– В понедельник была на могиле твоего отца, – сказала она.

– Неужели? – Вот так новость! Я даже не смогла подобрать подходящий ответ. Последний раз мама вспоминала его с полгода назад.

– Розовый куст, что я там посадила, прижился хорошо. Скоро уже делать подрезку.

Я кивнула. Отец нисколько не интересовался садом и лишь изредка, не выдержав маминых приставаний, соглашался постричь лужайку. Обычно же он предпочитал напиваться в гараже. Мне показалось, что мать хочет объяснить что-то, но мы подошли к Музею дизайна прежде, чем это желание вылилось в слова. Мы купили билеты и ступили в мир фантазий. Выставка называлась «Детские игры». Сотни кукол Барби застыли в резервуаре, заполненном прозрачной смолой. Некоторые, подняв руки, отчаянно пытались выплыть на поверхность.

– Какая нелепость! – фыркнула мама. – Интересно, что бы это все значило?

Я на секунду задумалась.

– Может быть, невозможность изменить детские воспоминания? Они застывают навеки.

Мать нахмурилась. Переходя от одного экспоната к другому, она лишь мельком взглянула на построенный из деталей и подвешенный к потолку огромный город. Я хотела угостить маму чаем со льдом, но ее настроение после музея снова испортилось. Тем не менее на обратном пути она все же нашла кое-что достойное своего восхищения. Это были свисавшие с фонарей цветочные корзины с лобелией[17] и геранью.

– Роскошно, – пробормотала мать и впервые за день расщедрилась на улыбку.

Уилла мы дома снова не застали. Мама поправила волосы у зеркала в прихожей и собралась уходить. Поцеловав воздух в дюйме от моей щеки, она отступила на шаг и внимательно посмотрела на меня.

– Ты нехорошо выглядишь, дорогая? Плохо спишь?

Я стиснула зубы и едва не послала ее куда подальше.

– Все в порядке, мама. Правда.

Подойдя к окну кухни, я смотрела, как она идет к машине. Походка, как всегда, легкая, словно у балерины. Какие там шестьдесят лет – сорок, не больше! И абсолютная беззаботность.

В понедельник утром, когда я пришла в участок, Бернс уже вовсю трудился. Его новый кабинет уменьшился по сравнению со старым, в Саутварке, примерно вдвое, словно указывая на понижение его профессионального статуса. Инспектор торопливо писал что-то в рабочем блокноте. Бразертон определенно дышала ему в затылок, требуя предоставления отчетов о ходе следствия. Оторвавшись от бумаг, он пристально посмотрел на меня:

– У тебя все в порядке?

– Конечно. А что?

– Надо было отвезти тебя домой. Такие зрелища не для женщин.

Я поняла, что Дон, наверное, винит себя за то, что подверг меня тяжелому испытанию, допустив на место преступления с еще одним трупом. Когда я вышла из больницы, все знакомые окружили меня заботой и вниманием и оберегали от любых возможных неприятностей. Друзья разговаривали шепотом и в кино водили не на триллеры, а только на романтические мелодрамы. Весь мир словно вознамерился упаковать меня в папиросную бумагу.

– Это же на пользу дела, Дон. – Я улыбнулась ему. – Мне бы встретиться с кем-нибудь, кто смог бы поподробнее рассказать о карточках, которые он оставляет.

– Тебе нужен эксперт по ангелам? Не думаю, что таковых очень уж много, но посмотрю, что можно сделать.

Я достала из сумки папку.

– Здесь мой отчет.

– Позову Стива. А ты пройдись по основным пунктам.

Я округлила глаза:

– Ну, если так надо.

Бернс подавил улыбку и вышел. Тейлор, появившись, взглянул на меня обиженно, как ребенок, разочарованный полученными на день рождения подарками. Может быть, его задевало, что новый босс оказался прав и смерть Грешэма – первая в серии, а может, он еще дулся на меня за отказ. Пока я излагала основные пункты доклада, Стив многозначительно посматривал на часы.

