- Смотри-ка! - заорал он, - Этот придурок умирает второй раз! И могильники его не берут!

Его спутники как по приказу согнулись пополам и завизжали, а девушки начали хлопать их веерами по ягодицам.

Пиктор слаб хмыкнул тоже.

- Ну, они у меня попомнят! - громко, внятно и мстительно заявил шут, - Вот вернусь сюда и заставлю их всех играть в неприличных комедиях с утра и до вечера. Больно уж ленивы. И в постели, наверное.

Тут порочная компания разом прекратила хохотать и приняла самые развратные позы. "Пастухи" поделили деньги, отозвали своих и увели, а двуколка, запряженная вороным мулом, катилась уже ох как далеко.

Когда дорога и деревья принялись отдавать тепло, в состоянии Пиктора что-то изменилось. Он обмяк, взмокла колючая голова - и стала липкой и сальной. Потом холод потек дальше, вдоль спины Шванка. И в конце концов Филипп подхватил на бегу падающую корзину.

- Ах ты, злые силы! Он же почти не пил!

Мула остановили, больного попытались напоить сквозь стиснутые зубы; Филипп намочил и повязку, утверждая, что соль все равно остается на месте. Пиктор застонал, но в себя так и не пришел.

Тогда Шванк ударил мула вожжами. Тот молча обернулся, подпрыгнул и пустился вскачь. Филипп трусил позади с корзиною в руках и отстал очень быстро, его загородила плотная пелена бледной пыли.

Шванка ударило под зад, много раз, а вместе с ним подскакивал и обмякший Пиктор. Видимо, валик сместился - больной очнулся и заорал:

- Не надо! Больно!

Мул, не дожидаясь поводьев, пошел мягким и легким шагом.

На повороте двуколку догнал и Филии, совсем потерявший дар речи. Пиктор беспокоился, все искал и вскрикивал:

- Где она? Неужели? Где...

Филипп, что-то прошипев, откашливаясь, отдал корзину, и Пиктор снова вцепился в края.

В город скоро опустятся сумерки. Филипп говорит:

- Наши врачи не справятся - они из школы Салерно. Давай к купеческим кварталам. К базару - там есть большое белое здание с колоннами. Там все почти так или иначе связаны с островом Кос, они предпочитают решительно...

Шванк так и сделал. Выбрался почти сразу - может быть, один-два лишних поворота, но все они там широкие и прямые...

Здание и в самом деле огромное, занимает целый квартал в длину. Возница направил мула прямо к центральному входу - узорчатым синим воротам между колонн.

- Погоди, нет! - остановил его Филипп, - Нам нужен вон тот торец.

- А почему? - спросил Шванк, поворачивая.

- Понимаешь, здесь лечатся купцы. Это сразу видно... по воротам - кто еще делает приморские колонны... при мавританских дверях? Купцы любят... лечение быстрое и приятное. А жрецы болеют долго... и упорно - пока не умрут, не поправятся.. или не приспособятся к болезни... так, что она перестанет им мешать. Купцы вообще.. придумывают себе болячки... или живут как попало, но салернских врачей не любят - те им делают... замечания...

- А жрецы неприхотливы, послушны и болеют тяжело?

- Да.

- Но он же раб!

- И что тут... такого?! Не понимаю...

За разговором Филипп дыхания так и не восстановил. У широкой боковой двери мула перехватил старый привратник и велел нести больного вниз; крикнул:

- Принима-ай!

***

Слава богам, лестница вниз была невысока.

- Прохладно...

Пикси опять потерял сознание. Его тащили на весу, под локти, все так же цепко и ровно держал вместилище богини, но как-то водянисто, словно бурдюк, все валился на низенького Шванка...

Сразу начинался серый коридор и залы - в них вели широкие арки, не двери. В зале чуть поодаль молодой голос вещал:

- ... а потом этот пьяный идиот берет и наставляет на него лук. Так и держал, а Бага все пытался и пытался оживить труп. Только когда я выбросил сумку в окно, прибежали ребята...

У самой большой арки сидела полная матрона, клевала носом и медленно чинила белье. Волосы матрона убрала надо лбом очень сложными твердыми кудряшками, наподобие диадемы. Она подняла глаза, развернулась и громко крикнула в арку, на свет:

- Максен, Скопас, Ллир! К вам больного!

