— Мне приятно, что мне досталась единственная ценность Тангаров, — подмигнул он.
Я не смогла удержаться от смеха.
— Не нравится? Это вообще-то комплимент.
— Комплимент — супер, — фыркнула я.
— Тогда почему смеешься?
— Потому что «ценностью», мог оказаться кто-нибудь еще более дефективный, чем я.
— Значит, мне повезло, — пожал он плечами.
— Откуда ты знаешь? Может я стерва, каких мало?
Теперь засмеялся Альдо.
— Нет, ну правда, я же тебя постоянно раздражаю, говорю глупости, игнорирую приказы, пустила тебе кровь… два раза. Ты же говорил, что убивал и за меньшее? Но ты этого не делаешь, ты продолжаешь заботиться обо мне и…. Зачем? Только не говори, что все это, ради моей неземной красоты!
— Из вредности, Кирен. Тебя что-то не устраивает?
— Это наносит вред твоему авторитету.
— Твои идиотские выходки моему авторитету не повредят.
— Ты врешь!
— Я все время вру.
— Скажи честно, хотя бы раз?!
— Мне нравятся твои рыбьи глаза, цветочек, — оскалился он.
А потом вдруг отвернулся и сказал.
— И что, — он смущенно (смущенно!!!) опустил голову вниз. — Тебя правда не волнуют мои шрамы?
— Волнуют! — я поцеловала его. — Они делают тебя таким мужественным! Не то, что другие, прилизанные красавчики.
— А мой характер?
— И характер тоже ничего, — пожала я плечами.
— Ты извращенка! — восхитился Альдо и обнял меня.
— Ты видишь, какой я? Вот это след от ножа, — он взял мою руку и положил ее на широкий рубец на своем плече.
— Это неудачная охота на песчаника, это и это стычки с тасогами, а это подарок Полковника, — моя рука, накрытая его ладонью, путешествовала по его телу вслед за этими словами.
— Но вот это, — он дотронулся до моей ободранной коленки, — хуже всего.
— Никто кроме тебя так не думает, но все равно спасибо.
— Как удачно, что ни у кого кроме меня нет такой потрясающей интуиции и невероятного ума, — томно вздохнул Альдо.
— Ты опять обманываешь?
— Найлек, — он слегка встряхнул меня. — Я не герой сопливой мелодрамы, я савар, я мужчина и я всегда буду делать то, что лучше для моей женщины. Нужно будет обмануть, обману.
Я попыталась отодвинуться, а когда ничего не получилось, обиженно засопела.
— Найлек, не будь ребенком, — вздохнул Савар.
— Мне не нужно будет врать, если ты будешь делать, то, что тебе сказано с первого раза.
— Я не собака! За меня не надо думать и у меня есть собственная голова на плечах!
— Правда? Вероятно, поэтому ты вчера решила поиграть в доктора?
— Торвальд настучал? А ты знаешь, что он меня ударил?
— Да что ты? Сильно?
— Сильно!
— Раз ты в состоянии сидеть, то ты определенно выживешь.
— Издеваешься? Ты….
— Савар. Я всегда добиваюсь своего, а свое я охраняю и защищаю, это суть всего моего существования.
— И все? Это настоящая причина?
— Для саваров это самая подходящая причина.
И чему я удивляюсь? Ничего не изменится. Никогда. Может и правда, лучше уйти, пока он окончательно не уничтожил меня. Я вывернулась из его объятий и отвернулась.
— А теперь мы поговорим серьезно, — усталым голосом произнес Альдо. — Смотри мне в глаза! Неужели ты думаешь, что из-за твоей истерики или очередного приступа трусости я соглашусь все потерять?
— Это не истерика и не трусость. Это неудовольствие и злость!
— Послушай, цветочек. Трай все тебе объяснил, разве нет? Я же савар. Я жестокий сын жестокого отца в жестоком мире, и мне приходится сдерживать себя из последних сил, когда ты упорно стараешься себе навредить. Я не хочу обижать тебя, но обязательно это сделаю, если ты будешь и дальше провоцировать меня. Я другой, физически… и вообще.
— А я?
— Ты тоже не человек.
— Я чувствую себя человеком.
— Твое дело, — пожал он плечами.
— Найлек, эти развалины посреди пустыни моя родина, моя жизнь тяжела и уродлива, как мои шрамы и совсем не подходит для других. Может я монстр, но я хочу для тебя только хорошего.
