- Надь, привет. Помнишь меня?

Переведя тяжёлый взгляд с витрины, она считанные доли минуты находилась в смятении, но вскоре в её глазах что-то прояснилось.

- Кира?

- Да.

- Неожиданно. Как ты?

Говорила она без эмоций.

- Сейчас гораздо лучше, чем тогда, когда мы виделись в последний раз. По-прежнему работаю в "Итальяно".

- Серьёзно? Думала, ненадолго тебя хватит, ты человек другого склада.

- Может быть, но деньги-то нужны. А как твоя жизнь? Разрешилась та ситуация с Дашей?

- В каком-то смысле разрешилась, - помедлив, кивнула она. - Две недели назад были похороны.

Я замерла. Похороны? Надя спросила, не тороплюсь ли я, и, получив отрицательный ответ, предложила выйти на улицу. Я осознавала, что развивать этот разговор было не самой удачной затеей, как и начинать, но она не оттолкнула меня, напротив. Продолжила говорить по своей инициативе.

- Вполне ожидаемый финал - перед сном наглоталась таблеток, а когда утром мы забили панику, поздно уже было. Да и не спасло бы её ничего. Раньше надо было спасать.

- Что ты имеешь в виду?

- А то, что физическая смерть формальна. Мы боимся её, боимся думать о ней, представлять. Она видится пропастью, противоположностью жизни, а на деле-то не так трагично умереть физически. Когда приходит духовная, моральная смерть - вот это ад. Легко закрыть глаза и отключиться, но когда ты жив и при этом отключен - вот это страшно. Но что мы? То, что не касается материальности, мы не воспринимаем. Не хотим воспринимать.

- Я понимаю, о чём ты.

- Можем прогуляться? - спросила она, спрятав в шапку выбившиеся волосы.

- Конечно.

- С самого момента похорон я даже плакать не могу. Иногда так хочется сесть, разреветься, освободиться от этого внутреннего удушья, а ничего нет. Пусто. Не потому, что я такая равнодушная, холодная тварь, нет. Я любила Дашку, постоянно вспоминаю о ней, прокручиваю в голове наши давние разговоры, мгновения, которые ещё недавно вызывали слёзы, она всегда будет рядом. Но с этим уходом и во мне что-то умерло. Ничего не чувствую.

- Самозащита?

- Да, и, может, оно к лучшему. Вся эта история чудовищна, я до сих пор мало что понимаю. Кто виноват? Можно ли было предотвратить случившееся? Когда возникла трещина? Теперь вряд ли удастся прийти к каким-то осознанным, ясным осмыслениям. Был человек - нет человека. И не стало не только её, не стало всей моей прежней жизни, словно дыру просверлили в прошлое, изъяли определённые эпизоды, оставив пустоши. Я видела сестру мёртвой, чуть ли не целые сутки просидела рядом с гробом, но поверить в то, что её нет, не могу. Как и полтора года назад назад, когда она уехала работать в детский лагерь на юг, мне по-прежнему кажется, что придёт время - она позвонит, напишет, сообщит о дне и времени возвращения, мы заберём её с вокзала. Постоянно снится эта сцена. Для меня сестра всё ещё жива. Всё ещё где-то в этом мире. Захожу к ней в комнату, листаю тетради, книжки, принюхиваюсь к родным запахам, разглядываю висящие на стенах анимешные рисунки, смотрю детские фото, дико хочу разреветься, но вместо этого, впадаю в ступор. Часами сижу среди этих вещей, слушаю в наушниках сохранённую в её телефоне музыку, а в голове ни одной мысли. Ничего.

- С моей стороны будет наглостью спросить о причине? - осмелилась произнести я, искренне тронутая услышанной историей.

- Смерти? А кто её знает, - задумчиво проговорила Надя. - Я пыталась разобраться в этих событиях - не вышло.

- В последнюю нашу встречу ты рассказала о синяках.

- О моих сомнениях по поводу её садомазохистских наклонностей?

- Именно.

