- Ты оправдываешь это?

- А можно ли винить человека в слабости?

- Так и мама твоя слабая. И поверь, ей ничуть не легче, чем было отцу, но она старается.

- Старается в чём? В терпении? В том, чтоб однажды в очередной ссоре с отчимом получить удар в висок и за отцом уйти в могилу? - тут я не выдержала и разревелась. В первые минуты Марк растерялся, не знал, как себя вести, стал извиняться, пытаться словами успокоить, но видя, что это тщетно, молча сел рядом, прижал к себе. Это было эгоистично в каком-то смысле - говорить о родителях, о семье, какой бы та ни являлась, зная, что Марк вообще был лишён этого. Ни материнской любви, ни отцовской он не знал. Имел представление лишь о понятиях, образах, рождённых возрастом, фильмами, книгами, но не на собственном опыте. Каково это - взрослеть с осознанием, что люди, подарившие тебе право на существование, оставили тебя? Оставили буквально. И да, они продолжают просыпаться по утрам, что-то делать, что-то планировать, не думая о тебе. Каково это - знать, что для собственных родителей ты ничто? Именно "ничто" и никогда не станешь кем-то? Что значит зачать ребёнка, а после оставить его? Оставить в роддоме, в детдоме, на попечение родственников - неважно. Какими словами можно объяснить связь "сделали - бросили"? "Извини, сейчас не то время", "Извини, нет сил брать ответственность за чью-то жизнь", "Прости, но родители из нас не выйдут, поищи других"? Что должен был чувствовать Марк? Сколько в нём должно было иметься сил, чтоб перебороть все сомнения, предубеждения, навешанные ярлыки, комплексы и к двадцати двум годам сложиться как сильный, самодостаточный, полноценный и при всём при этом не озлобленный, не сломленный человек? Справедливо ли было мне жаловаться на жизнь, зная его обстоятельства? Именно этот вопрос, успокоившись, я задала Марку, на что ответом он снова ввёл меня в недоумение.

- Справедливо. Я нисколько не сожалею о том, что воспитывался бабушкой, Кир. Может, где-то мне чего-то не хватило, но в целом я рос в благополучии. Мне повезло, она действительно потрясающая женщина, сумевшая заменить мне обоих родителей.

- Только не ясно, если бабушка так хорошо воспитала тебя, почему не сумела дать твоей матери того же? Где-то была допущена ошибка?

- Меня тоже когда-то волновал этот вопрос, но ответа я не знаю. Бабушка не говорит, хотя по ней видно, что не всё так, как кажется со стороны. Какая-то трещина всё равно имелась, конфликт был, но это уже не моё дело. Может, мать для дочери из неё была и плохая, но как бабушка для меня она сделала всё.

- Тебе никогда не хотелось встретиться с матерью?

- Нет. Сейчас мне не на кого злиться, держать обиду, некого винить, и это состояние бесценно. Я давно пришёл к мысли, что в целом меня в своей жизни всё устраивает, поэтому на обстоятельства касательно родителей смотрю объективно, менять что-либо, тормошить то, что создавалось годами, даже если б была возможность, не хочу. Разбудив однажды что-то, усыпить не выйдет.

- Боишься, что что-то в тебе пошатнётся?

- Может быть, - кивнул он, слабо улыбнувшись. - Уязвимое место у всех есть.

- Всё равно мне сложно понять это. По идее, человек, которого когда-то оставила мать на воспитание бабушке, должен был вырасти замкнутым, недоверчивым, с пренебрежительным, неуважительным отношением к женщине, дико обиженным. И если не забитым, то озлобленным. Или чрезмерно инфантильным, изнеженным. Но в тебе ни одного из этих качеств нет (ну если только ты не обладаешь профессиональным актёрским талантом). Хочешь сказать, что объяснением этому служит тот факт, что ты не помнишь мать и никогда не встречался с ней после случившегося?

- Не только это, многое тут сыграло свою роль. То же бабушкино отношение: разумеется, если б она с детства твердила мне: "Ты сирота. Никому не нужный брошенный ребёнок. Обуза. Как мне тяжело с тобой, как я устала, а бросить не могу - жалко. Почему именно мне должно расплачиваться за грех твоей матери?", тогда я был бы другим. Без вариантов. Озлобленным, обиженным, ненавистным к женщинам. Но у нас всё не так, бабушка не давала мне почувствовать себя отличающимся от нормальных детей, которые росли с матерями, с отцами. Никогда не заикалась о том, что я ущемляю её жизнь.

