– Как его найти.

– Вон он, сам сюда идет.

Это был мужчина лет сорока на вид, среднего роста.

– Тэрвир Аногэ, следователь, - представился он по-аиверски, но с довольно сильным тальгирийским акцентом, - я хотел бы побеседовать с Виктором Стрельцовым.

– К вашим услугам.

– Побеседовать наедине.

– Можно сесть в кабину, - я указал на дисколет, - или отойдем?

– Пожалуй, лучше сядем.

Уже в кабине следователь начал:

– Я расследую дело о гибели вашего внука Рэя Альись-Стрельцова.

– Он пока еще не погиб, - поправил я его, - хотя и максимально близок этому.

– Вот как. Но сути дела это не меняет. Я обязан опросить всех очевидцев происшедшего для того, чтобы точно восстановить картину.

– Понятно.

– Вы не будете против того, что беседа будет зафиксирована на видео?

– Валяйте.

Следователь допрашивал меня больше часу, не упуская никаких даже незначительных мелочей. Когда же он закончил и поблагодарил меня, я спросил у него:

– Зачем вам ничего не значащие мелочи?

– В нашем деле, капитан Стрельцов, незначащих мелочей не бывает. Любая мелочь - это или причина или следствие события, прямое или косвенное. Они могут быть несущественными, но не могут быть незначащими. Не будучи свидетелями сами, мы опрашиваем свидетелей, и чем больше мелочей мы не упустим, тем более полную картину происшедшего составим. А то, что существенно, а что нет, покажет потом анализ.

– Вас понял, спасибо за разъяснения.

Он протянул мне карточку с несколькими номерами:

– Если что-то еще вспомните, не сочтите за труд сообщить по этим номерам.

– Хорошо.

– Как я при необходимости смогу найти вас?

– Через советника Альись, или через "Иглу".

– Понятно. До свидания, капитан.

Рив ждал меня возле дисколета:

– Я сейчас в столицу. А ты?

– Пока буду здесь. Поговорю с ребятами. Посмотрю как Сережка.

– Хорошо, но как куда-то отправишься, потрудись связаться со мной.

– Хорошо, Рив, свяжусь.

Проводив Рива, я направился в лагерь "Белых Птиц". Встретили меня там молчаливо и как-то настороженно. А заговорил со мной только откуда-то вызванный Вим Фусьись:

– Здравствуйте, Вик. Ну как?

– Плохо.

– Он… умер?

– Практически… мы не успели вовремя. Он жив, но это… уже не он.

– Не понимаю…

Я объяснил ему. Вокруг нас собрались отрядовцы, все были мрачные и молчаливые. Закончив, я спросил:

– Где я могу найти Сережку?

– Пойдемте, я провожу.

Сережка сидел в палатке на раскатанном спальнике, обхватив голову руками. Здесь же были Ор и Ют, и еще двое почти что незнакомых мне ребят, которые впрочем, тут же вышли, освобождая нам место.

Я опустился рядом с Сережкой, обнял его за плечо.

– Вик, как он?

– Рэй считает, что безнадежно.

Сережка всхлипнул и еще ниже опустил голову:

– Я бросил его. Он остановился, а я его бросил, рванулся к берегу, как последний трус. Я один видел, что он остановился.

– Ну и что было бы, если бы ты остановился.

– Было бы не так, как сейчас. Не знаю, лучше или хуже, но не так.

– Ты был бы на его месте. Или вы были бы проглочены вместе.

– Это я сейчас понимаю, а тогда просто-напросто испугался. Понимал, что должен остаться с Релем, но не мог себя перебороть.

– Брось, Сереж, - сказал Ор, - это ты сейчас сам себя накручиваешь, ни о чем ты тогда вообще не думал. Я вот ни о чем не думал, пока на берег не выскочил.

– Не вини себя, Сереж, - это уже Вим, - Рель спас всех вас, дав время на то, чтобы добраться до берега. Иначе дванта могла запросто переглотать если не всех вас, то уж половину наверняка. Он поступил как герой… Но не всем нам дано по своей воле оказаться героями.

Сережка еще раз всхлипнул:

– Если бы он выжил, я бы еще смог простить себя.

– Серега, если ты сейчас же не прекратишь себя накачивать, то собирайся, я заберу тебя на "Иглу".

– Я бы хотел остаться здесь до конца.

– Тогда заканчивай это самоистязание.

– Я попробую закончить… Можно мне остаться одному.

Все ребята посмотрели на меня, а я кивнул. И мы вылезли из палатки. Уже снаружи Ор спросил:

– На "Игле" Рэй творит в медицине настоящие чудеса. И даже он не может ничего сделать?

– Даже он… Максимум, что он обещает сделать - это обратить его в малыша и дать шанс прожить жизнь снова, с самого начала. Но это будет уже не тот Рель, которого мы знаем.

Наступал вечер, такой короткий в этих широтах, где Солнце отвесно проваливается под горизонт, уступая свое место звездам, чужим звездам чужой планеты.

Оставив Сережку, я беседовал с Вимом, который подробно пересказал мне все, что произошло в отряде за последние сутки. Потом я спросил у него:

– Я слышал от Рива Альись, что ваша группа собирается самораспуститься. Это так?

– Мы обязаны это сделать. Мы потеряли одного из нас и по правилам не можем больше существовать одним отрядом.

– Этого требует устав?

– Нет, это наши, нигде не записанные правила, единые для всех групп без исключения. Группа, где гибнет хотя бы один человек, самораспускается, не дожидаясь того, когда ее распустят принудительно.

– Релю бы не понравилось, если бы из-за него "Белые Птицы" прекратили свое существование, он жертвовал собой, чтобы спасти других ребят.

– Но его нет… Другие группы объявят его своим вечным членом и попросят его имя для своего названия. Но "Белые Птицы Гэзда" должны прекратить свое существование.

Посреди лагеря горел небольшой костерок. Мы направились к нему, присели на места, которые нам тут же уступили. Ребята у костра молчали, а если и переговаривались, то быстро и шепотом. Вечер быстро переходил в ночь, на небо высыпало все больше и больше звезд, которые почти что и не мерцали, мерцали их отражения в таком спокойном и гладком море.

– Мы видим звезды, которые уже погасли, - сказал кто-то из ребят, невидимый в темноте, - Вселенная помнит о них, и мы их видим. А о людях, которых с нами нет, помним мы, будем помнить, и они живут в нас…

От этих слов у меня в голове словно промелькнула молния. Люди помнят Реля, много людей помнят его. Помнят то, что потеряно им, оно оставило следы, по которым, в конце концов, быть восстановлено. Это нужно немедленно обсудить с Рэем. Немедленно!!!