Их уже почти не было видно, когда-откуда- то вылезла Миура и вопросительно на меня уставилась.
— Бесстыжая! — погрозила я ей кулаком, но ферай не проявила никаких признаков раскаяния, продемонстрировав мне штук сто острых белых зубов.
— Хамка, еще и улыбаешься? Пошла вон отсюда, — нахмурилась я.
Похоже, именно этого она и ждала, потому что, благодарно лизнув меня шершавым языком, унеслась.
Они вернулись в сумерках, не то что бы довольные, но по крайней мере не разочарованные друг другом.
Альдо спокойно спал ночью, и Зилла уверила меня, что ему уже ничего не угрожает. Но даже если бы это было не так, дольше удержать его в постели не мог никто. Дергая плечом и поминутно огрызаясь, он едва позволил себя перевязать и выскочил из комнаты, как будто за ним гнались черти.
Это было наше последнее утро в Суфраэле, несмотря на то, что вчера все было несколько раз проверено и перепроверено, Альдо с маниакальным упорством искал к чему бы придраться, а когда находил…! Раскритиковав все, что было можно и нельзя, он испарился, оставив нас увязывать, перекладывать и грузить снова.
Наконец, все было готово и можно было отправляться, но Альдо нигде не было видно. Народ во дворе крепости начал шуметь и выражать недовольство. Зилла подошла и сказала:
— Может это он специально?
— Что?
— Чувствует, что недостаточно здоров, вот и затягивает отправку. Поищи его, — попросила она.
Я заглянула в спальню только для того чтобы проверить, не забыла ли я чего в суматохе сборов. И увидев его, лежащего на кровати, застыла. Все мысли тотчас вылетели у меня из головы. Это было ненормально. Это было совсем на него не похоже. Он может быть здесь только по одной причине — ему плохо, очень плохо.
Я осторожно подошла, Альдо лежал на боку, согнув ноги в коленях, с закрытыми глазами, тихо дышал и был бледнее, чем обычно.
— Ты должен был позвать, — запинаясь, начала я. — Зиллу, меня, хоть кого-то… Тебе плохо? Где болит? — Я осторожно дотронулась до его плеча.
Глаза Альдо широко раскрылись, и он хриплым, срывающимся голосом произнес:
— Внизу.
Я опустила глаза и увидела, как его пальцы все сильнее сжимаются, комкая простыню. Ему должно быть, очень больно!
— Ты позволишь мне взглянуть? — спросила я, осторожно потянув за край.
Альдо закрыл глаза и тяжело задышал, вздрагивая от каждого моего прикосновения. Я в нерешительности задержала руку над повязкой, она была белоснежной, без пятен крови, но это вообще ничего не значило! Тут не было рентгена или УЗИ, а Зилла не всесильна. Что если внутренние повреждения были гораздо серьезнее, чем ей казалось? Что мог повредить тот злосчастный нож? Печень? Селезенку? А может у него внутреннее кровотечение?
— Здесь очень болит?
— Ниже, — едва слышно прошептал он.
Собравшись с духом, я резко отдернула покрывало и… во мне проснулась дикая жажда убийства! Еле сдерживаясь, чтобы не заорать, я поинтересовалась:
— И что там болит?
— Ужасная опухоль, найлек — простонал он.
— Я могу помочь, — быстро сказала я, хватая один из его ножей. — Небольшая операция и у тебя никогда ничего там болеть не будет!
Он счастливо захихикал и перекатился на спину, заложив руки за голову.
— Черт бы тебя побрал! — заорала я не своим голосом. — Я тебя кастрирую, идиот! Это наверняка поможет! Чего ты ржешь, как ненормальный? По-твоему, это смешно?
— Очень! Ты такая забавная, когда злишься.
— Забавная?! — я почти задохнулась, а потом, мстительно улыбаясь, резко шлепнула по его «ужасной» опухоли.
— Очень больно? — поинтересовалась я.
— Невыносимо, — скривился Альдо, но смеяться не перестал.
— Только попробуй опухнуть еще раз и ночью я тебя придушу!
Альдо фыркнул и резко поднялся.
— Я не могу умереть в постели. Савары умирают стоя, обливаясь кровью и защищая то, что им принадлежит! — Он дернул плечом, поправив свою «опухоль» и выплыл из комнаты, ущипнув меня за задницу.
