Его брошенную игрушку тотчас облепили какие-то мелкие существа.
Он встал и пошел, опираясь на кулаки, на бурые толстые костяшки.
Его остановила черная лужа. Он посмотрел вниз, увидел свое отражение и опять пронзительно заорал, ударяя себя кулаками в грудь, разбрасывая ветви.
Усмехнулась женщина, и по поверхности лужи побежали частые круги. Обезьян быстро успокоился и смотрел теперь с любопытством. Из лужи вытянулась и поднялась пара тонких женских ручек, потом вторая; колени и ножки распахнулись, играя бликами на черном; показались, приподнявшись, и маленькие груди. Обезьян, сопя, подошел, и она захватила его в объятия. Он упал на живот, растопырив ноги, и тут же начал совокупление.
Система из шаров света ускорила вращение, чуть взлетела и застыла, вертясь. Так стоит волчок: чем быстрее двигается, тем надежнее стоит, покоясь. От пламенных клочьев светила отскакивали мельчайшие капельки и тут же превращались в людей. Искры, отброшенные спутниками, становились иными существами. Все это падало обратно и населяло шары, даже само светило, средоточие огня.
А к совокупляющейся паре сбежались уродливые мелкие существа, зарычали, заскулили, завизжали.
Обезьян кончил и сел. Женские пальчики стали щупальцами, схватили по горсти существ и утопили, а потом потянулись к шарам - кое-что, созданное из светов, к ним прилипло и растворилось в густой черноте. Обезьян все пытался оторвать задницу и ладони от поверхности, что казалась податливой и жидкой, но прилип крепко и начал вязнуть. Он взвизгнул и рванулся, но тщетно - упал. Теперь он лежал на спине; только задранные ноги его были пока свободны.
Тогда к лежащему подбежало самое крупное существо - с головою льва, хвостом змеи, туловищем волка, на четырех орлиных лапах, со сложенными темными крыльями на спине - и как следует укусило, куда смогло дотянуться. Любовник черноты зарычал гулко и грозно, ударил ладонью, разбрызгав грязь, но кусачий увернулся и отскочил. Обезьян злобно ревел, и ему вторили уродливые существа, создав свой безобразно-гармоничный хор.
Львиноголовый в зубах принес систему светил. Обезьян потянулся и отобрал ее. Дивный его волчок попытался взлететь и смог приподнять создателя над черною грязью. Творец высвободил вторую руку, ухватил полезную игрушку покрепче. Смог выпрямиться, сел величественно.
Слуга с головою льва упал брюхом вверх и улыбался у его ног, задрав все четыре птичьих лапы. Чернота, грязная гидра, пока что втянула щупальца.
На лес опустились сумерки, Шванк вспорхнул и опустился у крышки последнего люка.
- Боги мои, неужели они поклонялись этим?!
"Ну уж нет! Они их ненавидели, как Панкратий - ту богиню. А твои деды их всех без разбору боятся"
- Так люди были...?
"Да. Твои предки"
- Но кто их боги?
"Следуй дальше, взыскующий!"
Шванк, человек, спустился по лестнице в последнюю камеру. Там не было ничего, кроме широкой пустой лестницы, созданной из светов. Самые нижние ступеньки горели цветами радуги, а дальше пылали оттенки, видимые лишь птицам, не людям.
Шванк взлетел, но встречный ветер помешал ему даже приблизиться к лестнице. Упав, он ступил на полосу красного света, боясь сгореть тотчас же. Но свет удержал, а ступень превратилась в бесконечную прямую дорогу. Он сделал осторожный шажок, и тут нога провалилась в свет.
Шванк взлетел и встал у подножия, не двигаясь никуда. Лестница переливалась и искрилась.
Ослепленный, он отступил в сторону и увидел, как его народ - самые молодые, бедные и ничтожные - торопятся в своих кибитках убраться подальше на запад. Погоняют серых волов, но волы всегда ходят медленно...
А розовые сады, душистые луга, рощу священных олив и оставшихся в живых брошенных младенцев и кастратов скупил богач, одетый в зеленый плащ с изумрудами на подоле. Его широкий воротник сплели неведомые старые мастера - из множества прутков червонного золота...
