Мама уцепилась за это животное, уцепилась, как тонущая. Последствия детских травм? Она не могла быть одна, нуждалась в зависимости от кого-либо, а эта бесцеремонная, невежественная тварь всего-навсего оказалась рядом. Что ему, в свою очередь, надо было от слабой женщины? Тут всё просто - некуда податься. Этот человек, которому на тот момент подходил тридцатый год, тоже был разведён. От первого брака имел двух детей, причём второй родился уже после развода. Наверно, тот факт, что человек, разведясь, продолжает жить с бывшей женой и спать с ней при этом, о многом говорит. А тут мама подвернулась - отличная жертва с детскими комплексами, на которую раз поднадави - всю жизнь будешь выжимать. Так и образовалась наша семья. Вернее, их семья. Я в ней пребывала лишь формально.

С каждым месяцем совместной жизни отчим, тогда ещё правда не официально отчим, всё более открывал своё истинное лицо. Уже через полгода шоколадки и куклы сменились на крик и хамство. Он считал, что таким образом воспитывал меня. Дала ли ему это право мама? Да, она не лезла в наши препирательства. А если и вмешивалась, то я оказывалась крайней. Как и на протяжении всей жизни, в принципе. Винить маму нельзя, наверно. Во всей этой ситуации она оказалась такой же жертвой, как и я. Мечтала быть счастливой, хотела семью, хотела быть любимой. Кто знал, каковыми окажутся последствия?

А годы летели. Она и отчим жили гражданским браком, я всё более зарывалась в себе, отдалялась от мамы. Отец - он, конечно, интересовался делами дома, пару раз лично встречался с этим дядь Сашей, когда приезжал за мной, забирая на выходные, но что я могла сказать? Что мне не нравится жить с чужим человеком, что он обижает меня? Во-первых, я не хотела быть виновницей родительской ссоры, а во-вторых, маме-то было хорошо. У неё появилась поддержка, при финансовой помощи отчима сумела выучиться в техникуме на бухгалтера и, наконец, сменить тряпку с ведром на нормальное рабочее место. Мои жалобы никому не были интересны. Может, отец и догадывался, что не всё гладко, но, вероятно, чувствовал вину за собой за то, что оставил меня когда-то, и, думаю, не считал допустимым лезть в дела уже не своей семьи. Может, в этом тоже заключалась некая стабильность? Да, наверное. В конце концов, я привыкла. Понимала, что от меня ничего не зависит, потому не высовывалась. Хотя, даже тогда мне попадало.

Через пару лет мама снова залетела. Этой беременности никто не был рад: ни она сама, ни дядь Саша, у которого на стороне имелась малолетняя любовница. Снова всё пошло не по плану, но куда деваться? Пришлось родить, тут уж отчим соизволил официально оформить брак с мамой. Мальчик родился крупным, полнейшая копия своего отца, назвали Кириллом. Это, конечно, мне здорово польстило. Кира и Кирилл - я была довольна. Искренне полюбила брата, несмотря на девятилетний возраст, стирала его пелёнки, распашонки, меняла горшки, нянчилась. Своим рождением он зажёг пусть тусклый, но всё же свет, которого мы прежде были лишены. Мама какое-то время пребывала на крайней ступени счастья. Отчим - где-то между низом и серединой. Куда большую радость, большее удовлетворение ему принесла покупка квартиры. Хрущёвку, доставшуюся от отца, они с мамой продали, понабирали денег в долг у знакомых и за бесценок взяли трёхкомнатное крупногабаритное жилье умершего старика, не имевшего ни родственников, ни друзей. Тут, разумеется, не обошлось без ментовских связей отчима. За счёт них-то он в люди и выбился.

Идеальная со стороны семья. Мало кто знал, что происходило за закрытыми дверями этой семьи. Однако это о прошлом. В настоящем дела обстояли не лучше.

- Как всё прошло? - без особого интереса спросила мама, встретив меня на пороге в голубом халате, осветлённые волосы её были собраны пластмассовой заколкой.

- Искусственно. Не хочу сейчас говорить об этом.

- Хороший тебе отец подарочек сделал в связи с окончанием школы.

- Мам, не надо.

- Что не надо? Я понимаю, что он пропил всю соображалку, но задумался бы о тебе немного. Знал ведь, что у дочери вступительные экзамены сейчас, ответственный момент в жизни. Вместо поддержки, снова бросил плевок. Как всю жизнь был эгоистом, таким и умер.

- Ничего он не бросал. Давай не будем об этом?

- Как не будем? Ты из-за него пропустила экзамен. Экзамен, понимаешь? Из-за его прихоти. Ни маршрутку, ни контрольную. Если пролетишь мимо института, вина за это будет целиком и полностью лежать на твоём папаше, который вечно думал только о себе.

