- А вот клевер. Заварим?

- Он горький?

- Никакой.

- Тогда зачем?

- Выгоним лишнюю слизь из горла.

- Тогда хоть смородиновый лист добавь, что ли...

Прихлебывая почти кипящий отвар, ворчал Гебхардт Шванк:

- Какой в этом смысл? Мы усыпим ее такими гимнами.

- Я не понимаю, - присоединился Пикси, - при чем тут голова львицы? Но мы-то понимаем, при чем тут баба - да, Филипп?

- А вот я понимаю львицу. Да и тебе снились хищники, - сказал знаменитый похабник Шванк, - Но я ведь кастрат, где мне понять, при чем тут баба!

- Это старый миф. Сейчас он живет разве что в срамных шутках, - задумчиво заговорил Филипп, - Старая история о зубастом влагалище. Чтобы взять себе жену, мужчина должен изнасиловать ее чем-то твердым, и она сломает зубы. Если и наша богиня такова, то ничего любопытного тут нет. Кто знает, не морочит ли она всех нас этой старой, расхожей глупостью? Или так ленива, что неспособна построить себе новый миф? Выгонишь ручейника из домика - он построит новый, из того, что дашь ему ты, хоть из жемчуга. А эта! Но... Шванк, а что было в землях Гавейна? Ты видел тот разгул, о котором говорил Панкратий?

- Нет. Было очень тихо и скучно.

- Как у нас с вами?

- Примерно так.

- Хм. Они приходят в мужскую ярость - в ответ на что? Им нечего делать? Они боятся?

- Не знаю!

- Шванк! Ты променял ужас на скуку.

- Это как?

- Когда ты должен быть в ужасе, то начинаешь сильно скучать, раздражаться?

- Нет. Я боюсь, как и все.

- Я не о том! Если ты увидишь змею, отскочишь и похолодеешь, так? Но это не ужас. Я про божественный ужас, похожий на тот, что приснился Пиктору.

- Тогда я совсем ничего не понимаю!

- В моем видении у богини вообще не было головы!

- Ладно, Филипп. Не зли его.

- Тогда спать! А я закончу вечерние медитации.

***

Следующим утром проснулись много позже рассвета. Росы не было, и сырость не коснулась их, так что заклинатели спали и снов не видели. Вечерок снова пришел и ушел, но его не заметили.

Как сложилось, Пиктор принес смородиновый лист и зверобой, а Шванк вскипятил последнюю воду из бурдюка. Вяло отщипнули по кусочку гуся, как и вчера.

- Есть совсем не хочется...

- Жаль. Можно - и не лезет.

- Яблоки съедим?

Заклинать, прямо так сразу, никому не хотелось Шут и раб помалкивали, ждали решения жреца. Филипп знал это и, проверяя, слушаются ли его, немного тянул время. В конце концов он огласил решение:

- Начнем с того, что принесем, наконец, воды.

- Ничего себе! - обиделся Шванк, вознося очи и перст к небесам, - Это не серая жара, а какая-то свинцовая!

И верно. Плоские тучи, подобно мокрым компрессам из овчины, обложили свод небесный и нагнетали влажный жар.

- Росы нет - гроза, быть может, придет к вечеру!

- Ох! Хорошо бы!

- Шванк, ты думаешь, нас угнетает погода, а не богиня?

- Меня погода точно не любит. Мысли совсем не текут. Я бы лежал себе в гамачке...

- Не выйдет!

- А вот ко мне, - хихикал Пиктор, - Небесная Матушка очень даже милостива! Я так же переменчив, как и она сама.

Филипп посмотрел на него с сомнением, но не сказал ничего.

Заклинатели шли и грызли яблоки - сначала вяло, потом с аппетитом. Шванк по привычке сжевал огрызок и выбросил черешок.

Кладбищенский ельник накопил такой духоты, что проняло даже Пикси. У старицы он присел на корточки и отдышался. Набрать воды было можно, но не слишком просто. Поначалу могли помешать кочки с режущей осокою, а дальше возникли прогалины топкого ила.

- Что-то жабы на берег не выходят, - заявил Филипп, - Вдруг вода нехорошая?

- Гроза еще не собирается, значит. А жаль! - решил Шванк.

Сделав небольшой крюк, заклинатели вышли на удобное, песчаное местечко - еще не так давно старица связывалась тут с матерью-речкой. Набрав бурдюк в месте почище, Пиктор снова присел на корточки:

- Смотрите-ка! Это же мой сон!

