— Ты признаешься или я вырву это из тебя, — с каждой минутой он злился все больше, от прежней мягкости в его голосе не осталось и следа.
Наконец Альдо выпустил меня из своих медвежьих объятий. Мы сидели рядом и молчали.
— Ты очень странно ведешь себя, найлек, — ровно сказал он. — Ты мне не доверяешь?
Это был вопрос, на который мне не хотелось отвечать, тем более вся эта ситуация начала меня ужасно злить.
— Не хочу повторять свои ошибки, — хмыкнула я.
— Смотри на меня, — рявкнул он, грубо меня встряхнув. — Сколько можно! Я похож на них? Тех, кого ты знала? Я не использую тебя, я не хочу жаловаться тебе и мне не нужно, чтобы ты была удобной для меня. Я хочу, чтобы ты осталась со мной!
— Говори! — приказал он мне. — Смотри на меня.
— Нет, ты не такой как другие, — я взглянула прямо на него.
Рыжие волосы, словно языки пламени, бились на поднявшемся ветру, колдовские глаза яростно блестели из-под полуопущенных ресниц, губы были плотно сжаты.
— Я сказала, что ты просил, теперь отпусти.
— Ты сказала, что не боишься, когда я держу тебя.
На мгновение задумавшись, он продолжил:
— Я не хочу, чтобы ты стыдилась того, что чувствуешь или того чего хочешь. Я хочу знать, что тебе нужно, чтобы дать это тебе. Я обещал тебе это.
— Что?
— Глупо думать, что я отпущу тебя, одна мысль об этом и мне сразу хочется убивать.
Холод в его словах заставил меня задрожать. Альдо смотрел куда-то мимо меня, суженными, пустыми глазами и в них не было ни нежности, ни ласки.
А потом он стиснул мои плечи, лицо исказилось, в голосе слышалось волнение, глаза загорелись.
— Это ни с чем нельзя сравнить. Ни с чем. Не существует такого риска, опасности, труда. Любой жертвы, если награда…. Тебе не избавиться от меня, найлек.
— И я не хочу, чтобы рядом с тобой был кто-то кроме меня, даже если это твой брат.
Я была рада сменить тему и перевести стрелки на отсутствующего здесь Тангара.
— Ты знал, что он приходил ко мне?
— Конечно, знал, — криво улыбнулся он. — И слышал каждое слово.
— Подслушивал?
— Наблюдал. Тангары коварны, хитры и ненадежны. И всегда зарятся на чужое.
— А Трай хвалил тебя.
— Он знал, что я слышу каждое его слово.
Альдо поднялся и подошел к костру.
— Трай не врал мне? — решилась я спросить.
— Смотря, о чем.
— Когда говорил о детях.
— Нет.
Альдо стоял в нескольких шагах от меня, и мне показалось, что только сейчас я вижу его по-настоящему. Я встала и подошла ближе.
Удивленный, он стоял совершенно неподвижно, пока я ходила вокруг него, легко касаясь его кожи. Шрамы…. Их было много. Они извивались на плечах, перекрещивались на спине, обвивали поясницу и грудь, уходили под тяжелый пояс на бедрах. Наверняка внутри него шрамов было гораздо больше, и болели они наверняка сильнее.
Я представила себе маленького мальчика, истекающего кровью на горячем песке…. Слезы подступили очень близко, и я отошла в сторону, сев у костра.
— Не надо, — вздохнул он. — Со мной все в порядке, больше не болит и я уже давно вырос…
Накинув на меня куртку, Альдо опустился рядом и, глядя в огонь, сказал:
— Я стал взрослым в десять лет. Для моего… отца, понятия «ребенок» не существовало. Я просто старался выжить. Учился отличать засаду от обычной встречи, узнал, что все обещания, скорее всего, обман, что никому и никогда не стоит доверять…. Отец… вбивал мне это в голову каждый день, сложно было не научиться, — зло улыбнулся он.
— Иногда мне жаль, что я так не такой как он, было бы намного легче…, - Альдо с силой бросил в огонь ветку, брызнули искры.
Вокруг было очень тихо. Только мары сопели где-то рядом. Я не понимала, что плачу, пока слезы не упали мне на руки.
— Я не хотел пугать тебя, Кирен. Я не сержусь.
— Не… поэтому, — всхлипнула я.
— А почему?
— Тебя так… мучили, — шепнула я.
Он тут же обнял меня и свирепо засопел, прижимая к себе все сильнее и сильнее.
