Эдит Ляуш уже не была тринадцатилетней девчонкой, начитавшейся романтических повестей, ожидающей своей первой любви. Сейчас она взрослая женщина, познала немало в жизни, год назад пережила смерть человека, которого любила. Она понимала: то, что связывало ее когда-то с пятнадцатилетним юношей, могло стать каким-то мостиком к новому сближению, если этого захочет Ганс. Пусть он будет таким, какой есть. Пора забыть о том наивном мальчишке.

Полгода жизни с Рудольфом, закончившиеся его самоубийством (из материалов следствия она узнала, что ее Руди, который в течение этого полугода и словом не обмолвился о политике, был замешан в заговоре против фюрера), позволили, как ей тогда казалось, забыть о девичьей любви к пятнадцатилетнему мальчишке. И когда она услышала произнесенное Гретой имя обер-лейтенанта Ганса Клоса, то ее удивило только стечение обстоятельств, а дарственная надпись на его фотографии больше растрогала сентиментальную Грету, чем ее. И когда вместе с Гретой они пошли в квартиру Ганса и из-за шторы вышел человек, который произнес только одно слово: «Эдит», — она почувствовала, как забилось ее сердце.

Грета размеренно дышала, свернувшись в клубок, прижавшись к ней, как ребенок.

«Я хотела бы иметь ребенка, — подумала Эдит. — Ребенка, похожего на Ганса». Эта мысль рассмешила ее.

— Боже мой, — громко произнесла она, — я даже не спросила, может быть, он женат?

Девушка внезапно услышала какой-то шорох за окном. Или ей это только показалось? «Видимо, прислуга возвращается» — подумала она в полусне и решила, что отдаст Грете свои консервы, чтобы она не обвиняла в краже и без того запуганную женщину. И в этот момент раздался звон разбитого стекла в окне, а потом тишину разорвала автоматная очередь… Перепуганная Грета сидела на кровати и истерично кричала.

Эдит сорвалась с места, пытаясь вспомнить, куда она положила пистолет, и вдруг пожалела, что не держит оружия под подушкой, как та неизвестная ей девушка, бывшая соседка Греты, которую из-за психического заболевания отправили в Берлин. И когда Эдит наконец нашла свой пистолет, она услышала за окном тяжелые шаги, громкие голоса патрульных и стук в дверь.

— Минуточку, — спокойно ответила она, набросила на плечи плащ, надела сапоги и только тогда подошла к двери.

Несколько перепуганных и также наспех одетых людей ввалились в комнату, а кто-то из них уже на пороге сказал:

— Я врач! Кому оказать помощь?

Включили свет. И тогда Эдит увидела, что ее постель, на которой она сначала лежала, собираясь спать, и откуда потом перебралась к Грете, чтобы спастись от холода, была пробита пулями из автомата. Эдит успела только подумать: «Кто-то хотел меня убить», а потом словно куда-то провалилась… Придя в себя, она увидела наклонившегося над ней мужчину, который назвался врачом.

— Теперь легче, фрейлейн Эдит? Ничего опасного, только потеря сознания. Обычная реакция. Шок.

1 января Клос встал поздно, побрился, съел яичницу с ветчиной, приготовленную Куртом, поговорил со своим ординарцем о вчерашнем новогоднем вечере. Курт был счастлив — проспал всю ночь напролет возле своей Маргариты. Он принес кусок шоколадного торта, чтобы господин обер-лейтенант («Господин капитан», — поправился Курт, ибо о присвоении нового звания Клосу он уже знал) тоже попробовал. Клос отведал торт, похвалил кулинарные способности подруги Курта. Услышал, что тот собирается на ней жениться, но, конечно, только после победного окончания войны. Потом ординарец начал пересказывать своему командиру всевозможные слухи, которые ходили среди солдат и унтер-офицеров. Клос, как всегда, выслушал его внимательно, ибо благодаря словоохотливости Курта не раз получал ценную информацию.

— Этой ночью снова напали бандиты, — сказал Курт.

— Правда? — без особого любопытства спросил Клос.

— Девушки жили неподалеку от вокзала. Одна из них только вчера приехала… Не понимаю, господин капитан, как можно поселять девушек в комнате на первом этаже?