Он ткнул пальцем куда-то под ноги, и его спутники дружно повалились на колени.

- Кому молимся? - хихикнул шут.

- А вот!

У ног Пикси, почти на краю воды, валялся дохлый бурый лягушонок. Брюшко его было стянуто наподобие песочных часов, перехвачено какой-то серой водорослью. Пикси ткнул палочкой в эту водоросль, и она стремительно извернулась. Хищница, обнявшая труп, выглядела мерзко и внушительно. Каменно-серая, величиной с крупную пиявку, она тоже была членистой - но членики много тверже и длинней, чем у пиявок, с короткими пластинками по бокам. Голова ее, вытянутая и вроде бы с глазами по бокам, не имела видимого рта. У двух передних скругленных углов головы сидели челюсти-серпы, они-то и вонзались в синяки на лягушачьем брюшке, высасывали его. Лягушонок вынес хищницу на берег и умер там, убегая. Если его растворяли изнутри, то боль должна быть невыносимой, он и бежал от нее...

Филипп поднял тварь двумя пальцами, и стало видно три пары довольно тонких ножек. Хищница перехватилась челюстями покрепче, лягушонка не выпустила и принялась злобно вертеться.

Филипп выбросил мерзкую обратно в воду.

- А ведь похожа, тварь! Я ее знаю, я их в детстве собирал.

- А зачем, Филипп? - оторопел Пикси.

- А любопытно! Они в июле-августе выходят на берег и окукливаются. Потом вылетают большие черные жуки с желтой каемкой на крыльях. Они иногда залетают в дома, путают стекло и воду, летят на свет... И они, и эти личинки - страшные хищники и каннибалы, но обычно охотятся на рыбок и лягушек в тихих местах. Челюсти у них - что серпы боевых колесниц Александра! Я их держал в песке и выпускал жуков куда захочу. Ах, если б у нас был широкий стеклянный сосуд, чего бы мы ни увидели в этой воде! Ага, вот еще один пожаловал!

К берегу, в ответ на дрожание человеческих шагов, спешило серое суховатое насекомое, похожее на высохший лист. Из брюшка сзади торчал прямой, твердый и тонкий хвост вроде соломинки - длиной больше, чем в половину туловища. а спереди, под глазами, были сложены жесткие руки - толстые, мощные, с расставленными локтями. Кто-то шевельнулся, и насекомое мгновенно ушло под воду.

- Клоп. Руки его предназначены обнимать добычу, а колет он ее хоботом. Хвостом дышит.

Филипп бесстрашно сунул руку в воду, но вынул пустой.

- Разбежались. Может, кто в бурдюк попал... Я хотел показать вам личинку стрекозы - она выбрасывает свою челюсть-маску. Но нет - это надо видеть.

- Ну и мерзость!

- Почему же? Самые настоящие чудовища, только маленькие.

- И слава богам!

- Очень милы!

Филипп улыбается так довольно, будто бы сам их и создал.

-Эй, хозяин! - крикнул Пикси и перебросил бурдюк Филиппу; тот поймал его, обнял и присел. - Давай поиграем!

- Слушаю!

- Мне кажется, мы сегодня неспособны заклинать.

Шванк согласился и начал кивать.

- И я предлагаю, - Пиктор изящно раскрыл ладони и указал на старицу, словно предлагал ее на аукционе, - Я предлагаю поиграть: увидеть природные, для нас не опасные, подобия этой богини. Одна есть!

- Два есть - клоп!

- Но она - личинка, с похотью никак не связана...

- Протест отклонен, Шванк: ее родители - точно такие же людоеды. Клоп тоже взрослый. Взрослые стрекозы охотятся в воздухе.

- Чего надо личинке? - спросил Филипп.

- Превратиться в насекомое.

- А для этого что ей надо? Пикси? Шванк?

Филипп, хранитель тайны чудовищ, таинственно посмеивался; Пикси и Шванк растерялись вконец.

- Ладно, потом. Хорошая игра, почему бы и нет? Пикси, ты это придумал - ты и командуй.

- Тогда сначала приказываю искупаться!

Обогнули старицу, вышли к реке. Речка-мать так обмелела, что окунуться можно было разве что под корягами. Все так и поступили, а потом улеглись на стрежне, выставив на воздух бледные животы. Но что-то делать было надо, и Пиктор объявил поиски.