— Есть, мой Господин, и он вам известен.

Вольдеморт нахмурился.

— А не слишком ли сложно, Люциус?

— В вас наблюдается какая-то непонятная мне нелюбовь к сложностям, — недовольно заметил Малфой. — Вот ваш простой план — он сработал?

— Он был сложный, — с улыбкой возразил Лорд. — Ладно, действуй. Ты подготовил Фуджа?

— Да, Господин. И мне нужна палочка Поттера.

— Ах, да, — Вольдеморт вытащил палочку из кармана робы. — Да, кстати, — он повертел ее в руках, — мне пришла в голову мысль, что две жизни на счету у мистера Поттера — серьезнее, чем одна…

Люциус взглянул на Лестранга. Словно почувствовав, что стал центром внимания, юноша вскинул голову — и встретил глазами кончик палочки, нацеленный ему в лоб.

— Авада Кедавра!

Мертвое тело рухнуло на ковер, в очередной раз вызвав у Люциуса брезгливую гримасу.

— Грустно — не получить перед смертью то, чего хотел больше всего на свете, — притворно вздохнул Вольдеморт.

— Вашими молитвами, Господин, — насмешливо отозвался Люциус. Вольдеморт кинул острый взгляд на зарвавшегося слугу, но ничего не сказал.

Тьма немного поблекла, из непроглядного мрака став обычной ночной темнотой. Луна, струясь лучами сквозь древесные стволы, превращала снег в россыпь мелких бриллиантов, и кто-нибудь романтически настроенный мог бы сказать, что это небесные алмазы — звезды — разбились на тысячи осколков, растерлись в пыль и украсили собой черную землю. Грустно и прекрасно, сказал бы этот романтик, так же грустно и прекрасно, как держать на руках своего умершего возлюбленного, чьи волосы струятся, как лунный свет между деревьями, чья кожа бела и сияет, как снег, отражающий луну, чью глаза светлы и холодны, как звезды.

Но Гарри Поттер не был настроен романтично.

Ему понадобилось не больше минуты, чтобы придти в себя, когда последний подарок Лестранга — портключ в виде цепочки с серебряной змейкой-кулоном — перенес его из столовой в Имении Малфоев на опушку Запретного Леса. Сжимая в руках ставшего очень тяжелым Драко, Гарри пытался уловить хотя бы призрак дыхания или пульса, но все было тщетно. И кровь уже не текла из кошмарной раны на шее.

— Драко… — шептал Гарри, почти прижимаясь ртом к холодным губам возлюбленного. — Драко, прекрати это…

Драко, пожалуйста, не смей умирать!..

Он попытался встать, и встал, и даже смог сделать несколько шагов, держа Драко на руках, но тот был слишком тяжел, а Гарри не мог, просто не мог волочить его по снегу, как мешок.

Он позволил себе отдохнуть не больше чем полминуты; потом снова встал, пошатываясь под тяжестью неподвижного тела (Драко, Драко! Не смей называть его телом, не смей даже думать об этом!..) и сделал еще несколько шагов. Он бы хотел идти дальше; он бы хотел донести Драко до больничного крыла, или до Снейпа, словом, до того, кто мог ему помочь, но он не мог! Он хотел двигаться дальше даже больше, чем год назад, когда он заставлял собственное измученное, избитое тело жить, ползти…

— Да иди же!.. — тихо зарычал Гарри сам на себя. — Иди же, чтоб тебя…

Но тело его было слишком слабо, и он вновь опустился на снег. Он не мог идти, а Драко умирал…

— Кто-нибудь… пожалуйста… — прошептал Гарри в темноту. — Кто-нибудь… да помогите же…

И, словно в ответ на его просьбу, в лесной тьме вспыхнули две зеленые точки, и Гарри понял, что вот это уже точно конец. Оборотни. Привлеченные кровью.

Снег захрустел под мощными лапами; животное приближалось, но не стремительно, просто бегом; потом раздался радостный лай, и черное мощное тело опрокинуло Гарри в снег.

— Сириус!

— Дьявол, Гарри! — крестный стоял рядом с ним на коленях, пытаясь задушить Гарри в своих объятиях. — Что, черт возьми, произошло?! Вся школа на ушах, Дамблдор…

— Сириус! — перебил его Гарри. — Он умирает, его надо срочно в больницу, срочно, Сириус!

Анимаг на зависть легко подхватил Драко одной рукой, другой нащупывая пульс.

— Гарри, — прозвучал его голос мгновение спустя. — Он уже умер.

