- Понятно, что в этой ситуации ни от кого ничего не зависело. Даже найдись один, кто сказал бы так называемой матери: "Вы не имеет права поднимать руку на ребёнка. Так нельзя. Вы ломаете психику сыну. Будьте добрее, терпимее, разумнее", единственное, что он мог бы получить в ответ - лестницу из матерщины. Тот, для кого в порядке вещей прилюдно ударить ребёнка, не услышит.
- В чём же тогда ты виноват?
- Да, собственно, наверно, ни в чём, - Марк замолчал, мне тоже не нашлось, что сказать.
Остаток удивительно вкусного, приятного для меня, но омрачённого для Марка ужина, мы провели молча, да и в целом вечер получился скомканным, несколько напряжённым. Непривычно холодным в какой-то степени. Спать решили лечь пораньше, хотя в сон меня, разумеется, после дневного отсыпания не тянуло. Но несмотря на это, к одиннадцати мы сходили по очереди в душ, посушились, приготовили места для ночлежки, и лишь когда Марк выключил свет, я не без труда осмелилась произнести:
- Можно мне лечь с тобой?
В накрывшей темноте выражения лица стоявшего возле выключателя парня невозможно было различить, но судя по повисшей в воздухе паузе, стало ясно, что он растерялся.
- Лечь со мной?
- Да.
- Ладно. Если считаешь, что это хорошая идея, то конечно.
Я сползла с кровати на пол, устроилась с краю, наблюдая за тем, как Марк нерешительно подходил ближе. Снимать футболку он не стал, опустившись на матрас одетым. Как обычно, проверил на телефоне будильник, заправил волосы, конфузясь, лёг на правый бок, оказавшись в сантиметрах двадцати от меня. Было забавно, вместе с тем волнительно, страшно. Я не понимала, зачем это делаю, не понимала, что вообще делаю. Мы лежали, молча смотрели друг на друга привыкшими к мраку глазами, подходящих слов не находилось. Мне хотелось инициативы со стороны Марка, а он не мог понять сути происходящего, мотива, с которым я оказалась под одним с ним одеялом. Был ли это предлог заняться сексом или ничего не значащая дружеская "лежалка"? Вопрос повис между нами, а сказать напрямую: "Да, ты всё понял правильно, сейчас я пытаюсь расположить тебя на то, чего между друзьями быть не может" не выходило. Поэтому около получаса мы лежали, боясь приблизиться, боясь нарушить тишину, боясь что-то испортить, спугнуть мгновение. В какой-то момент тёплой рукой Марк прикоснулся к моей щеке, провёл тонкую линию к подбородку. Мурашек я не испытала, но глаза от нежности невольно прикрылись. Уже скоро мои руки были под его футболкой, расстояние между нами становилось всё менее, пока не сократилось вовсе.
Я чувствовала его свежее дыхание, мятный запах чистого тела, смешанный с запахом сигарет, исходивший от мягких волос - меня опьяняло, отключало разум, выводя на авансцену лишь эмоции, подсознательные желания, страхи. Когда Марк приблизил губы к моему рту, я не стала противиться, мне хотелось всецело поддаться нахлынувшему порыву, потому через какое-то время мы уже были раздеты. На тот момент я по-прежнему не понимала, что делаю, да и не хотела понимать. Зачем? Нам было хорошо, Марк ждал этого шага с моей стороны, рано или поздно подобное должно было произойти, и, наверное, будь я другим человеком, мы были б счастливы. В любом случае Марк старался. Изо всех сил старался сделать меня счастливой, однако не вышло.
Когда он оказался сверху, я открыла глаза, и увиденное не вызвало приятных ощущений - взгляд Марка горел, губы были приоткрыты, волосы спутаны. В мгновение этот человек стал для меня не тем Марком, к которому я привыкла. В порыве страсти, похоти он превратился в обычную особь мужского пола, между ног которой было что-то откровенно скотское. В мыслях проснулись воспоминания об отчиме, об их громких ночах с мамой. Эти стоны, скрип кровати, хлюпающие звуки сношения. Собрав мелкие части себя, я с силой спихнула Марка в сторону. Меня воротило. Злость и отвращение к себе затапливали.
- Что такое? - ничего не понимая, прошептал он, тяжело дыша. - Кир?
