Кхорин Скуллдарк прибирался в кабинете — расставлял стулья по местам, приводил в порядок кипы бумаг и разнообразные безделушки, возвращал книги на полки, смотрел, не скопилась ли где пыль. В углу на потолке притаилась паутинка, и он её смёл. Учитывая, что он был дварфом, а комната предназначалась для людей, порой ему приходилось вставать на стул, который он предусмотрительно захватил с собой.

Когда Кхорин оглядывался в поисках хозяина паутины — если паука удастся поймать, то он предпочел бы выкинуть его на улицу — до его слуха донесся чей–то смешок. Дварф развернулся, не слезая со стула. Он не боялся упасть — десятилетия тренировок и боев научили его превосходно сохранять равновесие.

Но он так и не увидел, кто же над ним потешается. Дверной проем был пуст.

Кхорин нахмурился. Он был крепко сбитым воином со стоящей торчком черной бородой и никогда не расставался со своим ургошем, висевшим поперек спины — оружием, соединявшим в себе смертоносные качества копья и топора. Кому–то могло показаться забавным, что такой суровый с виду малый занимается уборкой. Просто они не понимали, что во время военных кампаний порядок значил всё.

В походах заметки постоянно терялись или путались, а зачастую именно в них и скрывался ключ к поражению или победе. Единственный способ избежать подобной катастрофы — вообще не допускать никаких нарушений дисциплины и порядка. А, чтобы не испытывать с этим сложностей во время боевых действий, когда внимание бывает занято множеством иных мелочей, следует придерживаться подобного образа жизни даже тогда, когда Братство Грифона квартировалось в мирных городах вроде Велталара.

В дверном проеме возник ночной привратник, приписанный к этому дому. Сутулый старик дрожал и, казалось, был не в себе. На миг Кхорин задался вопросом, не он ли над ним смеялся. Но, судя по приниженному выражению лица слуги, он был не из тех, кто способен на такой поступок.

— Кто–то пришел? — спросил дварф.

Привратник сглотнул.

— Да, сэр. Спрашивал хозяина.

— Знакомый?

— Нет, сэр.

— Слишком поздний час для визитов чужаков, и, в любом случае, капитана здесь нет. Вели этому сукину сыну записаться на прием заранее, как и всем прочим.

Привратник снова сглотнул.

— Я пытался.

— Ты что имеешь в виду?

— Я хотел прогнать его, но он не ушел. Не… не думаю, что смогу попытаться снова.

— Преисподняя, но почему же?

— Не знаю! Просто… прошу вас, сэр, можете сами с ним встретиться?

Кхорин задался вопросом, не был ли привратник пьян. Это могло объяснить его странное поведение и неспособность выполнять свою работу, какой бы простой она ни была.

— Ладно, проводи его ко мне, — проворчал он. Кому–то в любом случае придется избавиться от посетителя, а с дворецким он сможет разобраться и потом.

— Благодарю вас! — воскликнул старик, словно Кхорин только что спас его от какой–то ужасной участи. — Благодарю! Приведу сию же минуту! — и, развернувшись, он поспешно удалился. Сбитый с толку дварф слез со стула.

Прошло совсем немного времени, и проситель вошел в комнату. Он был высок, худ и хорошо сложен, а его обрамленное гривой белоснежных волос лицо его сородичам–людям могло бы показаться даже привлекательным, не будь оно столь изможденным и угрюмым. Он был одет по–воински, в кожаную броню, и имел при себе меч–бастард, но поперек его спины висела небольшая арфа.

Кхорин осознал, что незнакомец был один.

— Где же привратник?

— Он указал мне нужную комнату, и я его отпустил, — произнес мечник. Голос его, глубокий и выразительный, контрастировал с холодным и замкнутым выражением лица.

— Ты отпустил слугу здесь, в этом доме?

— Да. Мне необходимо немедленно переговорить с Аотом Фезимом. Где я могу его найти?

— Так, постой–ка. Кто, во имя Сребробородого, ты такой?

— Барерис Анскульд. Когда–то мы с Аотом сражались вместе.

