– Попробую. Иди в спецтренажер, поброди немного по старой Земле. Сделаю там тебе небольшой сюрприз, и будет не до воспоминаний.

– Спасибо, Рэй, но я этого сейчас не хочу.

– Ну что тогда с тобой делать? Могу показать какой-нибудь фильм из тех, что ты видел еще на Дивере.

– Хорошо.

– Тогда выбирай какой.

– Там я видел фильм про мальчишку - звездного капитана. Только кристалл был сколот, и запись шла не с начала, так что названия я не знаю.

– Не помню такого. Опиши содержание.

Я вкратце описал то, что на Дивере смотрел много раз.

– Этого фильма в моей памяти нет, в кристаллотеке корабля тоже… Но почему-то эта история кажется мне смутно знакомой… Не могу точно вспомнить, где и когда, но я ее слышал, это как ложная память… Хотя ложной памяти у меня просто не может быть. Вот что, Вик, мне нужно подумать.

– Но ты обещал отвлечь меня.

– Самое простейшее средство - сон без снов.

– Согласен и на такой вариант.

При помощи Рэя я проспал до следующего утра, и это действительно был сон без всякого намека на сны. И он принес мне облегчение - утром меня не мучили воспоминания, я был самим собой и мог приступить к операции по выводу Сережки из анабиоза.

После завтрака я облачился в легкий скафандр, не одевая пока гермошлем, взял заранее подготовленную тележку с переносным источником энергии и направился в "Помещение для особо важного груза". Там размотав силовой и контрольный кабеля, идущие от тележки, подключил их к разъемам на основании полукапсулы. Убедившись, что аппаратура работает нормально, еще раз посмотрел на Сережку, вздохнул и отключил капсулу от основной аппаратуры и питания. Капсула весила немало, и осторожно положить ее на тележку стоило мне кое-каких усилий. Погрузив же ее, я покатил тележку в медотсек.

Вкатив тележку в операционную, я снова переключил кабеля, передавая управление капсулой уже непосредственно Рэю. Поставив капсулу на пол, я выкатил тележку в коридор, надел гермошлем, плотно закрыл дверь и, включив связь, сказал:

– Я готов.

– Я еще нет. Жди сигнала и выключи связь, - ответил мне Рэй звенящим от волнения голосом.

В это время атмосфера в операционной менялась на инертную, а температура снижалась до низкой температуры анабиоза. В полукапсуле же наоборот производились действия начального этапа вывода из анабиоза - максимум, на что была способна полукапсула. Прошло наверно не меньше часа, прежде чем Рэй высветил сигнал готовности.

Действовать мне было нужно быстро и точно. Я быстро вскрыл капсулу, быстро и осторожно освободил Сережку от ее аппаратуры, подхватил его неестественно твердое и неподвижное тело и поместил на основание переоборудованной полной капсулы. Рэй тут же опутал его манипуляторами, моя же часть работы была на этом закончена, все оставшееся должен был сделать Рэй. Но до определенного момента я не мог покинуть операционную, не нанося при этом вреда Сережке, здесь не было шлюза. Но и смотреть на то, как происходит оживление, я тоже почему-то не мог. И я сел прямо на пол, повернувшись лицом к двери, и принялся наблюдать за индикаторами скафандра, показывающими изменения температуры и газового состава в операционной. При этом я ровным счетом ни о чем не думал.

Я еле-еле дождался того момента, когда мне стало можно выйти, и без какого бы то ни было промедления, покинул операционную. В контрольной я освободился от шлема.

– Рэй, ну как? - к этому моменту я не имел ни малейшей информации о ходе оживления.

– Плохо, - после короткой паузы одним словом охарактеризовал ситуацию Рэй и тут же выдал подробную информацию на ожившие экраны.

Да, действительно было плохо, предельно плохо. Сережка умирал, так и не успев проснуться, и Рэй изо всех сил боролся за его жизнь, прибегая и к таким мерам, которые можно было бы назвать крайними. Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, разрывая кожу, но так и не почувствовал боли. Я ничего не мог сделать, ничем не мог помочь. Я мог только наблюдать и призывать на помощь высшие силы, в существование которых никогда не верил.

Два часа сережка находился на грани между жизнью и смертью и эти два часа были для меня мучительными. Потом равновесие начало сначала медленно, а потом все быстрее смещаться в сторону жизни. Еще несколько часов длится операция. Постепенно все физиологические параметры стабилизируются, приходят в норму. И мы с Рэем уже можем облегченно вздохнуть. Первым это делает Рэй.

– Кажется, пронесло. Он будет жить.

– Это уже ясно, но вот как с личностью?

– Будет в порядке, гарантирую… Правда не исключена возможность потери памяти о последних часах перед погружением в анабиоз.

– Если часы, то это не страшно.

– Вик, можешь мне не верить, но сам я, кажется, начинаю верить в чудеса. В критический момент у твоего братишки был только один шанс из миллиарда на благополучный исход…

– Не может же судьба быть вечно зла ко всем нам.

– Этого нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Можно только верить или не верить в судьбу.

После паузы я спросил:

– Когда будем будить следующего?

– Извини конечно, но следующего не будет.

– Почему?

– Вита-излучатели вышли из строя. Нам их здесь не починить, и новых не сделать…

– Так значит тебе удалось вытащить Сережку без витеров?

– К счастью они отказали не в самом начале… Сам ведь сказал, что судьба…

– Может быть… Хорошо что хоть сейчас со мной будет Сережка… Он наверно не узнает меня.

– Я не думаю, что ты так уж сильно изменился, если скажешь - узнает.

Я пощупал рукой жидкую бороденку у себя на подбородке:

– Мне кажется, что он все предчувствовал заранее. Помнишь, я тебе рассказывал о его сне.

– И этого исключить нельзя. Предчувствие - это одно из не до конца объясненных явлений, которыми окружен человек…

– Когда он придет в себя? - я кивнул в сторону операционной.

– Он здоров, но будет лучше оставить его в состоянии сна хотя бы до вечера.

– Ну что же, до вечера, так до вечера.

– Но лучше, чтобы ты забрал его отсюда прямо сейчас.

– Хорошо, заберу.

Я вошел в операционную и на несколько секунд замер. Сережка показался мне необычно маленьким по сравнению со мной - это я стал по сравнению с ним полностью взрослым. И все-таки это был тот самый Сережка, которого я помнил с того самого дня, как он родился - двенадцать лет. Тот самый Сережка, с которым мы играли в диверианском лесу, с которым в подземном поселке хотели увидеть живое солнце. Тот самый Сережка, который был и остается моим любимым братишкой.