Послышалась возня у двери.
— Выходи на оправку, — раздалось снаружи, когда дверь распахнулась.
Пока глаза привыкали к свету, удалось рассмотреть лишь троих конвойных. Мага среди них не было, зато держались они настороженно. Копья были направлены в сторону арестантов, вели их под неустанным присмотром. Дергаться на рывок нет смысла, не получится. До туалета было метров сто. Малик сумел сориентироваться, разглядел свой барак, даже путь до него прикинул. Осталось только рассмотреть снаружи место, где их содержали.
Из туалета их повели в обратном направлении. Сидеть в камере было скучно, поэтому Малик решил задержаться ненадолго.
— Командир, мне бы умыться?
— Не положено, — отрезал старший.
— Я что в таком виде должен перед трибуналом предстать? Кто же меня тогда помилует и наградит?
— Шутник. Оторвал сослуживцу голову и на помилование рассчитывает. Петлю получишь в награду.
— Не поведешь умыться?
— Не положено.
— Положено. Не дашь умыться, я этому башку отгрызу, судьям, то есть трибуналу скажу, что ты воды пожалел, пришлось кровью сокамерника умываться. Награды мне не дадут, но тебя по голове за это не погладят.
— Не умничай, — рявкнул конвойный. Правда, в его голосе уже не было прежней уверенности. Через десяток шагов, обдумав сложившуюся ситуацию, конвойный скомандовал:
— Направо поворачивай. Негоже ему в таком виде перед трибуналом стоять.
Времени на помывку дали минут пять. Хватило, чтобы умыться и попытаться отстирать кровь с одежды. Закончить стирку не дали, пришлось идти с мокрой рубахой в руке. Даже так, все лучше. Вот же судьба выпала, только из деревни ушел, без переделок никак. Ничего, выкопаем лаз, сгоняю в казарму, отрежу башку предателю, кто меня сдал, — размышлял Малик. Только как его среди спящих в казарме бойцов отыскать? Наверное, недалеко от своей кровати, но где? Такой красивый план мести рушился, даже обидно стало.
После оправки принесли завтрак. Миску каши и кружку воды. Не густо, но с голоду не помрешь. Мокрая рубашка на теле не хотела высыхать. Кровь не успела отстираться, оставшись на ткани в виде бурых разводов. Все же лучше чем прежде было. Малик все никак не мог решиться. Копать или нет? Резать невиновных сослуживцев не хотелось. Хотя какие сослуживцы, виделись пару часов и все. Нет, не буду возвращаться. Пусть эта сука дышит, судьба его обязательно накажет за такую подляну. Не хочу губить невинные души, пусть рульвов лучше бьют.
Через час раздалась возня у дверей. На вопросительный кивок Малика сосед лишь пожал плечами. Нестандартная процедура?
— На выход, — раздалось из-за двери.
Вновь дневной свет, на этот раз адаптироваться получилось быстрее. Их повели вглубь лагеря. На легком ветерке сырая рубашка сохла быстрее, но телу было зябко. Возле здания где, скорее всего, обитало начальство, им приказали остановиться. Один из конвоиров побежал докладывать, двое направили на арестантов острия копий. Конечно, можно было попробовать от них уйти, только ошейник перечеркивал все шансы.
— Заводи, — раздалось из распахнувшейся двери.
Конвоиры повели их внутрь здания, где в небольшой комнате их ждали три офицера. В званиях Малик не научился разбираться, но это никак не сержанты. Похоже, так выглядит тот самый трибунал. Когда средний из военных начал зачитывать с бумажки обвинение, сомнений не осталось. Мужчина коротко зачитал, в чем обвиняются солдаты. Никаких длинных диалогов и рассусоливаний, все предельно четко и правдиво. В своих обвинениях изъянов Малик не нашел. Его собрат по несчастью слушал молча, также соглашаясь с обвинением.
— Вам есть что сказать в свое оправдание? — сосед Малика молчал, понурив голову. Шансов оправдаться у труса никаких.
— Я прошу отметить, что солдат, которого я убил, уничтожил самое дорогое, что у меня в этой жизни осталось.
Офицеры смотрели на Малика равнодушно. Никто не пытался узнать, о чем идет речь. Пришлось самому продолжить объяснения:
— Тот здоровяк сломал серый цветок, это последнее, что осталось со мною в память об отце.
— Ты считаешь, что растение дороже жизни хорошего солдата?
— Для меня — да.