Шар жемчужного света взорвался перед ним, и опасно, слишком сильно закружилась голова. Гидра ожила и протянула щупальце, оно превратилось в нить, и нить эта лопнула...
***
- ... просто гидра. Не ищи торжественных имен, преосвященный, не трать времени. Она протягивает свои щупальца, и ее легко узнать.
- Гидра - это название формы, не имя!
- Думаю, ее суть не имеет имени. Не приспособлена.
- Очень вероятно! Попал! А что, если в нашем бытии она спесива и слышит только высокие имена?
- Возможно. Ох, злые силы! Еще три года назад можно было выбрать смерть по себе! А теперь она шарит, шарит, тянет щупальца и хватает кого попало, всех!
- Толпу. Людей толпы. Вот, спроси-ка про них у этого шута...
- А менее полувека назад смерть была осмысленной, к ней готовились! Но теперь! Это отвратительно!
- Полвека назад мы с тобой были юношами и самонадеянно думали, будто смерть, как праздничные одежды, нужно подбирать себе, любимому, по мерке и по вкусу. А Хейлгар и тогда создал ее иной. Старая плоть, порченая плоть всегда сыпалась ей прямо в пасть. Не заносись, Эомер!
- И кто же мне это говорит? Кто тут поносил богиню?
- Что поношенье, что подношенье, что приглашенье - стерве все одно, - безнадежно махнул рукою Панкратий и уронил перевязанную ладонь.
"Гидра", - сказал Эомер, и Шванка сильно затошнило. Он громко сглотнул подступившую блевотину, и епископ, чутко обернувшись, крикнул:
- Парни! Певчему плохо!
Первым подскочил Хельмут. Вместе с арапчонком они подхватили Шванка под мышки, мягко и враз дернули вверх, вывели вон.
На улице его рвало снова и снова, сначала водой, потом слизью и, наконец, золотистой и зеленой желчью.
- Федра, Хлоя! Господин Шванк заболел!
Тоненькие девушки, знакомая блондинка Хлоя и вторая, совсем оливковая и черноглазая, перехватили больного и попытались вести, а он попробовал тверже двигать ногами.
- Девочки, придете вечером? Кое-что подарим!
- Еще бы! - Федра помахала свободной розовой ладошкой.
- Ждем!
- Ну, тогда ждите! - откликнулась наконец скромница Хлоя.
Шванка оттащили в покои и уронили на постель. Опять вздернули и усадили, оперев на подушки.
- Федра, принеси питье! Я пошла за врачом.
Мавританочка вернулась, подошла сзади, как бы желая перерезать горло, и придавила к его губам край оловянной кружки. Он сглотнул, но это оказалась не отрава, а просто вода с лимонным соком и гремящими осколками льда.
- Погоди. Тошнит.
Кружка исчезла и ударила о дерево, встала на стол.
Пришел седобородый врач, покурил какой-то хвоей и втер в виски больного лавандовое масло. Когда тошнота ушла, лекарь оставил больного.
Шванк лег, потянул за собою подушку и устроился, лежа на правом боку. Тени мебели все тянулись к порогу, а он лежал и смотрел, как они растут.
Кажется, прилетал и белый гусь - как-то же он оказался на столике?
Гусь мысленно произнес:
- Твои предки позабыли о Лестнице Света, но помнят о безумном Творце и его прихлебателях. Ты уязвим перед нею, так откуда тебе это помнить?
- Лестница на самом деле уводит в свет, от смерти?
- Не знаю. Один из малых богов погиб.
- Так ты не всеведущ?
- Нет, нет. Мне самому тревожно. Ты пишешь медленно. Видение свое запиши! Завтра же!
- Но, боже, ты требовал один роман, а тут работы на целых два!
- Может быть, и так. Не знаю.
- Что мне писать?
- Сказал, запиши видение!!!
- Объясни, для чего...
- Потом!
Гусь взлетел и исчез, уронив с крыла небольшое перо.