По преданиям науа, именно на севере находились семь пещер, откуда вышли все месоамериканские народы. Эти мифические семь пещер (Чикомозток) породили у испанцев другую легенду, светящуюся манящим блеском драгоценных камней и серебра, – предание о сказочных семи городах Сиболы. Вице-король был в числе тех, кто верил в нее. Единственной целью завоевания севера были поиски знаменитых изобилующих серебром городов. Мендоса нашел себе компаньона в лице францисканца Маркоса де Ниса, недавно приехавшего из Перу. Отважный путешественник выступил в поход 7 марта 1539 года из Кулиакана на северо-западе Мексики, но уже через шесть месяцев вернулся в Мехико. Очевидно, что за столь короткий срок совершить описанную им одиссею было просто невозможно,[231] но его романтический рассказ, полный описаний вымышленных богатых городов, очаровал вице-короля. Мендоса отдал приказ Франсиско Васкесу де Коронадо, преемнику Гусмана и Переса де ля Toppe на посту губернатора Новой Галисии, снарядить уже настоящую экспедицию к Сиболе. В начале 1540 года Коронадо отправился исследовать неведомые земли севера.

Все это не могло понравиться Кортесу. Поскольку Новая Галисия входила в Новую Испанию, генерал-капитаном которой он являлся, то именно ему принадлежала монополия на все военные операции. Эрнан оспаривал законность экспедиции, которую Мендоса предпринял без его предварительного согласия. Сомнительно, чтобы в пятьдесят пять лет Кортес желал принять личное участие в завоевании северных чичимекских территорий, скорее это был вопрос принципа. Сибола открывала брешь в его империи и задевала его интересы. В действиях Мендосы чувствовалось нечто большее, чем простое пренебрежение формальностями.

Четвертая причина ссоры получила самое жестокое выражение. Завидуя морской империи Кортеса, Мендоса решил установить собственную монополию на тихоокеанскую навигацию. 8 июля 1539 года Кортес отправил в Калифорнию четвертую экспедицию. Из Акапулько вышли три корабля под командованием Франсиско де Уллоа с заданием продолжить исследование Калифорнии и найти Диего Хуртадо де Мендоса, пропавшего в 1532 году. Хотя один корабль, сильно потрепанный штормом, был вынужден повернуть назад, два других достигли Санта-Круса. Старый форт Кортеса сожгли индейцы. Уллоа тщательно исследовал весь Калифорнийский залив (сегодня море Кортеса) до устья Колорадо. Затем, обогнув мыс Сан-Лукас, он прошел вдоль западного побережья Нижней Калифорнии до Кедрового острова, на котором высадился 20 января 1540 года. Уллоа провозгласил присоединение всех открытых земель к испанской короне, и его шкипер нанес на бумагу первую в истории карту Калифорнии. Достигнув широты современного Сан-Диего, капитан повернул в обратный путь.

Пока Уллоа плавал, Мендоса нанес Кортесу неожиданный удар. В конце августа 1539 года без какого-либо позволения со стороны Карла V вице-король объявил об установлении собственной монополии на морское сообщение в Южном море и получении на этом основании в частное владение всех портов на побережье. Морские верфи Тегуантепека были секвестированы.

Всех людей Кортеса, работавших в порту, плотников и моряков арестовали, а корабли конфисковали. Это было не просто проявлением взыгравшей алчности, а настоящим объявлением войны маркизу. Мендоса вышел за пределы закона и продемонстрировал, что его власть основана исключительно на силе. Первое время Кортес надеялся уладить дело, послав эмиссаров ко двору. В октябре защищать его интересы перед королем и Советом Индий отправились трое его доверенных лиц. Но кризис оказался серьезнее, чем предполагал Кортес, и в ноябре он решил вернуться в Испанию: ему снова предстояло объясняться с королем, который один только мог восстановить справедливость.

Когда флагманский корабль экспедиции Уллоа вернулся в Сантьяго-де-Колима, первого же матроса, ступившего на берег, немедленно арестовали. Экипаж снова вышел в море и попытался укрыться в Гуатулько, но и там порт захватили войска вице-короля, а команда была взята в плен. Кортесу нанесли невыносимое оскорбление. На этот раз душевные раны не могли затянуться.

