Как и во времена конкисты, Кортес нашел пристанище в Тласкале. Его возвращение было встречено с сердечной теплотой. Но это была лишь временная остановка. Как и в 1520 году, ему предстояло отправиться на штурм Мехико. Кортес следовал тем же путем, которым шел десять лет назад. В Текскоко он нашел францисканцев, оставивших Мехико после дела Льерена – Ангуло. Отчаявшиеся индейцы призывали Кортеса провозгласить в Текскоко вторую, альтернативную столицу, где было бы создано легальное контрправительство, способное противостоять членам Аудиенции. Дельгадильо и Матиенсо весьма серьезно отнеслись к такому повороту событий и начали разворачивать артиллерию, чтобы остановить возможное наступление на Мехико союзников Кортеса. Для успокоения ярости членов Аудиенции Кортес направил к ним парламентера епископа Тласкалы доминиканца Хулиана Гарцеса. Пушки вернулись в арсеналы, но два отставленных тирана издали декреты, запрещавшие индейцам оказывать даже малейшую поддержку Кортесу и его сторонникам. Так они намеревались выбить почву из-под ног соперника.

Можно спорить об эффективности этого демарша, предпринятого дискредитированным правительством несколько месяцев спустя после своей отставки. Но свита маркиза дель Валле тяжело переносила эту необъявленную войну и осадное положение. Впоследствии Кортес обвинял членов Аудиенции в гибели половины своих людей. Более двухсот человек не вынесли «голода и лишений». В любом случае прием, оказанный Кортесу, жестоко обманул ожидания его юной супруги и окружения. В октябре-ноябре 1530 года за время вынужденного затворничества в Текскоко конкистадор понес тяжелые утраты: скончалась его мать, так и не успевшая узнать и полюбить Мексику, умер первенец Хуаны, родившийся в этом индейском городе, сын Луис – шестой ребенок Кортеса. Младенцу было всего несколько недель. Он был похоронен подле своей бабки в францисканском монастыре Текскоко.

В довершение свалившихся на него напастей Кортес узнал по дороге в Тегуантепек, что пять построенных им в 1528 году и готовых к плаванию кораблей были уничтожены по приказу Нуньо де Гусмана. Эта была тяжелая потеря как в финансовом, так и во временном плане. Сколько еще усилий потребуется приложить для того, чтобы проект исследования Южного моря из мечты стал реальностью?! Все приходилось начинать с нуля. И как Кортесу только удавалось сохранять присутствие духа, когда все, казалось бы, складывалось против него?

9 января 1531 года в Мехико Дельгадильо и Матиенсо передали свои полномочия членам новой Аудиенции. Тех было четверо: Васко де Кирога, Франсиско Цейнос, Алонсо Мальдонадо и Хуан де Салмерон. Назначенный председателем епископ Санто-Доминго в очередной раз перенес дату своего приезда в Мексику. Но это не помешало членам новой Аудиенции приступить к исполнению своих обязанностей. Эти царедворцы знали ужасающую действительность и должны были восстановить престиж испанской короны.

Поначалу Кортес был рад решительности новых властей. Прежние тираны Дельгадильо и Матиенсо были заключены под стражу, и их ожидало судебное расследование. Впрочем, радоваться маркизу дель Балле оставалось недолго. Очень скоро, уже в конце января, он убедился, что имеет дело с людьми, не расположенными делить свою власть с кем бы то ни было, в том числе и с бывшим хозяином Новой Испании. Они, возможно, имели на сей счет вполне конкретные указания. Но нельзя исключать и то, что природа человека взяла свое и власть хмелем ударила в голову новых чиновников.