Гарри вскинул голову на чудовище, которое только что произнесло эти слова. Смутно ему помнилось, что он за что-то вроде бы уже ненавидит Блэка. Но это…

— Ты… — произнес он, чувствуя, что ненависть раздирает его изнутри, как звериные когти. — Что ты несешь?! Как он может умереть?!

— Он умер, Гарри! — произнес Сириус с жалостью и сочувствием в голосе, и от тона его ненависть еще сильнее скрутила Гарри.

— Ты не понимаешь! Я же жив! Черт! — Гарри едва не ударил Сириуса, но тот держал на руках Драко и был единственной надеждой. — Помоги ему!

— Гарри, ему уже нельзя помочь!

— Отнеси его в больничное крыло! — закричал Гарри во всю силу легких. — Просто отнеси его!

Сириус вздохнул.

— Да, Гарри. Как скажешь.

— Успокоительное, Поппи.

Мадам Помфри, шмыгнув, приняла из рук Снейпа склянку, но прежде, чем отнести ее миссис Уизли, отхлебнула сама. Господи, подумал Снейп, она уже выпила столько валерьянки, что должна быть спокойнее Будды…

Миссис Уизли тихо, не переставая, стонала сквозь стиснутые зубы; когда мадам Помфри подошла к ней с успокоительным, она не подняла головы.

— Молли, милая… — Минерва МакГонагалл, всхлипывая, обняла миссис Уизли за плечи. — Выпей, пожалуйста, станет полегче…

"Станет… Ага, станет…"

Снейп окинул взглядом больничное крыло. Место скорби. На нерасстеленной кровати лежит Рональд Уизли, рядом сгрудилась вся его семья, кроме Билла Уизли, который, как наиболее хладнокровный и деловой из всех, аппарировал, чтобы заняться организацией похорон. Странно, а всегда казалось, что самый собранный в этом семействе — Перси Уизли, лучший ученик, староста школы. Сидит, не отрывая глаз от лица умершего брата, кажется, даже не моргает, и даже не поймешь, кто из них живой, а кто мертвый.

Профессор зельеделия машинально отметил собственную циничность.

Артур Уизли сидит в изголовье сына. Остатки его рыжих волос за одну ночь стали белыми. Близнецы… Один уткнулся лбом в руку Рона и плачет уже несколько часов подряд. Второй обнимает первого за плечи; выражения его лицо сейчас не видно Снейпу, но он знает — этот мальчик не плакал. Его только трясет мелкой дрожью, а иногда он вдруг принимается тихо выть, как воют он невыносимой боли и еще от невыносимых мыслей. И тогда младшая из скорбящих, Джинни Уизли, отнимает ладони от покрасневших глаз и смотрит на него с ужасом и жалостью.

Но всего страшнее смотреть на мать… Снейп вздрогнул, как от внезапно холода. Как это говорит Сольвейг в таких случаях? Прошлись по моей могиле… Сколько он видел похорон, смертей, скорбей, и все не может привыкнуть к виду матери, которой приходится хоронить сына.

А напротив миссис Уизли — Гермиона Грейнджер. Она, как и Перси, смотрит неотрывно на лицо своего друга, и, как миссис Уизли, не плачет.

Минерве наконец удалось напоить миссис Уизли успокоительным, и она подошла к Снейпу.

— Северус, по-моему, им всем не повредит валерьянка.

— Как и вам, — заметил Снейп.

— Это ужасно! — МакГонагалл всхлипнула. — Бедный мальчик… Что же там все-таки произошло, хотела бы я знать?..

— Не имею представления, — ответил Снейп. МакГонагалл метнула короткий взгляд в угол палаты, где сидела, скорчившись на стуле, еще одна участница драмы; Снейп, заметив этот взгляд, мгновенно вышел из себя.

— Не вздумайте донимать ее! Она уже все сказала! Не каждый день ребенок находит мертвые тела в коридоре, знаете ли!

— Да что вы, Северус! — МакГонагалл даже попятилась, слегка шокированная неожиданной вспышкой Снейпа.

— Никто и не думал…

— Отлично! — взмахнув мантией, Северус развернулся и направился к своей воспитаннице.

Девочка подняла на него огромные глаза.

— Я во всем виновата…

— Как всегда, — скупо улыбнулся Снейп.

— Не смейся… Ты знаешь, о чем я…

— Сольвейг, — с легким раздражением сказал Снейп, — если только не ты наслала на него Авада Кедавру, то ты ни в чем не виновата, могу тебя уверить. Ради Бога, иди спать!