- Это было началом. Много чего произошло после: она менялась на глазах и внешне, и внутренне. То ли под влиянием Артёма, то ли существовало что-то ещё, до чего уже никогда не докопаться. Не знаю. Мы постоянно ругались, скандалы стали неотъемлемой частью каждого утра, каждого вечера, причём вспыхивали на ровной почве, беспричинно. В результате однажды сестра собрала вещи и заявила, что уходит из дома. Куда? К Артёму. Родители пытались удержать, а смысл? Она вылила на них ведро грязи, ударила по самому больному и ушла. Какое-то время никто её не видел. Сама она не звонила, а мы после всего услышанного наивно ждали первого шага с её стороны. Да, она вышла на связь, когда деньги понадобились, родители, конечно, помогли ей, как тут откажешь? Ответственности с них никто не снимал, она по-прежнему находилась под их опекой, лишь формально, разумеется. Я не видела её месяц, второй. Как-то решила позвонить, помириться, ожидала, что Дашка проигнорирует, трубку скинет, а она ответила. Ответила так, что мне самой захотелось тут же нажать "Отбой", но нет. Я заговорила. Заговорила с надеждой на понимание, а вскоре сдалась. Бросила трубку безо всякого объяснения, потому что ответили мне настолько холодным, настолько чужим, грубым голосом - глупо было продолжать разговор. А спустя какое-то время, я написала во "В контакте" её подруге из техникума. "Привет. Как жизнь? Как учёба? Как там у Даши дела? Общаетесь?" - что-то в таком роде, на что она мне настрочила не особо приятное сообщение, в котором рассказала, что сестра практически не появляется в заведении, а если и приходит, то всех сторонится, на попытки сближения реагирует агрессивно. "Но что нас всех убило, - цитирую слова этой подружки, - на днях она явилась на сдачу курсовой с опухшим, разбитым лицом. Под обоими глазами синяки, у губы ссадина - и это ещё не ясно, что там под одеждой, поскольку она тщательно скрывает руки. По-моему, пора бить тревогу. Мне страшно за Дашу". Меня эта новость, естественно, испугала. Я тут же рассказала обо всём матери, та - отцу. Отец тут же поехал разбираться с Артёмом. Кир, извини, не хочу вспоминать даже. Всё это дико. Меня тошнит, когда прокручиваю в памяти те дни. Единственное, что могу сказать: Артём виновен в этой истории - да. Его вина есть, несомненно, и она немалая, но события, связанные с ним, стали следствием, не причиной. Тут всё гораздо глубже было, гораздо запутаннее. Не хочу ворошить, не хочу поднимать со дна то, что нам самим стало не по силам. Ты спросила: "Что толкнуло?", никто в нашей семье не знает ответа на это вопрос. А если кто и знает, то вряд ли признается.

В молчании мы дошли до перекрёстка, а у светофора в искреннем смущении и какой-то нелепой неловкости пожелали друг другу удачи, разойдясь в разные стороны. Разумеется, попрощавшись, я не смогла выбросить из головы болезненную историю этой девушки. В прострации дошла до остановки, заняла в автобусе место у окна, около получаса ехала до нужного района, сошла возле общаги, ни на секунду не переставая размышлять об услышанном. Меня не терзало любопытство, здесь было нечто другое.

Что получалось? Жила себе восемнадцатилетняя девушка. Училась, смотрела аниме-сериалы, любительски рисовала, влюблялась, общалась с подружками - ничего сверхъестественного, самая обыкновенная жизнь современного подростка из среднестатистической российской семьи. Что далее? Далее она знакомится с эффектным парнем. Парень проявляет к ней недетский интерес, и под влиянием обстоятельств, гормонов в силу пубертатного периода, под влиянием давней обиды на того, кто её когда-то предал, Даша решает "замутить" с этим новым знакомым, стремительно решаясь на секс. Эти двое продолжают встречаться, гулять, ходить к друг другу в гости, спать, а вскоре героиня всей этой истории оказывается покалеченная. Артёмом? Допустим. Допустим, то было следствием садомазохистских игр, иначе невозможно объяснить её реакцию. Что происходит после? Семья в шоке. Разумеется, со стороны родных мигом всплывает букет из недоверия, подозрений, шока, непонимания. А что она? Она закрывается. Не говорит правду, не хочет. Почему? Непонятно. Или всё же говорит? Как бы там ни было, девушка стремительно строит стену. Стену из фальшивых, как мне кажется, кирпичей. Уходит в себя, отгораживается от тех, кому не так давно открывалась, ставит на пьедестал любимого парня, меняется её внешний облик, поведение, а вскоре она уходит буквально. Счастлива? Должна бы, наверно, ведь как-никак желание её осуществляется, но счастливого человека окружающие в ней не видели. Почему? Это было неясно. Да, разные бывают ситуации, и в состоянии влюблённости человек часто ведёт себя неразумно, импульсивно. Безусловно, семья встала для неё на второй план, и всё можно было бы понять, если б не разбитое лицо. Так? Садомазохизм? Не верится. Говорить об этом Надя не захотела. Выходит, что после того, как вся эта некрасивая ситуация всплывает, происходит что-то, после чего Даша силой или не силой возвращается домой, а через какое-то время обрывает свою жизнь. Причём никто в семье не понимает причины, а если и понимает, "то не признается".