного проектирования я поругался со старшиной курса, а он был в звании майора, и меня отправили на 3 суток на Гарнизонную офицерскую гауптвахту. Это событие не прошло мимо начальника Академии, так как только он имел право отправить офицера на гауптвахту. В результате на моё назначение на кафедру он наложил вето. Если бы я остался на кафедре в Академии, мы с Галинкой не встретились бы.
Но на этом ведь дело не закончилось. Могло случиться так, что после окончания Академии я поехал бы в Томск. Об этом мне сообщил руководитель моего дипломного проекта, заместитель начальника той самой кафедры. В Томске было промышленное предприятие, профиль производства которого совпадал с профилем моего дипломного проекта. И там нужен был представитель военной приемки соответствующей специализации. Я подходил на эту должность. Такое назначение считалось бы очень хорошим. Моя мама купила даже мне тёплое одеяло из верблюжьей шерсти, так как считала, что в Томске очень холодно. Если бы я уехал в Томск, то мы бы с Галинкой не встретились.
Но накануне приезда комиссии по распределению ко мне, в зал дипломного проектирования, пришёл руководитель моего проекта и, подтвердив, что мне предложат должность военпреда в Томске, сказал, что я должен от неё отказаться. Я удивился, ведь должность военпреда на профильном предприятии меня вполне устраивала. На это руководитель проекта ответил, что подробностей он не знает, но сказать об этом мне ему приказал начальник кафедры. Я сутки мучился и пришёл на комиссию по распределению в смешанных чувствах. Я хотел поехать военпредом в Томск. Это было престижное назначение. Но и велик был авторитет начальника кафедры. Когда я всё-таки заявил об отказе от предложенной мне должности, вся комиссия очень удивилась. Мне сказали, что тогда я получу назначение в войска и предложили выбрать Военный округ. Это было бы самым не престижным назначением. А что случилось далее – так это просто детективная история.
Приказ о распределении (назначении) зачитывали в актовом зале, в присутствии выпускников двух инженерных факультетов (более 200 человек) и всего начальства Академии. Сначала читали престижные назначения: Академия, Полигон в Кубинке, Центральный экспериментальный завод (эксплуатационного оборудования) в Москве, военные приёмки в разных городах. Меня не назвали. Понял, что пролетел. Надо было соглашаться ехать в Томск! Потом пошли назначения в группы советских войск: группа советских войск в Германии (ГСВГ), Северная группа советских войск (в основном Польша), Южная группа советских войск (южные страны, так называемой, народной демократии). Это было менее престижно, но выгодно по финансовым мотивам. Прослужив в любой группе 4 года, офицер при возвращении мог купить автомобиль и при этом без очереди, которая в обычных условиях растягивалась на несколько лет. Прослужив два срока, офицер мог купить и кооперативную квартиру. Меня и тут не назвали. Далее пошли назначения в войска по военным округам. Предпочтительными были округа Московский, Западный (Белоруссия), Украинский, Одесский, Ленинградский. Менее желательными были Приволжский и Уральский. Дальше на восток – ещё хуже. Прочитали приказ до конца, а моей фамилии не назвали!
Куда же меня-то? Приказ зачитывал начальник строевого отдела Академии (так в военных учреждениях называют отдел, который занимается и кадровыми делами). Закончив, он собрал свои бумажки и пошёл на своё место в президиуме. А начальник Академии перед закрытием этого совещания дежурно спросил, есть ли у кого-то вопросы. Я встал, представился и сказал, что меня не назвали. Начальник Академии смотрит на начальника строевого отдела, а тот говорит, что слушать надо было внимательно. Берёт свои бумаги и начинает водить по ним пальцем. Водит долго, и при этом лицо его начинает выглядеть растерянным. Встаёт кто-то из начальников, сидящих в президиуме, подходит к нему и тоже начинает водить пальцем по бумагам. Выглядит тоже плохо. Если Академия при подаче документов для подготовки приказа Министра обороны пропустила мою фамилию, то попадёт всему начальству. Приказ о назначениях выпускников Академии подписывает только Министр обороны, и начальнику Академии придётся объяснять ему свою оплошность.