— Если ты так заботишься обо мне, то можешь просто отпустить….
— Никогда! — рявкнул он и схватил за руки, сминая браслеты.
— Ты хоть знаешь, что это значит для меня?
Он так резко дернул меня вверх, что в плечах что-то хрустнуло.
— Нет ничего важнее и крепче этого, а ты предлагаешь мне отпустить то, чего больше никогда не будет? Как по-человечески! Не хочешь быть ноэль, черт с тобой! Но я не буду ломать себе жизнь из-за капризов глупой девчонки. Так или иначе, ты остаешься.
— Да я лучше с тасогом поцелуюсь!
— В таком случае ты будешь целоваться с трупами.
— Я выбираю.
— Ты уже выбрала. Ты можешь меня презирать. Ты можешь меня ненавидеть. Ты можешь не доверять мне. Плевать! Ты остаешься.
— Я что должна тебя бояться?
— Если я захочу, чтобы ты боялась, я скажу тебе об этом.
— Верни меня в мой мир, ты обещал! Я передумала оставаться.
— Я тоже передумал. Считай, что мы обменялись мнениями, и мне досталось твое.
Не обращая внимания на мое сопротивление, он потащил меня к лагерю. Около крайней палатки Рави, смешно прыгая на одной ноге, играл с Ликой в какое-то подобие пятнашек. Оба были так увлечены, что не обратили на нас никакого внимания.
— Он повзрослеет и станет таким же, как ты, — язвительно заметила я, когда Альдо тащил меня мимо.
— Я откручу ему голову, если он посмеет вести себя с ней так же как я с тобой, — огрызнулся он.
— Да ладно, временами, это даже приятно, — прошептала я.
Он притащил меня к нашей палатке, молча усадил, поджав губы и дернув плечом. Вероятно, в переводе на человеческий язык это означало вежливую просьбу оставаться на месте. Через несколько минут он снова появился рядом, держа в руках знакомую деревянную тарелку с сушеным мясом, лепешкой и фруктами.
— Ты собираешься меня кормить?
ответ Альдо яростно засопел. Все ясно, если я откажусь, все это в меня запихают.
Когда на тарелке ничего не осталось, он отбросил ее и прошептал.
— Я не отпускаю тебя, ты остаешься. Ты выбрала.
Не скажу, что я струсила, но глядя в эти горящие глаза, возражать не решилась и поэтому мгновенно оказалась в палатке.
А потом у меня действительно не осталось выбора. Он заставил меня поклясться. На ноже. Опять. Без жалости и сострадания, вынуждая произносить то, что хотел услышать.
Да, я не куда не уйду. Да, я всегда буду рядом с ним.
Он заставил сказать это, соблазняя взглядом, прикосновениями и поцелуями, хриплым чувственным голосом, нашептывая все то, что я должна была говорить. Я его Цветочек? Да. Я дурочка, которая из тангарской вредности и человеческого упрямства не хочет признаться в этом. Да.
А потом я уже не слышала, что именно он спрашивал, соглашаясь с каждым его словом. Ну и ладно, в конце концов, разве не этого я хотела?
Как оказалось, я до сих пор неправильно думала о чудесах, считая, что они случаются крайне редко. На самом деле это обычное дело! Потому что смятые невзрачные цветы, которыми была засыпана палатка, были уже не первым чудом в моей жизни. А если подумать, то в последнее время вся моя жизнь была наполнена бесконечным волшебством.
Я ползала по палатке, собирая ломкие соцветия, когда Альдо вернулся.
— Идем, — вздохнул он и протянул мне руку.
— Куда? Мы сворачиваем лагерь?
— Нет, — буркнул Альдо и его лицо застыло.
— Что-то случилось?
— Ты можешь хоть раз, молча, сделать то, что тебе говорят? Кинь этот веник куда-нибудь и пошли!
— Это не веник, а букет, — вздохнула я, положив собранные цветы на подушку. — Как ты думаешь, если посадить вот эти, с корнями, они приживутся?
— Откуда я знаю? — скривился он. — Идем.
— Почему тут только мужчины? — я дернула Альдо за руку.
Мы отошли довольно далеко от лагеря, почти к самым развалинам. Я покосилась на черную Дыру в желтом песке и поежилась от неприятных воспоминаний.
— Где Нури?