— Что же еще? — Вольдеморт задумчиво отпил шампанского. — Ах, вот… Гарри! Твой бокал пуст.

Гарри с удивлением обнаружил, что когда-то успел выдуть свое шампанское. Вольдеморт улыбнулся.

— Драко, обслужи гостя.

Не говоря ни слова и не меняясь в лице, Драко налил Гарри шампанского, подождал, пока пена немного осядет, и долил еще.

— Спасибо, — тихо сказал Гарри. Из ниоткуда нахлынуло мучительное возбуждение, смыв все, что Гарри должен был чувствовать к Драко сейчас; захотелось целовать запястье тонкой руки, что сжимала бутылку, чувствуя губами, как бьется пульс, захотелось взять эти бледно-розовые губы своими и целовать до крови… И одновременно горько-сладкая, почти невыносимая нежность охватила его сердце. Он смотрел на лицо Драко, замечая только сейчас синяки, и разбитую губу, царапину на лбу, и темные следы грубых пальцев на запястьях… Гарри начинал догадываться, к чему идет разговор; он начал понимать, что от него потребуют и что предложат взамен. И с ощущением, что мир катится в тартарары, он понимал, что сделает все, лишь бы увезти Драко из этого дома.

— Посплетничаем еще? — продолжал тем временем Вольдеморт. — О присутствующих… — он улыбнулся Гарри, и тому показалось, что Черный лорд читает его мысли. — Люциус Малфой, — произнес он, и хозяин дома поклонился с насмешливой учтивостью. — Забавы почти невинные. Господин Малфой всегда отличался повышенно нежными чувствами к маленьким мальчикам. От восьми и примерно до четырнадцати лет. Не старше, хотя некоторым делаются исключения. Предпочитает блондинов — должно быть, особая форма нарциссизма. Между прочим, магглы считают, что подобные вещи передаются по наследству. И есть еще один пример, который убедительно доказывает эту точку зрения, — Вольдеморт наклонился к Гарри и, интимно накрыв его руку своею — Гарри едва не вывернуло, когда холодные пальцы, похожие на паучьи лапы, коснулись его кожи, — негромко заговорил: — У меня была одна знакомая. Все звали ее мисс Паркер — у нее не было имени. Люциус, кстати, ее знает — они учились вместе. Эта дама отличалась особой формой вуайеризма. Она очень любила моделировать ситуации, незаметно сводить людей и наблюдать, что из этого получится. Так вот, у этой дамы есть дочь…

— Черт! — внезапно выкрикнул Драко, схватил свой бокал и запустил им в стену. И замер, уронив голову на руки и содрогаясь всем телом.

— О, — усмехнувшись, Вольдеморт выпрямился и откинулся на спинку стула, — до мистера Малфоя-младшего наконец-то дошло. Девочка эта нашла как-то в доме у своего приемного отца очень древнюю книгу заклинаний, где нашла упоминание о давно интересующем ее предмете — чарах Словоключа. Об этом заклинании точно ничего не известно — официальная версия гласит, что Словоключ абсолютно меняет суть человеческих чувств. Наверное, девочку очень интересовало, что будет, если применить это заклинание к двум злейшим врагам. В одного из них она, правда, была тайно влюблена, но в силу наследственных привычек просто не умела любить, ей было интереснее наблюдать за любимым предметом, как натуралисты наблюдают за излюбленным растением или животным.

Гарри не смел поднять глаза на Драко. Заклинание! Все, что было — все его счастье, все муки — не более, чем действие какого-то дурацкого заклинания! И на самом деле они по-прежнему ненавидят друг друга — просто чары заставили их думать и чувствовать наоборот. И опять, словно читая его мысли, Вольдеморт произнес:

— Зачем размышлять о природе и причине чувств, Гарри? Чувствам надо отдаваться. Мой друг Люциус со мной не согласен — он считает, что чувства свои надо подавлять и жить исключительно разумом. Зачем?

Это путь к скуке, одиночеству и бессмысленности бытия. Если рассуждать логически, кому и зачем нужна власть над миром? Это так хлопотно. Но если отдаться своим чувствам — тогда это обретает смысл. Для человека, влюбленного во власть, нет ничего желаннее, чем власть над миром, власть абсолютная. И неважно, имеет ли это смысл.