— Никто никогда не плакал из-за меня, — целуя мои глаза, говорил он. — Но мне все равно это не нравится. Вытри глаза. Ты Савар.
Мы почти не разговаривали за ужином. Альдо заговорил, только когда мы перебрались в палатку.
— Расскажи о себе, — попросил он. — Я хочу знать о тебе каждую мелочь.
— У меня было все очень скучно, Альдо. Тебе станет тоскливо, и ты заснешь.
— Это не так, расскажи.
Поминутно удивляясь подобной откровенности, я рассказала ему о своих детских страхах и мечтах. О том, как все время боялась остаться одна и поэтому стремилась быть лучшей. Лучшей племянницей, лучшей ученицей, лучшей подругой…
— Тебе не нужно стараться для меня, — сказал Альдо. — Тебе не нужно ничего делать, ты нравишься мне, такой как есть. И в тебе нет ничего унылого и занудного, — пропуская прядь моих волос сквозь пальцы, говорил он.
И вдруг поцеловал, медленно и крепко.
— Твоей прошлой жизни больше не существует, это было больно, но все прошло. Скоро станет легче, я знаю, — обнял меня Альдо.
— Славная парочка, — кисло улыбнулась я. — У тебя вообще не было детства, а у меня от него осталась только горечь.
Неожиданная мысль молнией сверкнула у меня в голове.
— Послушай, — посмотрела я ему в глаза. — Может, мы сможем сделать так, чтобы у других детей было что вспомнить?
— Что? — возмутился он и отодвинулся.
— Не начинай, я не хочу говорить об этом. Трай все тебе объяснил, что тебе не понятно?
— Я могу спросить?
— Это твое право. Так же как мое — не отвечать.
— Послушай, — я взяла его за руку. — Выслушай меня, но только не перебивай.
Альдо хмыкнул, взглянув на меня исподлобья.
— Я не понимаю… ну, это же твои дети? Чем они провинились перед тобой? Не Пирра ранила тебя. А Лика? Трай говорил, что ты любил ее мать. Как же так?
— Слишком много вопросов, — дернул он плечом, — Мне нечего добавить к рассказу Трая. Мать Пирры… она ударила меня не в спину, в душу! Понимаешь? Я до сих пор не могу простить себе такой… глупости! Я был еще более наивен, чем ты. Там, — дотронулся он до груди, — еще болит.
— А Лика…. Бель-шум уверен, что это он виноват в смерти ее матери. Нет, это сделал я. Я не слепой и видел, что она… не та. Я не хотел ее, я вел себя… ужасно, даже для Савара. Но она улыбалась! И однажды я проснулся рядом с ней. На какой-то миг мне показалось, что все может получиться… как дурак надеялся на чудо! Она была так счастлива…
— Я не знаю, на кого я зол больше. На себя или на… всех остальных. Я боюсь, что погублю детей так же, как погубил их матерей. Им не место рядом со мной.
— Еще не поздно все исправить, ты будешь хорошим отцом для девочек.
Альдо рассмеялся.
— Хорошим? Во мне нет ничего хорошего.
— Что мешает попробовать?
— Что?
— Попытаться. Ты же сможешь постараться? Обещай мне это, и я не уйду…
— Настоящая Тангар, торгуешься, — ехидно осклабился он.
— Не торгуюсь, а договариваюсь. Я обещаю остаться, если останутся дети.
— Ты останешься в любом случае, — пожал он плечами.
— Нет, — твердо сказала я.
— Попытаться говоришь? — наклонив голову, спросил он. — Двух месяцев тебе хватит?
— Наверное…
— А если не получится? — задал Альдо вопрос, который больше всего волновал меня. И я решила рискнуть.
— Я останусь.
— Ты поклянешься?
— Да, но и ты пообещаешь кое-что.
— Настоящая Тангар!
— Я не торгуюсь, я обговариваю условия, — обиделась я.
— Ну-ну, — снисходительно кивнул он. — Что я должен пообещать?
— Что будешь стараться и приложишь все силы. И примешь девочек со всем, что у них есть.
— И что у них есть? Ты привезла их голыми, — веселился Альдо.
— Не важно! Клянешься?
— Хорошо, — он положил руку на нож и, глядя мне в глаза, произнес. — Клянусь принять детей со всем, что им принадлежит и постараться стать им настоящим отцом, пока караван не вернется в Суфраэль. Довольна? Теперь ты.