Был однажды случай, когда, проходя мимо одного из многоквартирных домов, я застала не самую приятную картину. Мальчишка лет семи-восьми в спустившейся на глаза зелёной шапке стоял возле подъезда с портфелем за спиной, отпрашивался у матери погулять, возле его ног вилась очередная брошенка.

- Об меня кошка трётся, - заметил он с улыбкой.

- Замёрзла что ли? - заявляет мать менторским тоном.

- Может быть.

- Бомжиха, наверно. Не трогай.

Сказать, что я была удивлена - ничего не сказать. Как ты ни принимай грязь реальности, когда происходит что-то, никак не укладывающееся в голове, отключить чувства не получается. Я не понимала, откуда во взрослых людях столько злости. Откуда столько ненависти, чопорности, бессердечия. Почему нет ни грамма сострадания. А потом вопят на всю страну: "Деградация общества! Дети - живодёры, садисты! Расчленили кошку, утопили щенка, выкололи глаза котёнку! Принять меры!". По всем каналам устроят дебаты, шумиху - театр отдыхает. А что на деле? Когда разукрашенная нерадивая мамашка говорит своему ребёнку, что кошка - бомжиха, не надо трогать её, о чём тут можно рассуждать? Кого тут нужно судить? Мы привыкли жить так. Мы же люди, людям, видно, природой положено быть тварями. Живём тварями, плодим тварей - вот такой вот незамысловатый круговорот.

О "плодим". Девчонки однажды на обеде разговорились о детях, о замужестве, о смысле всего этого. В дискуссии участвовало несколько человек.

- Я хочу замуж, хочу семейной жизни с борщами, детскими воплями, погремушками, распашонками, сказками на ночь. Вы только представьте, насколько это божественное ощущение - держать выношенного тобою ребёнка. Видеть в нём отражение себя, мужа, наблюдать за тем, как малыш меняется, как он растёт, развивается. Как меняется его взгляд, осознанность приходит. Ты смотришь на него и понимаешь - да, это моё. Ничто с этим ощущением не сравнится, - мечтательно ворковала одна, уплетая приготовленный тёть Мариной плов. - Я созрела до всего этого, а вот Макс у меня всё ещё боится ответственности. Ему дети не нужны, он и о женитьбе-то не хочет думать. Говорит, что надо пожить для себя.

- Ну правильно, твоему Максу сколько? - вмешалась тёть Ира.

- Как и мне, двадцать три.

- Двадцать три! В вашем поколении двадцатитрёхлетний парень - сопляк ещё. Им в этом возрасте не о детях думается, а о том, что у тебя под трусами.

- Может, он пользуется тобой? - предположила вторая. - Если б любил, почему б не жениться?

- Нет, я чувствую, что любит, что без меня он не сможет, но вся причина именно в детях. Понятно, что если решим пожениться, родители отгрохают нам шикарную свадьбу, следовательно, через год-другой будут ждать внуков. Ему это не надо, а я хочу.

- Так найди зрелого одинокого папика, - раздался ещё чей-то голос, сопровождаемый хихиканьем.

- Машка, ты прям женщина - женщина. Я понимаю твоего Санька. Мне, например, сейчас тоже пелёнки-распашонки не нужны. Я осознаю, что должна родить, тем более я люблю детей, но всё это не ранее тридцатника. Пока же хочу вдоволь насладиться свободной жизнью, вкусным сексом без всех этих обязательств и ограничений, хочу тратиться только на собственные прихоти, не отказывая себе ради какой-нибудь детской смеси, каши или, не знаю, сандалей, чепчиков. Когда, если не сейчас? Нет, в моём восприятии родить в двадцать три - это ад. Спроси вон у Ксюшки. Эта бедолажка уже в шестнадцать стала мамой.

- И что, разве она не счастлива? Дочь у неё красавица, любимый муж, причём вышла замуж по любви.

- Не по любви, а по залёту. Со стороны, может, и счастлива. В пятнадцать лет ей уже квартиру в ипотеку взяли, муж бизнесом занимается, то есть она всегда при деньгах, работает тут явно не от нужды, как многие. Шмоток - до фига, косметики - до фига. С воспитанием ребёнка матери с обеих сторон помогают, она спокойно выучилась в технаре и, случись что, запросто пойдёт работать по специальности. Бухгалтер с голой задницей точно никогда не останется. Но ты никогда не говорила с ней по пьяни?

- Не говорила, а при чём тут это?