Гарри поднял глаза на Темного Лорда, пораженный его вдохновенным тоном. Он вдруг поймал себя на том, что это чудовищное существо в этот миг кажется ему красивым — белая кожа в обрамлении иссиня-черных волос, узкие бескровные губы — своеобразная красота, которую только подчеркивали змеиный нос и красные глаза.

— Сейчас ты влюблен в Драко, — продолжал Вольдеморт, не сводя с Гарри глаз, — и тебе страшно подумать, что когда-нибудь это чувство может пройти. Но когда оно пройдет — а оно пройдет, не сомневайся, — ты не почувствуешь сожаления, потому что это произойдет только когда ты сам будешь готов. Поверь мне.

Он замолчал, задумчиво вертя в пальцах палочку Гарри. Потом произнес:

— Я бы хотел, чтобы меня оставили с мистером Поттером и мистером Малфоем-младшим.

Задвигались стулья, зашуршали мантии. Люциус остановился в дверях, поджидая Червехвоста и Лестранга.

— Червяк! — неожиданно окликнул однорукого Вольдеморт. — Лови! — он швырнул Червехвосту палочку Гарри и, когда тот мгновенно поймал ее серебряной рукой, добавил: — Можешь сделать то, о чем мы говорили.

Червехвост, издав какой-то ликующий писк, моментально обернулся крысой — отчего Драко инстинктивно поднял ноги — и скрылся за гобеленом.

— Господин, — раздался голос Лестранга. — А как же моя награда?

— Попозже, Патрик, — ответил Вольдеморт.

— Вы обещали, господин, — робко напомнил Лестранг.

— Я помню, Патрик, — раздраженно откликнулся Вольдеморт. — Я же сказал — позже!

Лестранг, склонив голову, вышел, и Люциус закрыл дверь.

Вольдеморт махнул палочкой, и стол моментально стал девственно чист. Второй взмах палочкой — и два кресла встали у камина напротив друг друга, а на каминной полочке появилась бутылка красного вина и три бокала.

— Сядем поуютней? — предложил Вольдеморт и опустился в одно из кресел, а Гарри указал на кресло напротив. Когда Гарри сел, Темный Лорд взглянул на своего юного последователя. — Ты слишком далеко от нас, Драко. Присядь к Гарри, на подлокотник кресла.

Драко встал со своего места и, не говоря не слова, сел, где ему было велено. Несмотря на то, что ему было безумно страшно, Гарри вновь почувствовал возбуждение, когда ощутил тепло тела Драко и его тропический запах.

Вольдеморт разлил вино по бокалам и подал юношам. Потом налил себе, сделал большой глоток и мягко заговорил:

— Гарри, я знаю, чего ты хочешь больше всего на свете. Точнее, кого. Ты был счастлив все то недолгое время, что вы были вместе, но твое счастье не было незамутненным. Ты страдал от того, что вы должны скрываться. Ты мечтал всему свету показать, как ты счастлив. Но ты не мог, потому что тебя тревожила безопасность Драко. Я могу устранить этот фактор.

Гарри быстро глянул на него и тут же уставился в свой бокал. Вольдеморт тем временем продолжал:

— Как интересно — все в твоей жизни начинается с меня и заканчивается мной. Я принадлежу к тем немногим, Гарри, которые любую ситуацию могут обратить себе на пользу. Например, когда юный Малфой имел неосторожность спасти тебе жизнь, — Гарри метнул на Драко изумленный взгляд, но тот никак не среагировал, — все, казалось, было потеряно — я упустил очередной шанс уничтожить тебя, Гарри Поттер.

Но это событие дало толчок к новому развитию ваших отношений. Сольвейг Паркер внесла свою лепту, конечно. Благими намерениями… Я хочу использовать ваши чувства по назначению, мои юные друзья. Вам это кажется подлостью? Но ведь я же устрою ваше счастье. Я могу сделать так, что вам нечего будет бояться, и не от кого будет скрываться. Со временем вы сможете даже пожениться, если захотите. И даже более того, — Вольдеморт, тонко улыбнувшись, пристально взглянул на Гарри. — Я могу исполнить все ваши мечты — все, понимаете?

— Что взамен? — спросил Гарри.

— Ты знаешь, — был ответ.

— Раньше ты пытался убить меня.

— Считай, что мне это надоело. Кроме того, я решил, что ты можешь быть полезен. Особенно внутри Хогвартса.