Кхорин пожал плечами.

— Никогда о тебе не слышал.

— Яркокрылая здесь? Она подтвердит мои слова.

Дварф смерил человека недоумевающим взглядом.

— Я слышал о Яркокрылой. В венах многих наших грифонов течет её кровь. Но она уже сорок лет как мертва.

Суровое лицо Барериса слегка смягчилось — по нему проскользнула тень какой–то эмоции, но она исчезла прежде, чем Кхорин успел понять, что это было.

— Я надеялся, что она сможет прожить более долгую жизнь, как и её хозяин. Но, раз уж она не может за меня поручиться, ты должен поверить мне на слово — я тот, кто я есть.

Кхорин фыркнул.

— Будь я проклят, если должен делать хоть что–то, кроме как подчиняться приказам. А в них ничего не говорится о том, чтобы тебе помогать.

— Прошу. Я проделал немалый путь, и мое дело не терпит отлагательств.

— Думаешь, ты тут один такой? Убирайся–ка сейчас же, и, возможно, когда придешь в следующий раз, я и позволю тебе встретиться с капитаном.

Барерис начал декламировать резкие ритмичные слова, резавшие слух, словно пение рога глоров. Услышав их, уже невозможно было избавиться от их звучания — они продолжали раз за разом эхом резонировать в голове.

Наконец–то Кхорину стало понятно, что произошло с привратником. Барерис наложил на него заклинание, чтобы сбить его с толку и сделать податливым, и теперь этот бард или волшебник, кем бы он там ни являлся, пытался провернуть тот же трюк ещё раз.

Но Кхорин был дварфом, а не слабохарактерным человеком. Одним быстрым и плавным движением он вытащил из–за спины ургош, бросился вперед и атаковал заклинателя.

Не прекращая творить магию, Барерис отступил, и удар не попал в цель. Кхорин моментально снова перешел в атаку. На этот раз он попытался пронзить противника острием копья, которым заканчивалось древко.

Сделав шаг в сторону, Барерис схватил ургош за рукоять, и они с Кхорином принялись вырывать оружие друг у друга. Дварф почувствовал, что его оппонент постепенно теряет хватку, и тут Барерис, внезапно отпустив ургош одной рукой, схватил его за горло.

Пальцы человека оказались ледяными на ощупь, и по телу Кхорина начал разливаться холод. Тем временем песнь Барериса продолжала звучать в его голове. Она становилась все громче и громче, причиняя боль и мешая мыслить связно.

Это было уже слишком. Ноги Кхорина подкосились, и он опустился на пол. Барерис склонился над ним, продолжая сжимать его шею сокрушающей хваткой, и уставился ему прямо в глаза.

— Где Аот? — спросил человек, и, хотя он и закончил произносить слова силы, отзвуки яркой, беспощадной сущности песни все ещё звучали в его голосе.

Кхорин все равно не хотел ему ничего говорить, но он был не в силах себя контролировать. Слова вылетели сами собой:

— Он ночует у леди Куамары.

— И где она живет?

— В поместье на Параде Лучника.

— Хорошо, — Барерис выпрямился. — А теперь отдыхай.

Отдыхать? Больше всего Кхорину хотелось подняться на ноги и вздуть этого мерзавца, но магия вытянула из него все силы и решимость. Куда проще было ничего не делать и позволить векам опуститься.

Когда Барерис уже находился в дверном проеме, чей–то голос произнес:

— Неужели это и вправду было необходимо? Он же один из людей Аота.

— Мы торопимся или как?

Золотистый свет дюжин источающих аромат сирени свеч озарял покои, идеально подходившие для услад. На столе выстроились ряды бутылок с вином и ликером, а также блюда с жареными фазанами, говядиной, белыми и желтыми сырами, вишней, имбирными пирожными и прочими яствами. Откуда–то поблизости лились звуки музыки, наигрываемой тремя музыкантами, хотя их самих нигде не было видно. Сквозь распахнутые окна проникал свежий воздух и виднелось усыпанное звездами небо. Покрытую шелками и мехом кровать с разбросанными на ней подушками окружали зеркала.