- А как она отзывается на данный момент о матери?

- Да никак. Мать стала для неё пустым местом. Она больше двадцати лет назад сбежала из дома и ни разу с тех пор не появилась. Единственным доказательством тому, что всё ещё жива, служат редко приходящие по почте открытки без обратного адреса.

- В тебе ни разу ничего не дрогнуло?

- Было однажды, но быстро забылось.

- Можно задать последний вопрос? - произнесла я в неловкости.

- Конечно.

- Ты хочешь детей?

Ответил Марк не сразу.

- Не хочу. Не потому что не люблю, а...можно считать, что это побочный эффект. Я не вижу себя в роли отца. Боюсь ответственности.

- Зря. Я думала, ответишь иначе. Ты полноценный, из тебя бы получился хороший родитель.

- Что в твоём значении "полноценный"?

- Во всех смыслах наполненный: духовно, морально, нравственно. Социально открытый. Человек без дыр, без изъянов. Такой, которому можно довериться, на которого можно положиться. Человек, сумевший приспособиться к реальности, не потеряв при этом себя. Гармоничный, одним словом.

Марк ухмыльнулся.

- Хочешь кофе?

- Да, можно.

- Какой-то безупречный образ нарисовался, - продолжил он, вновь включив чайник. - Только меня в нём мало.

- Я так не думаю.

Вскоре Марк, взяв пачку сигарет и зажигалку, вышел, я же осталась в молчании размышлять над всем, что мы друг другу сказали. Настолько откровенного разговора между нами ещё не случалось - подумать хотелось о многом, но трезвые, разумные мысли в голову категорически отказывались идти. Мне хотелось покурить. Невероятно хотелось, но делать это при Марке или вместе с ним представлялось чем-то неправильным. С какого-то времени я ничего не имела против курящих девушек, не считая, разумеется, тех, у кого имеются дети в жизни ли, в животе, но сформировалось убеждение, что человек, курящий не за компанию и не на показуху, делает это в одиночестве. Медитация как - никак, попробовать которую на себе, я до дури в те минуты желала, но сдержалась.

Когда вскипел чайник, взяла с холодильника бокалы, положила по ложке кофе, по две - сахара, залила кипятком, добавила молоко. Пить без Марка не стала, поэтому пока он курил, вспомнила про мамин подарок, с волнением отклеила фольгу, распаковала коробку. Фотоаппарат был потрясающий. Вряд ли моя жизнь стоила того, чтоб её запечатлевать, и, безусловно, если б перед покупкой мама спросила, нужно ли мне покупать нечто подобное, я б ни при каких условиях не согласилась. Нечестно это. Вероятно, сделав такой недешёвый подарок, мама хотела восполнить свой "материнский долг", восполнить ту заботу, помощь, которой я была лишена несколько месяцев, но мне хотелось душевной помощи, не материальной.

- Дорогая вещь, - улыбнулся Марк, вернувшись. - Нравится?

- Нравится, но такие штуки не для меня. Жаль затраченных денег. На сколько тянет этот фотоаппарат? Тысяч на двадцать - двадцать пять?

- Примерно.

- Когда-то давно, когда у меня были люди, которых я считала друзьями, и наполеоновские планы на будущее, я мечтала о таком подарке, теперь понятия не имею, что с ним делать. Соседей снимать?

Сев за стол, Марк рассмеялся.

- Допустим. Как вариант неплохой.

- Как-то не особо вдохновляющий. Тёть Инна с туповатым взглядом, в растянутых трениках и выцветшей майке или её лысый муж с волосатой грудью мало походят на муз. Надо быть извращенцем, чтоб увидеть в этом высокое.

- Кир, а если серьёзно, есть идея получше. Устрой фотосессию маме и брату. Выберите день, сходите вместе в кафе, к ёлке на площадь, в лес - не знаю, просто проведите время вместе, сохранив в виде хороших снимков. Думаю, прояви ты инициативу, никто не подумает отказать. Мама с Кириллом были бы счастливы. Пусть это будет твоим им предновогодним подарком.