Понятно, что продолжаться так не могло. И мама, что говорить, тоже ждала моего переселения. Она любила меня, но видела, как все мы мучились, барахтаясь в этом тигеле, единственным выходом из которого было моё поступление в вуз другого города. Именно поэтому эмоционально переживала мой пропуск второго вступительного экзамена. Мама понимала, что если я останусь дома ещё на четыре года, что-то произойдёт. Кульминация не минуема в любом конфликте, а наш был настолько назревшим, что стоило кинуть спичку, как всё обещало сгореть, оставив лишь угли да пепел, я тоже осознавала это. Однако судьба сыграла шутку.

После двухчасовой дороги на автобусе, к вечеру я приехала в Москву. Добралась до Тверского бульвара, забежала в магазин, купив вишнёвый йогурт и яблоко, а ночь провела в бюджетной гостинице. Всё ещё пребывала в потерянном состоянии после похорон, но, вопреки всем и всему, в силах своих была уверена. Творческий экзамен пугал менее экзамена по русскому языку, менее экзамена по литературе. Ещё тогда, когда я только надумала поступать в это место, ознакомившись на сайтах и пабликах социальных сетей с информацией об институте, узнала, что творческий этюд - это полнейшая возможность абитуриента выразить себя, ничем не ограниченно проявить писательские способности. Поступающим предоставлялось в среднем около пятнадцати тем, ты выбираешь ту, что тебе ближе, и, применяя имеющуюся эрудицию, воображение, литературные умения, приступаешь к действию. Что страшного? Да ничего абсолютно. Если бы не одно "но" - нельзя быть настолько наивной и самонадеянной, какой оказалась я.

Из предложенных тем я выбрала тему "Современный Раскольников", так как обожала творчество Достоевского, а "Преступление и наказание" перечитывала не единожды, но в противовес ожиданиям, экзамен завалила. Почему? Наверно, потому, что не для меня, было это заведение. На протяжении всех часов, выделенных на написание, я извела стопку черновиков, долго не могла сформировать подходящее вступление, путалась в мыслях, то и дело возвращалась к воспоминаниям об отце, не могла сосредоточиться, писала, тут же зачёркивала, понимая, какая это всё ересь, смотрела на увлечённых парней и девушек, ловила себя на том, что лучшим решением будет подняться, сдать пустую работу и с позором уйти, но, несмотря на совершенное отчаяние, с трудом выжала из себя короткий текст, заранее зная, что получу мизерные баллы, сдала работу и с чувством провала покинула институт. Приезжать на творческое собеседование, которое также считалось последним важным этапом экзаменов, смысла не было.

До вечера бродила по городу, осознавая, что учиться мне в Москве не суждено, думала, как быть дальше, понимала, каким счастьем обрушится эта новость на домашних, но что делать? Ждать ещё год, нигде не учась, а после повторить попытку? Такой вариант отпадал сразу. Путь, который открывался - филиал Гуманитарной академии в родном городе, куда я подавала в июне документы на факультет социологии - так, на всякий случай, только вот случай оказался не "всякий". Ничего другого конкретно на тот момент в том положении, в каком я находилась, не оставалось. Понадеявшись на Литинститут, не думала всерьёз ни о каком другом нормальном вузе, а надо было. Надо было понимать, что не способны твои мечты разом начать сбываться, когда на протяжении всей жизни терпели крушение. Не бывает так. Да и кто ты вообще такая? Обычная девушка, начитавшаяся книжек и вдруг решившая, что тоже может писать. Для себя, может, и можешь, но единственную возможность, где ты могла доказать это людям, ты попросту просрала.

Маму моя новость подкосила. Она списывала вину на отца, в крике бросала, что если б он не удавился в день перед экзаменом, всё сложилось бы иначе. Что именно из-за него я не сумела взять себя в руки, собраться с мыслями и достойно написать работу, твердила, что он все прожитые годы портил нам существование и даже смертью своей его испоганил. После наступила стадия уговоров поехать учиться за деньги.

- Почему ты так легко отказываешься от мечты? Весь год шла к этому. Не на тебе будет висеть оплата, на мне.