Этот коридор и залы звучали как-то чересчур внятно.

Почти сразу выскочил очень толстый рослый мужчина, за ним подтянулись юноши, все трое в белых туниках. Мужчина лысый, ярко блестит головой, а волосы юношей повязаны косынками по самые глаза. Один хихикнул и тут же прикусил ноготь - как же, ведь толстый и тонкий притащили третьего, похожего на летучую мышь в обмороке - смешно и страшно.

Врач зашел сзади и перехватил Пиктора под мышки.

- Отцепитесь оба.

Шванк и Филипп отцепились. Руки врача такие волосатые, что кажется: Пикси схватил огромный паук и сейчас утащит в нору, к себе. На самом деле утащит. А Пиктор не выпускает корзины... Дождавшись чего-то, Шванк осторожно извлек богиню за талию.

Юноши подскочили справа и слева, подхватили задницу и ноги Пиктора, он открыл глаза и охнул.

- Хорошо, - сказал врач, - Потащили.

Пиктора унесли, а Шванк прикрыл глаза да так чуть и не уснул стоя.

- Что с ним случилось? - крикнул кто-то над его головой.

- А?! - черная чуть не упала на каменный пол, - Наступил на гнилую кость.

- Ага. Вивиан, лентяйка - ну-ка быстро лед и соль, много!

Матрона отложила белье и удалилась

- Ну тарантул! - Шванк слышал, она прохихикала это у самого поворота.

Тарантул шагнул куда-то за Шванка. Тот обернулся и увидел: Филипп, с лицом багрово-синим, вывалив сухой язык, согнулся и опирается руками о колени. Врач хлопнул его по плечу.

- Ты, жердь! Сядь на корточки, быстро. Голову меж колен!

Филипп послушно сел, как приказали. Врач опять убежал, а Гебхардт Шванк все стоит.

Вернулась Вивиан с полными сосудами на плечах, исчезла в арке. Потом заорал Пиктор, прикрикнул на него врач. Наверное, отнимали уже пустую корзину.

- Вивиан! - опять этот громкий Тарантул, - Вылей там тощему холодной воды на голову.

- А?

- Дава-ай! А то будет нам еще один больной!

Вивиан вышла и обильно полила Филиппа. Тот, кажется, и не заметил.

Вскоре Тарантул вышел сам, вытирая белым полотенцем волосатые лапы.

- Тощий! Головы не поднимать! А ты, толстый, слушай.

- Ой, да кто бы говорил про толстых, - шут закатил поросячьи глазки и еще крепче прижал богиню к груди.

- О, так мы еще и педерасты! Ни за что бы не догадался, вон ты как ее тискаешь... Но все-таки слушай. Дела не очень хорошо, хотя лечили его правильно. Когда он поранился?

- Сегодня поздним утром.

- А где?

- На могильниках.

- Жаль, жаль. Вот почему зараза уже поднялась до паха.

- Зараза? - поднял голову Филипп, и она удержалась на шее, - Я думал, это трупный яд.

- Нет. Опасная зараза. Поэтому я оставлю его в одиночке, а вас к нему не пущу.

Филипп успел подняться из лужи по стене и спросил:

- Как его лечить?

- Надо ждать, пока не созреет гнойник, это дня три или неделя. Потом вскроем и выпустим гной. Пока, наверное, сделаем разрезы вдоль по ноге, чтобы текло... Пока надо холод и покой - а потом - вот, смотри!

Врач махнул темной лапищей, и целью его оказалась небольшая бочка, вся - до самого верха - набитая зелеными заплесневелыми корками.

- Плесень? - удивился Филипп, - Разве она не заразная?

- Нет. Когда вскроем гнойник, будем сыпать ее на рану, она очищает гнойники. Жаль, что ее нельзя есть, не помогает. Так что молитесь за него, жрецы. А ты, тощий, пей. Пей, сказал!

Филипп присосался к бурдюку.

Прибежал юноша в косынке, тряпкой насухо вытер пол. Пришел второй, вернул корзину с обломанным краем.

- Так! - командовал Тарантул дальше, - Теперь раздевайтесь. Тряпки - в корзину! Носки и обувь снимай, поросенок!

Оба так и сделали.