Я была очень злой, когда выскочила вслед за ним. Я хотела высказать все, что я думала о нем так громко, как смогу.
Несколько раз глубоко вздохнув, я сделала несколько шагов, вышла на залитый солнцем двор и застыла не в силах произнести ни слова.
— Впечатляет, правда? — доверительно сообщил мне Альдо, пока я стояла, открыв рот.
Он был прав, это впечатляло. Затянутый в невообразимый, матово-черный костюм, нечто среднее между средневековыми доспехами и экипировкой спецназовца. Верхом на жуткой животине, с налитыми кровью глазами и весело ухмыляющейся адской собачкой у ног, Савар запросто мог быть одним из всадников Апокалипсиса.
— Карета подана, найлек, — махнул он рукой в сторону. — Ждем только тебя.
Это было самое странное сооружение, которое я видела в своей жизни. Огромные мары спокойно стояли, образуя правильный четырехугольник. На каждое животное была надета сложная система ремней, соединенная с платформой, покачивающейся в метре от земли. На ней был закреплен легкий шатер.
— Вот это да! — восхитилась я, обходя вокруг.
— Это придумали, чтобы женщинам и детям было легче переносить переход по пустыне, — пояснила мне Нури.
— Этих маров специально тренировали двигаться плавно и ровно. Иди сюда, — сказала она, забираясь на платформу.
Внутри было довольно просторно, пол был циновкой, лежали подушки. Вдоль стен были сложены одеяла, стояли коробки и несколько кувшинов.
И там уже сидели улыбающиеся во весь рот девчонки и Тамила с рукоделием в руках.
— Ноэль, — почти простонала она. — Поехали! Если мы задержимся еще на минуту, у меня сердце разорвется.
Караван уже давно выполз из ворот Суфраэля. Сидя в плавно покачивающемся шатре, вместе с детьми, Тамилой и Нури, я с удовлетворением смотрела в сторону Голубого Облака, двигавшегося рядом. Мне пришлось настаивать на том, чтобы взять его с собой. Перспектива просидеть всю дорогу в этом огромном гамаке меня не устраивала.
Альдо согласился на это с трудом, предупредив, что я смогу ехать верхом только в утренние и вечерние часы, когда солнце не такое злое. Это было логично, и для разнообразия я с ним не пререкалась.
Время от времени он проносился мимо, даже не поворачивая головы в мою сторону, еще более недоступный, чем всегда.
Через несколько часов я уже не радовалась жизни. Мне было очень плохо и очень жарко. Мне казалось, что я абсолютно высохла, моя кровь выкипела, а под кожу насыпали песка. Я лежала плашмя на мерно покачивающемся помосте и страдала. Самое обидное, что страдала я в гордом одиночестве. Все вокруг были до отвращения счастливы. Девочки с таким интересом разглядывали проплывающий мимо песок, что даже я подползла к краю платформы и свесилась вниз. Что видели они, было загадкой. А спрашивать не было сил. Тамила и Нури шили, параллельно ведя светскую беседу. Время от времени они сочувственно вздыхали и обещали мне, что вот-вот мне станет лучше. Нужно немножко подождать и мой организм адаптируется.
Мне стало лучше к вечеру, сразу после заката, когда караван остановился на ночевку. Я подозревала, что это временное облегчение и была права. Прошло несколько дней, прежде чем я смогла хоть как-то приспособиться и не выключаться из жизни с восходом солнца.
Через неделю неторопливого продвижения вглубь пустыни, караван остановился на ночевку в крохотном оазисе. Утром я обнаружила рядом с собой несколько помятых стебельков с пушистыми желтыми соцветиями. Они были похожи на наш бессмертник, но пахли не в пример приятней. Неужели Альдо?
— Откуда?
Савар седлал своего Черного, когда я подошла к нему.
— Найлек? — пожал он плечами. — Может Миура? — Решила для разнообразия принести тебе это, а не кусок дохлого тасога.
Не такого ответа я ожидала.
— Правда?
— Конечно. — он всем своим видом показывал, что к тому, что я держала в руках, он не имеет никакого отношения.
Альдо в последнее время был не похож сам на себя.
Он не язвил, не насмехался, был серьезен. А когда мы оставались наедине становился милым, вежливым и предупредительным, не больше. И такая перемена несколько нервировала. А теперь он подарил мне цветы!