- Поэтому я и ни за что не поеду, мам. Зачем? Чтоб вы меня потом всю жизнь попрекали этими деньгами? Нет уж, спасибо. Я хотела своими силами поступить, понимаешь? Своими, не за сто - сто пятьдесят тысяч. Если не получилось так, то никак не надо. Я не хочу купленного диплома.

- А тут в местной академии он будет не купленным? У тебя платная специальность, внебюджет тоже.

- Внебюджет, но здесь цена приемлемая. Будь моя воля, я бы и тут не стала учиться, но разве ты позволишь?

- Год болтаться, нигде не учась? Как любая нормальная мать, конечно, нет.

- Ну и вот. Можете выгнать меня, можете посадить в машину и увезти, но сама я в Москву не поеду.

- А живя тут, ты не будешь от нас зависеть?

- Не настолько.

- С тобой невозможно разговаривать. Дело твоё, конечно, я не спорю. Твоя жизнь, ты в праве поступать так, как хочешь, но потом не ной мне, не жалуйся. Не говори, как тебе тут всё насточертело, как мы тебя достали.

- Если я так и говорила, то ты знаешь, кому конкретно адресовывались эти слова. Тебя и Кирилла это никак не касается.

- Не имеет значения. Я тебя предупредила.

Обидно было. Я потеряла отца, мечту, надежду на то, что всё способно измениться. Не хотела висеть на маме, доить её, знала, что она одна не потянет сумму в более, чем сто тысяч в год, а отчим-то, конечно, платить за меня не намеревался. О чём речь? Если в одиннадцать лет он заявил, что я говно, не заслужившее рубля, то нужны ли дополнительные слова? Да даже если б он из желания не видеть меня предложил свою помощь, принять её было бы последним, что я сделала. Как этот человек отреагировал на моё не поступление? Так, как от него и следовало ожидать - факту, что я никуда не съезжаю, безусловно, расстроился, но торжеству, злорадству, какие читались в его глазах, расстройство явно уступало. "Ну, бездарная тварь, - наверняка думал он, - убедилась, что ничего не стоишь? Какая тебе Москва, дура, ты бы тут как-нибудь ещё сумела отучиться". Его же собственные дети от первого брака особенно много не просили от жизни - дочь выучилась на менеджера, работала в банке, сын доучивался на механика. Разумеется, было б абсурдно, если б он оплачивал моё обучение в Москве. В этой жизни подобный расклад событий был не возможен.

Не знаю, кто стоял у руля моей судьбы, но он направлял меня в пропасть. Я чувствовала, что летела туда. На тот момент, конечно, не представляла, во что всё это выльется, но что ничего хорошего происходящее не сулит - то было ясно наверняка. Подбадривал лишь Кирилл. Когда он узнал, что я никуда не уезжаю, искренне обрадовался, признался, что не хотел расставаться со мной, что без меня ему было бы одиноко. "Ты вкуснее всех делаешь гренки, - сказал он как-то, лёжа под одним со мной одеялом. - А ещё ты самая лучшая писательница. Я знаю это, и когда-нибудь весь мир узнает". Той ночью я обняла его крепко и, слушая детское сопение, долго вытирала слёзы. Из жалости? Наверное. Или от безысходности. А может, от любви к этому самому родному мне человеку. Глядя на него, я видела точную копию отчима - те же дымчатого цвета глаза, рыжеватые волосы, та же чуть размашистая походка, большие ладони, но не любить этого ребёнка не могла. Пусть внешне он и был похож на отца, внутренний мир его был особенным. Кирюшка рос добрым, нежадным, честным, не по годам развитым ребёнком, стремящимся отстаивать свою правду. С годами его характер изменился. Но тогда я держалась за брата. Он один дарил радость, пусть то было тихо, скромно, но именно в этом заключалась некая гармония, длившаяся недолго, но всё же длившаяся. Я хотела, чтоб Кирилл был счастлив, но он не был. К сожалению, не был. Из-за меня ли, из-за того ли, что родился не в той семье - никто никогда не скажет.

3 глава