- Ты прекрасно знаешь, что везде, где есть вступительные испытания, выделяются резервные дни для пересдачи. Поеду и сдам в другой день, не делай из этого трагедии.

- Как знаешь, - бросила мама. - Есть будешь?

- Нет, я не голодная.

Умывшись в ванной, я заглянула к Кирюшке, застав его, как обычно, за компьютером, поздоровалась и прошла в свою комнату. Стянула с себя джинсы, голубую футболку, надела домашние шорты, майку. Нашла в коробке со старым хламом кассетный плеер и до утра провалялась в постели, слушая Крылья "Наутилус Помпилус". Слёз уже не было, наверное, всё, что можно было выплакать в тот день, я выплакала. Распухшие глаза болели, в висках стучало, но уснуть той ночью мне не удалось. Ощущала себя опустошённым сосудом. Истлевшим куском дерьма. Всё, чего хотелось, - забыться. Раствориться в пространстве, почувствовать себя невесомостью. Чем-то далёким от понимания своей жизни. От понимания себя. Я хотела убежать, но возможностей не было.

Утром, спустя несколько дней, перед тем, как уйти на работу, мама зашла ко мне.

- Готова?

- Готова, - кивнула я, поднявшись с дивана. - После обеда поеду.

- Деньги на холодильнике, перекуси чем-нибудь перед отъездом. Когда а то там ещё поешь.

- Ладно.

- Ну всё, тогда до завтра? Удачи тебе, - добавила она и, чуть помявшись, ласково обняла меня. - Всё будет хорошо, не переживай. Помни, что от этого экзамена многое зависит. Вспомни, какой тяжёлый был этот год. Как ты упорно, старательно шла к своей цели. Сколько ночей не спала, сколько денег мы отдали репетиторам. Искренне хочу, дочь, чтоб всё это оправдалось. Верь в свои способности, и всё получится.

- Спасибо за поддержку, мам.

С написанными на лице сомнениями она покинула комнату. Мама беспокоилась о моём будущем. Когда я в начале одиннадцатого класса заявила, что хочу попробовать поступить в московский Литературный институт имени Горького, мама длительное время не комментировала это заявление. Она знала, что я пишу время от времени и с книжками с детства не расставалась, но лично с моим творчеством не была знакома. То ли её это мало интересовало, то ли она считала это занятие несерьёзной забавой, то ли смелости не находилось на то, чтобы подойти ко мне и попросить дать почитать что-то из написанного. Не знаю. Но когда однажды за ужином она выпалила: "Кир, надо пробовать. Если ты хочешь этого, я поддержу тебя", я с удивлением осознала, что мы не так уж с ней далеки друг от друга. На протяжении всего года я жила надеждами на эту казавшуюся осуществимой мечту. Я знала, что мои работы не самые плохие, причем вполне неплохо владела и русским языком, и литературой, плюс ко всему моральная родительская поддержка - я искренне верила, что с окончанием школы события в моей жизни резко сменят позиции. Москва как город не привлекал меня, однако то было не важно, важно место, о котором я грезила, творческие люди, возможности. А самое главное - я жаждала просто сбежать из дома, уйти из семьи, другими словами. Перестать видеть отчима, ловить на себе его пристальный, ненавистный взгляд, слышать постоянные упрёки и оскорбления.

Жила этим миражом. С воодушевлением ждала лета, выпускного, поступления. И отчим, несомненно, тоже этого ждал. Надеялся, что я уеду, а он вздохнёт с облегчением, освободив домашнее пространство от чужого, постороннего человека. Как писал Кафка в одном из писем к Фелиции: "По сути, согласие в семье нарушается только мною, причём год от года всё более злостно" - именно так было и в нашей семье. Я являлась зерном большинства конфликтов. Ненамеренно, конечно, так выходило. Отчим срывал на мне гнев, цеплялся к незначительным вещам, выставляя меня в далеко не радужном свете, и мама с Кириллом, разумеется, оказывались втянутыми в эти скандалы. В детстве меня обижало, что самый близкий по сути мне человек никогда не вступался за меня, позже, когда мама стала замечать неправоту мужа, напротив, я уже просила её не вмешиваться, поскольку то лишь усугубляло положение дел, обостряло неприязнь и агрессию отчима по отношению ко мне. И так она металась из стороны в сторону, не зная, чью позицию принять. Кирилл же и вовсе закрывался в комнате, в слезах затыкал уши. Однажды он попытался встать на мою защиту, за что получил от папаши незаслуженную порку ремнём.