Эрнан оставил донну Хуану в ее доме в Куэрнаваке вместе с дочерьми. С собой он взял двух сыновей – Луиса и Мартина. Старший сын остался при дворе еще в 1530 году, поступив на службу к принцу Филиппу. Кортеса, как и всегда, сопровождал Андрее де Тапиа. В этот раз его эскорт уже не был столь пышным, как в былые времена. Конечно же он путешествовал с достойной свитой, но внешний блеск уже не интересовал его. Время играло против него; Кортесом овладевало то бешенство, то глухое отчаяние.

В феврале 1540 года Кортес прибыл в Испанию. Страна находилась в глубоком кризисе. Император был в трауре: его супруга Изабелла Португальская скончалась от родов в Толедо 1 мая 1539 года. Самого Карла не было в стране: он воспользовался перемирием с Франциском I, чтобы подавить мятеж во Фландрии, пройдя по территории Франции. Даже его родной город Гент не избежал кровавых репрессий. Император был банкротом: несмотря на золото и серебро Перу, принявшей эстафету у Мексики, испанская казна снова оказалась пустой. Император был осажден со всех сторон: Венгрия подвергалась атакам Сулеймана, а турецкий флот угрожал навигации в Средиземном море.

Маркиз вернулся в Испанию «богатым и со свитой, но скромнее, чем в прошлый раз», сообщает Лопес де Гомара.[232] Его приняли неплохо. Он был вхож в Совет Индий, куда его неоднократно приглашали объяснить положение дел. Кортес мог рассчитывать на дружбу председателя Совета Гарсии де Лоаиса, кардинала Сигуэнцы. В Мадриде он жил в домах командора Кастилии. Франсиско де лос Кобос, королевский секретарь и муж красавицы Марии де Мендоса, был внимателен и даже предупредителен. Кортес составил жалобу, в которой изложил все обиды, нанесенные ему вице-королем Мендосой. Конфискация пяти кораблей в Тегуантепеке была уголовно наказуемой, так как являлась чистой воды воровством, но главное, что она нанесла чувствительный удар по финансам маркиза. Кортес вложил все свои средства в освоение Южного моря, и забрать его корабли значило лишить его состояния. Вместе с делом о двадцати трех тысячах вассалов и экспедициями к Сиболе материалов для расследования было предостаточно, о чем Кортес говорил спокойно, но твердо.

Но лицемерие не сказало еще своего последнего слова. Придворные шаркуны, обещая помощь, намекали, что его собственное дело еще не закрыто. Все знали, что его дело было сфабриковано и не подкреплялось надежными доказательствами. Можно ли всерьез подозревать Кортеса в поощрении каннибализма или уклонении от строительства церкви? Или обвинять в развязывании войны, ссоре с первой женой Каталиной Хуарес или противодействии экспедиции Нарваеса? Этот процесс был нужен, чтобы держать Кортеса на поводке и ослабить то влияние, которое он продолжал оказывать на всю Новую Испанию.

Как и ожидал маркиз, вскоре после его отъезда на северо-западе Мексики вспыхнуло восстание индейцев. Мятеж Микстона вынудил Мендосу обратиться к ветерану конкисты и специалисту по силовым действиям Педро де Альварадо. Но 24 июня 1541 года испанцы потерпели чувствительное поражение на севере Гвадалахары. Гватемальский аделантадо пал на поле брани,[233] и вице-королю пришлось самому отправляться на земли чичимеков во главе пятидесяти тысяч науа, призванных в войско по этому случаю. Бои велись полгода и нанесли тяжелый ущерб западным территориям.

Васкес де Коронадо со своей экспедицией до 1542 года колесил по северной Мексике и современному юго-западу Америки. Он открыл Скалистые горы, рио Колорадо, Большой каньон, Нью-Мексико и Аризону, вступил в контакт с индейцами Зуньи и Пуэбло. На своем пути он встречал только бескрайние пустыни, где гуляли ветер и стада бизонов. Сибола и Квивира оказались мифом.