– Способ совершения преступления не изменился, – пробормотала я. – Он убивает и оставляет ту же подпись, но на этот раз никакой спонтанности нет. Все спланировано заранее, детали тщательно продуманы. Неслучаен и выбор места преступления – Гаттер-лейн[18]. Ангел просто не может пасть ниже. Если убийца жестоко уродует лица жертв, это обычно означает, что он знает их лично. И еще… Он накрыл раны пластиковым пакетом. Возможно, устыдился и не мог смотреть на содеянное. Думаю, он либо тесно связан с банком «Энджел», либо работает там. Моральный статус банка – его больное место, своего рода навязчивая идея.

– Возможно, у него есть на то веские причины. – Бернс посмотрел на меня поверх очков. – Их юристы держат оборону – нам не дают доступа к банковским документам. Кто знает, какие сделки они проворачивают…

Я отвернулась к окну и постаралась сосредоточиться.

– Скорее всего, мы имеем дело с психопатом типа А, очень умным, имеющим обыкновение прогуливаться по Национальной галерее и читать Библию. Следы, которые он оставляет, – это образцы высокого искусства. Ему нужно, чтобы мы знали, он – человек образованный и культурный. Убийце удалось ночью завлечь жертву в темный переулок, и это подтверждает предположение о том, что Уилкокс знал его.

Тейлор картинно зевнул, словно не услышал ничего нового. Я передала ему копию отчета, и он вышел, даже не попрощавшись.

– Извини. – Бернс смущенно посмотрел на меня. – Наверное, он не выспался.

– С манерами у него тоже проблемы.

Интересно, как подружка Стива справляется с таким самомнением? Дон собрался уходить и, поднявшись из-за стола, похлопал себя по карманам пиджака.

– И где ж это мой телефон? – пробормотал он.

Оглядевшись, я заметила его мобильник на стопке формуляров и протянула его инспектору.

– И много ты в последнее время потерял?

– Больше, чем могу себе позволить.

Я имела в виду его борьбу с лишним весом, но шутка не удалась, похоже задев за живое. Бернс снова хлопнулся на стул, а когда заговорил, его голос напоминал шипение воздуха, выходящего из пробитой камеры.

– Со мной такое давно, несколько лет. Постоянно что-то теряю. Кардиолог сказал: «Сбросьте вес и перестаньте курить, а иначе и до пятидесяти не дотянете», и теперь я чувствую себя так, словно живу в чужом теле. Потом все те неприятности на работе, и Джулия ушла. Не выдержала. – Инспектор запнулся и шумно перевел дыхание. – Дом достался ей, и детишек я, если повезет, вижу дважды в неделю. Уже несколько недель не могу толком выспаться.

Я даже не нашлась что сказать. Никогда раньше Бернс не говорил о себе. Теперь он сидел, опустив голову, и вроде бы пытался взять себя в руки. Выпрямиться его заставило лишь чувство мужского достоинства. Он сердито протер очки и, водрузив их на переносицу, пробормотал:

– Извини. Там, где я вырос, мальчикам не положено распространяться о своих чувствах. – По-прежнему избегая встречаться со мной взглядом, он сунул в папку какие-то бумажки.

– Дон, лучше выговориться, чем держать все в себе.

– Чепуха. – Инспектор кисло улыбнулся. – Самый надежный способ хранения – в сейфе, под замком.

– Вот почему мужчины в Шотландии умирают молодыми.

Бернс обещал взять меня на встречу с партнерами Грешэма по бизнесу. Сотрудники банка «Энджел» будто воды в рот набрали, и мне не терпелось познакомиться с кем-то, кто был готов говорить. До сих пор инспектор держал слово и выполнял все мои просьбы. Может быть, он ценил мою компанию еще и потому, что не чувствовал поддержки коллег. Так или иначе, Бернс обращался со мной как с почетным копом. Меня такое положение дел вполне устраивало, во-первых, потому, что нужно было получше изучить мир, в котором жили обе жертвы, а во-вторых, потому, что меня беспокоил сам Дон. Лишь сев за руль и выехав с парковки, Бернс заметно расслабился и заговорил спокойнее:

– Я тут повидался с вдовой этого парня с Гаттер-лейн. Ей сейчас не позавидуешь. В банке «Энджел» Уилкокс проработал лишь несколько месяцев – и вот теперь она застряла в высотке на Коммершл-роуд с годовалым ребенком, долгом в двадцать штук и видом на железную дорогу.