— Так-так, — забеспокоился Клос. — Это девушки из казино?

— Нет, — ответил Курт, — это телефонистки из штаба. Вы их наверняка не знаете. Одна из них уже давно здесь работает, таскается с Бруннером, — сказал он, таинственно подмигнув Клосу.

Клос больше уже не слушал ординарца. Быстро допил кофе, доел кусок торта Маргариты, которая несомненно станет неплохой женой, если, конечно, не будет откладывать замужество до «победного» окончания войны, в которое уже потеряли веру многие немцы.

«Видимо стреляли в Эдит, — подумал Клос. — Кто? Неужели Бартек решил, что мне угрожает опасность? Нет, не может быть, чтобы Бартек предпринял эту акцию без согласования со мной. А если он узнал что-нибудь особенное, весьма опасное для моей жизни?»

В эту минуту он вспомнил: забыл спросить Курта, что же случилось с девушками. Он не хотел допустить мысли, что Эдит могла быть убита.

— Они чуть не умерли со страху, — рассказывал Курт. — Да и кто бы на из месте не испугался? Но им повезло — остались целы и невредимы.

— Слава богу, — искренне произнес Клос. Он оделся и отпустил Курта.

Ему хотелось поскорее увидеть Бартека, но встреча, как они условились, должна была состояться только вечером. К часовщику также нельзя было идти средь бела дня. А если это действительно провокация? Но с какой целью? Он не видел никакой связи между неожиданным появлением кузины Эдит и покушением на ее жизнь. Надо было бы сейчас же пойти к ней, может, что-нибудь прояснится. Приход кузена, близкого для нее человека, она воспримет как нормальное явление. Но Клос понимал, что пошел бы к ней, даже если не было бы этого неожиданного нападения.

Он действительно тревожился за Эдит, ибо его не покидала мысль, что девушка, когда он провожал ее в новогодний вечер, хотела о чем-то рассказать ему.

Грета еще спала. С приходом Клоса она встала, не обидевшись, что он разбудил ее. Сумбурно описала ему события этой ночи. Потом сняла одеяло с кровати Эдит и показала пробоины от автоматных пуль.

— Обещали дать нам другую комнату, теперь мы будем жить на третьем этаже.

Клос не воспользовался приглашением Греты остаться и выпить с ней чашечку кофе, прошел мимо охранника, которого поставили около дома, наискосок пересек улицу и направился в сторону вокзала. В постройках бывшей товарной станции размещался телефонный узел штаба, где Эдит в этот день дежурила.

Когда Клос постучал в дверь, она ответила: «Войдите!», не отрывая взгляда от переговорного пульта со штекерами. Соединив каких-то абонентов, Эдит повернулась и увидела Ганса, стоявшего в дверях. Она не могла ошибиться: он беспокоился о ней, а теперь от радости, что видит ее, не может сказать ни слова. Девушка сняла наушники и сделала шаг к нему. И он пошел ей навстречу. Остановились посреди комнаты. Девушка молча обвила руками его шею.

— Ганс, — прошептала она, — может, это и глупо, но ужасно было подумать, что я могла умереть и никогда больше тебя не увидеть. Ты беспокоился обо мне, правда?

— Конечно, очень беспокоился, Эдит! — Впервые за долгое время обер-лейтенант ответил искренне. Он действительно беспокоился о ней.

Напрасно, возвращаясь поздней ночью домой, он пытался думать об ожидающих его заданиях. Отогнать образ этой девушки ему не удавалось. Мнимая кузина Эдит понравилась ему. В течение этих четырех лет ему нравились многие девушки, они его обожали, но все складывалось как-то обычно, без особых чувств. Война требовала сдержанности, сокращала время, не оставляла надежды на серьезные отношения. Он чувствовал обычно угрызения совести, всегда помнил о чести и долге и никогда не терял контроля над собой.

Но теперь как-то неожиданно возникло теплое чувство к Эдит Ляуш. Девушка нравилась ему, и он ничего не мог с этим поделать. Парадоксально, но, думая о ней, он боялся торопить события. Ему хотелось максимально продлить момент, ведущий к сближению. Однако он понимал, что должен остаться по-прежнему один, ибо нет пока на свете женщины, которой он мог бы доверить свою тайну.