Трясущими руками я нащупала в ногах вещи, вскочила с матраса. Ни видеть, ни слышать Марка не хотелось. Стремительно, пребывая в состоянии какой-то прострации, наизнанку надела футболку, шорты, стянула со спинки стула полотенце, мочалку и прямиком направилась в душ. Проходя по коридору мимо комнаты соседа, водящего к себе малолеток, невольно услышала мерзкие вздохи, сопровождающиеся пошлыми возгласами. За закрытой дверью в душе меня вырвало. Рвало долго, до боли. Нутро выворачивалось наизнанку. Я ненавидела себя, ненавидела всех и всё вокруг. "Жующая, срущая и ебущаяся Планета", - как сказал мудрый Буковски. Дерьмо, перемешанное со спермой. Смыв в забитую волосами лунку извергнутое содержимое желудка, я включила воду и, сидя на грязной плитке под ледяной водой, пыталась прийти в себя, продолжая бороться с всплывающими в мозге омерзительными абстрактными картинками скачущих на кровати липких тел. Услышанный в коридоре стон по-прежнему стоял в ушах, надрывающийся голос шлюхи крепко засел в сознании.
В комнату я вернулась не раньше, чем через час. Заледеневшая, раздражённая, обессиленная. С волос и с пижамы капало. Марк не спал. В комнате горел свет, он был одетым, с собранными волосами, сидел за столом. Выражение лица - никакое. Настолько расстроенным я никогда прежде его не видела. Причина на то имелась, безусловно: самой залезть в постель к парню, а после оттолкнуть его, едва ли не послав на три буквы - как минимум, жестоко, тем более, если это не просто парень, а парень, которому ты не безразлична. Марк не понимал произошедшего. Я тоже. Однако, увидев то, в каком виде я заползла в комнату, не стал предъявлять претензии, требовать объяснений, вместо этого, тут же поставил кипятиться чайник, нашёл мой махровый халат, шерстяные носки. Вытер сухим полотенцем, сказал, что нужно переодеться. Я кивнула, стянула футболку, накинула халат, отвернувшись, сняла шорты. Нашла в шкафу чистое бельё.
Пока Марк заваривал чай, сидела на кровати, мысленно пытаясь подобрать наиболее подходящие слова, но не нашлось ничего, кроме как:
- Прости меня.
- Не извиняйся. Забудем, я сам виноват.
- Твоей вины тут нет, а забыть, не думаю, что получится. Мне так точно.
Он промолчал.
- Ты когда-нибудь любил?
- Не любил, но влюблялся.
- Взаимно?
- Когда как, - ответил Марк, бросив в бокалы по несколько листов мяты.
- И ты спал с этими девушками?
- С девушками - звучит громко.
- А всё-таки? Ты ведь не соврал, что не девственник?
- Нет.
- И на что это похоже? Что для тебя секс?
- Ты правда хочешь сейчас об этом говорить?
- Хочу.
- Сложно сказать однозначно. Всё зависит от обстоятельств, от времени, от человека.
- А каким был этот первый человек? Как сложились обстоятельства?
- Нет, я не стану с тобой говорить на эту тему. О чём угодно другом, но не о сексе, Кир.
- Меня полчаса рвало в душе, Марк. Считаешь, нам не стоит говорить о том, что случилось?
- Не считаю, но какое отношение к этому имеет моё прошлое? Что было, то было. Я не люблю возвращаться к давним историям. Как нам это поможет?
- Так дело не в нас, дело во мне. Не нам нужна помощь, а мне. Я оттолкнула тебя, не потому что передумала, и блевала на корочках не от отвращения к тебе. Если говорить честно, я действительно возбудилась. Без притворства, без фальши, без наигранности. Действительно хотела близости, но меня воротит от слова "секс", понимаешь? Как его ни назови, чем ни завуалируй, в моём сознании он остаётся грубой, грязной еблёй, где не может быть места ни любви, ни нежности, ни чему-то там великому. Я признаю, что постельные моменты - обыденная составляющая нормальных отношений, и я хотела бы таких отношений, будь полноценным человеком. Без заморочек, без предрассудков, но что-то во мне искажено, я понять не могу, где и что, Марк. Единственное, что осознала, сидя в душе, - не стоит тебя ждать меня и надеяться на то, что однажды я проснусь другим человеком. Этого не будет.