- Мы с ней как-то напились после смены, и она выложила, насколько "счастлива". Муж изменяет, часто домой не приходит ночевать, у неё тоже любовник, в одну из ночей муж спалил переписку "в контаче", избил её на глазах у ребёнка. А любовник - парень двадцатилетний из Питера, на нефтяника учится. То, что она замужем и что уже в шестнадцать мамашей стала, он не знает, приехать всё хочет, забрать её с собой. Думает, она нищая несчастная овечка из неблагополучной семьи, жалеет её. А она, говорит, смотрит на девушек-студенток, своих ровесниц, завидует. Завидует этой беспечности, свободе, несвязанности. Себя ощущает старой тёткой на их фоне. Муж в постели стал противен, имитировать постоянно вынуждена, а потом саму себя пальцами ублажать, представляя другого. Вот тебе и всё счастье. В ребёнка вкладывается, но призналась, что иногда ненависть берёт и порой хочется всё бросить и уйти. Дочь, видно, чувствует это, растёт забитой, развивается медленно, мало разговаривает. Зато по выходным приходится ходить по родителям, играть роль идеальной во всех отношениях семьи. Не особо позавидуешь, да?

- Да уж. Не особо.

- Вот так. Так что не торопись особо с материнством.

- Это разные ситуации. Мне уже не шестнадцать, Юль. Мне двадцать три. Я выучилась, живу отдельно от родителей, мне уже по возрасту положена какая-то определённость. Нужно что-то менять, нужно во что-то вкладывать энергию. Ребёнок - это единственное, в чём вообще есть смысл. У меня в семье что мама, что бабушка, что тётки - все в двадцать три стали матерями. Я вполне осознаю, какая ответственность под этим подразумевается.

- Ну смотри, твоё дело. Тёть Ир, вы во сколько родили?

- В девятнадцать, - буркнула та. - Только папашка сразу, как узнал о ребёнке, сделал "от ворот поворот". Пришлось самой сына всю жизнь со дна вытаскивать. Но ничё. Крепкий, здоровый парень вырос, жалел меня всегда, поддерживал. Когда женился после армии, предлагал к ним с женой переехать, я отказалась. Так и сказала ему: "Не хочу слышать по ночам стоны Лерки. Вот родите мне внука, там посмотрим, а пока живите в своё удовольствие. Мешать я вам не стану". Правда, он выпивает частенько, но это можно простить. Руку на жену не поднимает, не дебоширит, работает с утра до ночи, в выходные шабашит - и то хорошо.

- Никогда не жалели, что в девятнадцать родили?

- А что жалеть? Раз так получилось, значит, Бог велел. Грязи немало на меня, конечно, вылилось тогда от знакомых, от соседей, от родственников, но мне-то что до этого? Я счастлива была.

- А если б была возможность наперёд знать, как всё сложится, переспали бы вы с тем парнем? С отцом сына.

- Переспала бы и не раз, - рассмеялась она. - И сейчас бы переспала.

- Ирин, хватит, а? - вмешалась тёть Марина. - Работать надо.

Тёть Ира ушла, но напарницы мои продолжили.

- Кир, а ты что молчишь?

- А что мне говорить? - пролепетала я, привыкшая к подобным обсуждениям.

- Что думаешь о материнстве. Хочешь замуж?

- Нет, не хочу.

- Что так? - ухмыльнулась Юля. - А детей?

- Не хочу.

- Мы не про "сейчас", а вообще, - заметила Маша.

- Я поняла вас.

- То есть ни через пять лет, ни через десять?

- Я не вижу себя в этой роли. И потом, не хочется быть виной чьих-то страданий.

Добавлять они ничего не стали, пару раз переглянулись, поулыбались и продолжили общаться между собой. Я же опустошила тарелку и, отдав её посудомойщице, вернулась в зал. Как ни крути, но это было куда более сносно, чем слушать типично девичьи разговоры на кухне. Пока носила подносы с посудой, вспомнила об Ане, той самой Ане с социального факультета. Как она? Родила ли? Не развелась? Может, действительно так проще? Перепихнуться под действием гормонов, залететь, с мало заметным животом влезть в свадебное платье, притвориться невинной девственницей, а спустя семь месяцев, родить. Долг выполнен, смысл жизни найден, дальше - будь что будет. Повезёт с мужем - играй роль идеальной жены и матери, не повезёт - найди любовника, но на людях всё равно играй роль идеальной жены и матери. Я многое переставала понимать в жизни. Очень многое.