Первые сомнения закрались в душу Кортеса, когда через несколько дней после прибытия членов новой Аудиенции он передал в суд большое количество жалоб на Нуньо де Гусмана, но те, по-видимому, и не собирались начинать преследование беглого бывшего председателя, укрывшегося на северо-западе Мексики со значительными силами. Вопреки ожиданиям, варвар Нуньо де Гусман, черный ангел конкисты, пользовался покровительством власти на местах. Зато новая Аудиенция очень оперативно занялась детальным рассмотрением всех владений, пожалованных Кортесу год назад. Дело с домом Кортеса в Мехико было всего одной из засад, устроенных Аудиенцией на пути конкистадора. Вынужденный уступить свой дворец в Мехико новой команде, маркиз должен был еще и отстаивать свое право на компенсацию. Но проблема не относилась ни к недвижимости, ни к финансам: если членам Аудиенции и потребовалось занять дом Кортеса, то лишь для того, чтобы выжить его из столицы Новой Испании, удалить от власти и не позволить препятствовать функционированию административной машины, насаждаемой Испанией.

Кортес все понял и примирился с мыслью оставить Мехико. Его выбор пал на Куэрнаваку, где для него был построен дворец по образцу замка Диего Колумба в Санто-Доминго. Своего рода дворец вице-короля, но парапет с бойницами на крыше напоминал, что это дом главнокомандующего. Кортес поселил Хуану в Куэрнаваке, сам изредка наезжал в Мехико, но никогда не останавливался там надолго. Мудрость, пришедшая с годами, – ему было уже сорок пять, – подсказывала жить ближе к природе, искать покоя в кругу семьи и друзей среди великолепия тропического леса, в царстве вечной весны. Он ни в чем не нуждался и был счастлив жить в Мексике, на земле, которую любил всем сердцем.

Но у членов Аудиенции был свой взгляд на вещи. Не довольствуясь устранением Кортеса с политической арены, они вознамерились лишить его поместий и доходов. С этой целью они начали подсчет пресловутых двадцати трех тысяч вассалов, которые были пожалованы конкистадору Карлом V «в знак доброго расположения и милости в полное и вечное владение». Учет вассалов, предпринятый с мая 1531 года, был не абсурдным бюрократизмом, как это иногда представляют, а самым настоящим покусительством на маркграфство Кортеса. И почему губернатор потребовал от короля даровать ему такую внушительную территорию? Конечно же с целью вывести ее из-под прямого подчинения короне. Он требовал себе право гражданского и уголовного суда над своими вассалами – жителями этих земель, чтобы иметь возможность развивать в своих владениях формы социальной и экономической организации, о которых не переставал мечтать. По замыслу Кортеса, его маркграфство должно было стать государством в государстве, и статус частной собственности, распространенный на поместья и крепостных, позволял ему основать, хотя и в меньшем масштабе, ту независимую Мексику, которую он не сумел создать на всей территории Новой Испании. Очевидно, что его тайные планы не укрылись ни от короля, ни от его советников. Но ответный удар был нанесен не сразу. Первый раунд выиграл Кортес. Он привел веские аргументы и в полной мере воспользовался поддержкой своих покровителей. Но стоило маркизу отбыть в Новую Испанию, двор немедленно приступил к процедуре изъятия всех пожалованных ему имений и поискам средств скрытого противодействия Кортесу. Корону и Эрнана по-прежнему разделял железный занавес. Но на этот раз конкистадор уже был не в силах продолжить борьбу. Он предпочел бы отступить.

При создании маркграфства дворцовые службы занесли в реестр двадцать два индейских города – пуэблос. К каждому пуэбло приписывалась тысяча «вассалов». Вместе с Мехико, к которому придавалась дополнительная тысяча вассалов, пришли к дутой цифре в двадцать три тысячи. Естественно, эти расчеты были полностью лишены здравого смысла. По королевской дарственной от 6 июля 1529 года под юрисдикцию Кортеса переходило не меньше двух миллионов человек. В демографических масштабах Мексики что могли значить какие-то «двадцать три тысячи вассалов»? Вопрос о том, кого считать вассалом – всех жителей пожалованной губернатору территории, по мнению членов Аудиенции, или только глав семейств, плативших подати, как предлагал Кортес, – был надуманной проблемой. Если взять только глав семей в одном Куэрнаваке, их уже насчитали бы много больше двадцати трех тысяч. Сам подсчет индейцев на землях, пожалованных Кортесу, говорил о том, что корона хотела отнять у него левой рукой то, что сама подарила правой.