И тут Филипп заткнул полы одеяния за пояс, снова выдернул стилет, помчался вниз огромными скачками, как-то умудряясь попадать в проходы; глаза его и конец ножа нацелились точь-в-точь в подзатылочную ямку существа, будь у него затылок. Остальные двое запрыгали бочком, по-воробьному, однако же, бойко перемахивали через плетни - чтобы успеть наперерез.

Все это происходило молча, а толстенькая фигурка ждала и, похоже, улыбалась. Потом неуловимо метнулась к куче высохшей падали и стала меньше.

- Убедили-убедили! Возьму сухую.

Филипп перепрыгнул через труп и кровавую лужу, а существо склонилось к иному телу. Кто-то, казалось, обнял себя за плечи во сне, а потом расслабил руку. Так она, левая кисть, иссохнув и вытянув длинные ногти, торчала над чьим-то ухом. Стилет жреца вроде бы ударил тварь в затылок, но та извернулась, почти исчезла и крысой юркнула меж мертвецами.

- Все, Филипп! Все! Не достанешь! - пронзительно визжал Шванк - а жрец, кажется, был намерен отбрасывать трупы и добраться-таки до добычи.

- Ай, злые силы! - это Пиктор поскользнулся в луже загустевшей крови и потерял сандалию.

- Ушла! - Филипп вытер лоб, спрятал нож и вяло подошел к своим. Пикси нашел сандалию и нес ее на отлете, двумя пальцами.

- Возьми лучше мои, - сказал Филипп, и Пикси без возражений выбросил окровавленную обувь, пошел пока босиком, нес веревочную обувку в руках.

Все трое, пять бочком, кое-как поднялись, и тут Пиктор пожаловался:

- Что-то нога болит.

- Шванк, давай бурдюк!

Филипп смыл вонючие кровь и грязь - а в стопе, оказывается, торчал тоненький обломок какой-то косточки, почти целиком ушел в мясо.

- Шванк, давай нож. Он чистый.

Надрезав место занозы, Филипп извлек ее полностью и показал Пиктору - хрупкая, не меньше сустава пальца длиной - и отбросил. Потом промыл рану еще раз и крепко перевязал еще одним лоскутом несчастной одежды покаяния, прополоскал нож и вернул. Пиктор обулся и решил, что сам идти может.

***

Первый час он сам и шел. Собак слышно не было, а лес вроде бы немного продышался и стал прохладнее. Через час Пиктор уже прыгал на одной ножке. На ногу обули что-то вроде бахилы из очередного лоскута, вырезали ему костыль и поплелись дальше. Еще через час Пиктор бредил, и его тащили на сцепленных руках. Собаки - те или другие - появились снова.

- Надо было их раньше переколоть, - решил Филипп.

Но псы пока не нападали - просто держали путников подальше от своей территории.

- Что ты наделал, мой ученик, - жаловался Пиктор Филиппу на него же самого, - Вчера ты соблазнял демона, сегодня пытался его убить. Ну разве так можно?

- Мастер Пиктор, наши предки-шаманы так и делали - заключали браки с духами или преследовали их!

- Но вы-то уже лет пятьсот как не шаманы! Ты слишком логичен, Филипп, чтобы действовать варварски. Логичные люди легко впадают в жестокость...

- Прости, учитель мой.

- То-то же.

Филипп решил не укладывать Пиктора в храмике. Нужны солнце и свет - и совершенно не нужно влияние демона. Пиктора уложили под узкий дерновый навес. Шванка Филипп погнал за водою, а сам пошел разыскивать соль - ее набралось четыре мешочка, около полуфунта. Вода после дождя была все еще чуть мутновата, но муть эта песочная, чистая. Воду пропустили через лоскут белого знамени Шванка и вскипятили на большом огне. После этого Филипп бухнул в котел всю соль и подогрел раствор еще.

Подвесив котелок на палке "во дворе". Жрец и шут предупредили, что сейчас будут снимать повязку. Пиктор заблаговременно сморщился. Ожидали увидеть гнойник - но дело оказалось много хуже. Самого гнойника не было. Ранку чуть увлажняла сукровица, уже зловонна, а к колену поднимались, бежали-бежали синюшно-красные пятнистые дорожки.

- Шванк, выпусти голубей!

- Что писать?

- Ничего, сами догадаются.

Шванк выломал вместе с дверцей и весь потолок. Засидевшиеся белые голуби, все трое, тут же взмыли вверх, шумя, разбрасывая перья и подстилку; скрылись.