— Скольких рульвов убил твой цветок? Молчишь. Кто теперь будет вместо погибшего воевать?
Малик молча смотрел на офицеров. Военные не собирались его понимать, им было безразлично, какие аргументы может выдвинуть виновный. Жизнь хорошего бойца для них превыше всего.
— Трибунал признает вас виновными в совершенных преступлениях. Вы приговариваетесь к смертной казни через повешенье. Приговор привести в исполнение завтра в полдень. Пусть для остальных будет уроком, — офицер хлопнул ладонью по папке с документами. От хлопка сосед Малика нервно дернулся.
— Господа офицеры, прошу разрешить мне погибнуть в бою. Из-за рульвов я лишился отца, позвольте унести с собою их жизни.
— Отставить! Ты отрезал голову лучшему бойцу десятка, как можно тебе доверить оружие? Кто может поручиться, что ты не кинешься на остальных? Не думай, что тебе будет позволено умереть с честью. За бесчестный поступок — позорная смерть.
— Сообщите командованию, что рульвы прослушивают болталки, — решил хоть как-то помочь военным Малик. Он не спасал свою шкуру, просто информация была действительно важной.
— Думаешь таким хитрым ходом отсрочить смерть? — в словах офицера чувствовалось презрение.
— Нет. Я не прошу отменять решение, просто сообщите командованию или разрешите мне сделать один звонок в вашем присутствии.
— Ну конечно, умник. Прекрасно ведь понимаешь, что наверху заинтересуются, начнутся проверки, тебя будут водить на допросы. Несколько дней отсрочки решил получить?
— Говорю же — нет. Просто сообщите, не говорите про меня. Да, еще знайте, гномы заодно с рульвами.
Офицеры, все трое, смеялись. По их мнению, изворотливость приговоренного переходила всякие границы.
— Эльфов забыл приплести, — высказался офицер справа.
— Увести этих, — небрежно махнул рукой главный.
Спорить или доказывать что-либо было бесполезно. Малик молча шел за своим собратом по несчастью. Конвоиры держали пики направленными на заключенных, строго следя за любыми движениями. Идиоты, куда им бежать в ошейниках? До места их содержания дошли молча и как-то быстро. Возможно, тяжелые мысли были тому виной.
Кого обрадует перспектива быть повешенным? Хлюпика этого, разве что. Малик чувствовал себя хреново, не от осознания скорой смерти, а от ее бессмысленности. Ведь он мог бы убить с десяток тварей, чем не польза? Так нет, решили устроить показательное судилище. Потому и время обеденное выбрали, чтобы собрать всех на построение. Может, боялись, что утром недостаточно светло или виселицу смастерить надо успеть? Что толку размышлять — итог один. Жаль его тайна уйдет вместе с ним, амулет для серого клана будет потерян. Бургас тоже молодец, не мог запасной вариант придумать? Мог ведь второго хранителя прислать на место Малика, так нет. Почему? Узнать об этом уже не получится.
***
Бургас с интересом выслушал доклад. Нет, этот парень просто магнит, притягивающий неприятности надо же догадаться, угодить в армию. Конечно, в переплет он попал знатный, но сам виноват — кто с серым цветком в руках по стране расхаживает. Спрятал бы, что ли. Теперь придется дергать за ниточки, напрягать военных. Ему не откажут, но быть после этого кому-то обязанным не хорошо. Не любил Бургас иметь незакрытые долги. Генерал ведь знает, что сможет попросить об ответной услуге, в которой никак не откажешь. Только выбора нет, у парня амулет. Ведь думал же Бургас отправить к нему помощника после смерти Дорана. Думать то думал, да подходящей кандидатуры не нашел. Старики все при деле, их с места так просто не сдернешь, а в молодых глава клана на все сто уверен не был. Теперь ситуация сложилась так, как она сложилась.
Генерал на вызов не отвечал. Нехорошее предчувствие закралось к Бургасу. Неужели этот раззява забыл где-то болталку? И ведь не понятно, насколько срочно парня нужно вытаскивать из этой армии. По идее его должны отправить в тренировочный лагерь, так обычно происходит. Непонятное чувство подсказывало главе клана, что с его подопечным все так просто не пройдет. Малик — магнит для неприятностей. Если парня отправят на передовую — дело плохо. Вытащить его и оттуда можно, но он может погибнуть. Сценарий с гибелью хранителя Бургаса совсем не устраивал, еще этот генерал болталку не брал. Ничего до вечера время еще есть, если не появится — придется к нему людей отправлять.