А когда мы уже выбрались из душа, я понял, что координация движений вернулась ко мне если и не полностью, то большей частью. Сейчас я не удержался и посмотрелся в зеркало.

Оттуда на меня посмотрел хорошо знакомый, когда-то полузабытый, а сейчас снова ярко о себе напомнивший мальчишка с голубыми глазами, слегка вздернутым носом и легкой улыбкой на губах. Вот только мускулатуры стало немного поменьше, чем у прежнего Вика с Дивера, да еще волосы остались бесцветными (говорить, что полностью седыми - было сейчас неуместно и даже нелепо). Сережка заметил, что я рассматриваю, и, слегка усмехнувшись, сказал:

– Рэй оставил тебе этот цвет на память о том, что с тобой было, так он сам сказал, но, по-моему, ему было просто неохота возиться с такими мелочами. К тому же я думаю, что этот цвет тебе неплохо подходит.

– А что, совсем неплохо, я тоже так считаю.

– Только вот стрижка - три недели от нуля, - Сережка намекал на то, что волосы у меня представляли собой короткий ежик.

– Ничего, вырастут, и притом довольно быстро.

– Ладно, вытираемся, одеваемся и идем завтракать, нет, точнее уже не завтракать, а обедать.

Как оказалось, Рэй уже приготовил для меня одежду по моему новому размеру. И это оказалась не форма, а тренировочный костюм черного цвета, сильно оттеняющий мою бледность. Но я, как ни странно, остался его выбором даже доволен.

На обед у меня оказалось только одно блюдо - совершенно безвкусный коллоид, но тем не менее я съел его с удовольствием и даже попросил добавки, в которой Рэй мне оказал. После еды мы с Сережкой немного отдохнули, а потом он буквально заставил меня заняться тренировками.

– Вот посмотришь, я тебя загоняю, - бросил он мне вызов, который я естественно принял:

– Еще посмотрим кто кого.

– Посмотрим.

Я, несмотря на перенесенную операцию, а по правде наверно благодаря ей, чувствовал себя прекрасно и был полон сил. Но и Сережка, хоть и младше он меня, был тоже с Дивера, а значит крепким парнем. В общем, к вечеру мы загоняли друг друга почти до полного изнеможения. Но от этого сделались веселыми, быстро проглотили ужин и, подтрунивая друг над другом, направились в мою каюту. Но едва мы переступили порог, Сережка сделался серьезным, что правда не помешало ему развалиться на моей кровати, а мне расположиться рядом.

– Вить, тут за те сорок дней, что тебя не было, Рэй мне много рассказал и показал. Вот эти ребята-латяне, что были здесь, они ведь все нормальные люди, получше многих, с кем мне приходилось общаться.

– С плохими я и не стал бы сближаться.

– Да я не об этом… Ведь наверняка хоть кто-то из них остался жив.

– Я хочу в это верить. Но после всего, что произошло на этой планете, это стало маловероятным.

– Ну а я так не считаю.

– Не знаю я, Сереж… Вот сейчас мне показалось, что хоть это и маловероятно, но они живы. Но…

– Что но?

– Рив обещал, что если все будет хорошо, он обязательно найдет меня. А он не такой человек, который мог бы дать пустое обещание.

– Ты думаешь, что так просто найти укрытый в коконе корабль?

– Рив это уже проделывал однажды.

– Нужно просто выйти из кокона и все проверить.

– Нужно, обязательно нужно. Но я все еще боюсь.

– Увидеть худшее?

– И это тоже… Боюсь за "Иглу" и за тебя, Сережка, тоже боюсь.

– Ну уж за себя я как-нибудь побоюсь сам… Ну даже если эти самые вакцы победили, ну ведь можно же найти и нормальных людей. Хотя бы тех, кто о тебе знает.

– Они уже пожилые люди, - Сказал я, ловя себя на том, что не добавил при этом слов: "Если они живы".

– Вот еще, разве в шестьдесят лет - старики.

– Им всем уже за семьдесят - восемьдесят… А знаешь, чего я сейчас боюсь больше?

– Того, что выйдя из кокона, мы тотчас же окажемся под прицелом, если не под огнем.

– Угадал. Поэтому поспешно рисковать я не намерен.

– А чего нам еще ждать и сколько мы сможем ждать?

– И это тоже так.

– Но ты просто не можешь решиться. Не подумал бы, что трус может стать звездолетчиком.

Вообще-то в ответ на эти слова мне полагалось или обидеться или оправдываться, но я отлично знал, что с Сережкой такие штучки не пройдут. И я на него не обижался, но и не заметить этих слов тоже было нельзя. Я повернулся, быстрым движением прижал Сережку к кровати и тут же устроился на нем верхом, требуя немедленной капитуляции. Но Сережка сумел извернуться, и я вместе с ним загремел на пол. Сережка не желал сдаваться и вовсю пользовался тем, что я еще не полностью оправился после операции, и мы получались почти что равны по силам. Но минут через пять этой возни я все-таки одержал верх, и Сережка со смехом принял свое поражение, но почти тут же сказал:

– Этим ты хочешь сказать, что ты все-таки не трус?

Усмехнувшись, я взлохматил ему волосы:

– Да, я трус, ну и что из этого. Хотя правильнее это назвать немного не так. Я боюсь снова подвергать опасности то, за что я отвечаю.

– Я всегда думал, что звездолетчики не должны ничего бояться.

– Я тоже думал так когда-то. Но теперь не думаю, а знаю, что тех, кто не боится ничего, нельзя и близко подпускать не то что к звездам, но и к другим людям.

Я поднялся, поправил на себе костюм, посмотрел на Сережку, который сейчас глядел на меня немного виновато.

– Извини, - сказал он.

Я ничего не ответил, а только протянул ему руку. Сережка ухватился за нее, а я, потянув, поставил его на ноги. Потом подтолкнул его в сторону кровати. Сам же сел в кресло:

– Вот что. Из кокона мы выглянем через десять дней - местных полмесяца. Из них пять первых дней - отдыхаем и немного готовимся, а пять последних - готовимся и немного отдыхаем. Понятно?

– К чему готовимся?

– К тем неприятностям, которых вполне можно ожидать.

– А почему первые пять - отдыхаем?

– Потому что я так хочу. Ко мне как-никак вернулось детство, и я хочу этим насладиться, насколько возможно.