- Ага. - ощупав заднюю строну колена, рыкнул Филипп, - Образуется бубон.

- Резать? - спросил Пикси.

- Нет, он совсем мягкий.

Немного подумав, Филипп свистнул в два пальца, да так пронзительно, как Шванку в жизни спеть не удавалось. Прискакал вороной мул, свежий и бодрый; его привязали к кустам. попрочнее.

- Шванк, запрягай его.

Шут подчинился. А жрец изорвал и белое полотнище, и запасную рубаху жонглера на широкие полосы. Потом ушел и вернулся. Промыв рану целым бурдюком ледяной воды, он замочил белые полосы в котелке и, остужая, начал повязку - от стопы к бедру, выше колена. Пиктор неподвижно терпел и казался спящим. Закончив с повязкой, Филипп принес еще один бурдюк.

- Холодная вода, для компрессов, - объяснил он, - Есть у нас что-нибудь непромокающее?

- Нет.

- Тогда придется так.

Мул тем временем стоял, впряженный в двуколку, и грыз от скуки один из кольев стены.

- Кладем.

Пиктора, кое-как уравновесив повозку, усадили. Он сполз; с очень мокрой повязки сквозь днище закапало вниз. Тогда Филипп решил, что править мулом будет Шванк; сам Филипп пойдет пешком и понесет воду. Всего остального, кроме богини, брать не нужно. Шванк послушно уселся и ухватил возжи. Филипп снова приподнял Пиктора, привязал его к Шванку чьим-то поясом, и тогда двуколка уравновесилась. Подоткнув под колено раненого валик, свернутый из синего плаща, жрец разрешил отправление.

- Богиня, демон! - забеспокоился раненый, открыл глаза. Филипп выругался, принес корзину с угольной статуэткой и вручил ему. Пиктор намертво вцепился в края и снова заговорил:

- Я, я ее держу. Она зацепилась за меня, понимаете? Я должен ее удержать! Пока есть рана, она от меня не уйдет...

- Держи, держи ее. Твои защитницы ее схватили?

- Не знаю...

Умный мул решил идти самой ровной рысью. Ни погонять его, ни сдерживать необходимости не было, и поэтому Шванк уже привычным внутренним зрением, спиною, вглядывался в Пиктора. Четкая складчатость исчезла, Пикси мерцал и казался песочно-жидким. А тело его дрожало в ознобе и обдавало спину Шванка нежным жаром поднимающейся лихорадки.

- Ты что делаешь, Шванк? - спросил Пикси.

- Тебя везу.

- Не-ет... Знаешь, я хотел сказать, именно тебе...

Мул, сберегая время, спокойно и быстро перешел лужок и выбрался на дорогу.

Мул шел себе и шел, скоро, экономно. Филипп сначала шел сзади, потом начал медленный солдатский бег. А Шванк все наблюдал лихорадку. Жар исчерпал свою нежность, стал сухим и острым, Пиктор прекратил лязгать зубами, и тогда жонглер остановил мула.

- Пикси, ты как?

- Лучше. Уже не так холодно. Не волнуйтесь, я ее не упущу.

Филипп посмотрел критически:

- Уж больно ты красный! - и вылил на "головное покрывало" больного толику холодной воды.

...

Миновали знакомое блудилище "бабушки и внучки". Там было тихо, а дети словно бы и не прекращали копаться в пыли.

- Шванк, - бормотал Пиктор, - Люди не умеют петь. У них у всех уродливые голоса, какие-то слишком мясные и деревянные. А ты звучишь прекрасно, как божий инструмент. Лучше, чем птица...

...

Через несколько сотен шагов Пиктор очнулся и заговорил:

- Филипп, мы в наших одеяниях похожи на блудниц для прокаженных.

- А что, и такие есть? - пропыхтел жрец, - Задницами не сверкаем - и ладно.

- Я не о том. Мы выйдем к основному блудилищу, там могут и напасть. Скоро вечер, им скучно.

- Что ж...

Филипп снова повесил плеть на руку и побежал чуть напряженнее.

...

На обычном месте стояли сразу и блудницы, и мальчики - вяло спорили о том, кому где стоять. Чуть поодаль три "пастуха" придирчиво считали монетки. И тут раздалось такое "хихихи!", после которого, и это знал Гебхардт Шванк, в актера летят тухлые яйца, палки, а то и камни. "Хихихи" продолжалось, перетекало от мальчиков к девицами и обратно, но в истерику от скуки пока никто не впал. Потом какой-то юнец показал неприличный жест, вытянул указующий перст и по-настоящему заржал, несколько удивив даже мула: