— Госпожа, — быстро заговорил Моисей по-русски. — Это недоразумение, и вы не должны беспокоиться…,- взвизгнул он.

Я, не слушая его, подошла ближе и присев на корточки, осторожно разгребла прелую солому.

Вжавшись в стену и обнявшись, там сидело двое малышей! Рыжик обнимал совсем маленького, светловолосого, который очень быстро запихивал в рот принесенные с берега корни.

— Вы морите детей голодом? — вне себя от злости, прошипела я.

— У меня есть право наказывать, — быстро ответил Моисей.

— И чем же они провинились?

— Это порожденье Сатаны! — вдруг выпалил он. — Их привезли год назад. Эр-рех хотел, чтобы мы вложили свет в их души! И я поселил их в своем доме, рядом со своими детьми, полагая, что они чисты…. Но они закостенели в своих грехах! На них печать Порока! Такие волосы и глаза не могут принадлежать человеку! Эту мы остригли, надеясь, что усердная молитва смягчит цвет, — указал он на неровные рыжие пряди. — Но они отросли снова! — взвизгнул он так громко, что младшая девочка испуганно застыла. Сине-зеленые, колдовские глаза Альдо наполнились слезами.

— Видите!

— Вижу, — улыбнулась я малышке.

— Хорошо, что вы не выкололи ей глаза, надеясь, что Господь даст ей другие! — прошипела я, отталкивая Моисея.

— Только умертвляя плоть можно очистить душу, грех у них в крови! И я грешен, — вопил он. — Я поселил в своем доме плоды греха!

Священник с горящими «праведным» гневом глазами говорил об очищении заблудших душ, а я все больше и больше хотела, чтобы Кара Господня поразила его самого.

— Я забираю их.

— Нет! — Моисей с неожиданной силой оттолкнул меня.

Оставить тут детей я не могла, но силой мы с Рави вряд ли чего-нибудь добьемся. И тут меня осенило!

— А ведь дело не в наказании грешников, — усмехнулась я. — Не знаю, почему Альдо отдал вам их, но приняли вы детей в надежде, что когда-нибудь они будут наследовать своему отцу. Воспитанные вами, они должны были помочь пробраться в Суфраэль. Вы же спите и видите себя Папой Римским! Вам, как духовному лицу нужно быть скромнее! Неужели вы думаете, что я не заметила взглядов, которые вы бросаете на мои драгоценности! И вы врали о молитвах за Альдо, вам было выгодно, чтобы он никогда не нашел потомка Гало. Тогда бы эти две малышки помогли бы распространять бред, который вы проповедуете, — Моисей смотрел на меня с ненавистью, значит, я попала в самую точку.

— А когда вы узнали, что Альдо женился, эти дети перестали представлять ценность. Вы и раньше не любили их, а теперь просто ненавидите. Они для вас, олицетворение несбывшихся надежд и только. Вы мстите им, потому что не можете отомстить Альдо. Но убить вы их все же не решились, поэтому держите здесь. Что вы скажете отцу, сообщая о смерти — Господня воля?

— Я не отдам их, — прошипел Моисей.

— Знаете, что я сделаю? Я выйду и расскажу все Рави. И что он сделает, когда увидит девочек? Я расскажу все вашим прихожанам, наверняка среди них остались разумные люди. А потом, я приведу сюда саваров. Останется ли после этого здесь хоть что-то?

И не дав ему опомниться, я заорала:

— Рави!

Парень ворвался в сарай как ураган и некоторое время стоял неподвижно, оценивая степень опасности, а потом его взгляд переместился с моего лица на кучу соломы в углу…. И когда до него дошло, что именно он видит, Рави стал белым как бумага. Медленно развернувшись, и в ярости казавшийся в два раза больше, он по-волчьи оскалился, глядя на Моисея.

Признаться, я отчаянно трусила, когда встала между ними.

— Мы должны позаботиться о детях, Рави, — медленно и спокойно сказала я. — Мы должны увезти их как можно скорее.

— Я не отдам их, — пискнул Моисей.

— Вы продержитесь пару минут, ноэль? — Рави протянул мне один из своих ножей. — Я приведу маров.

— Но его люди, там на улице? Их четверо…

— Проще всего всадить нож ему в брюхо, ноэль, — спокойно сказал он. — Вы не промахнетесь, — парень выскользнул наружу, и мне очень не понравилась его улыбка.

— Я не отдам их, — снова заныл Моисей.

— Зачем они тебе?

— Это порождение дьявола! Постом и молитвой….

— Это дети, — крикнула я, с трудом удерживаясь, чтоб не ткнуть его ножом.

— А тебе они зачем? — Вдруг взвился священник. — Это дети его любовниц, ты будешь держать рядом с собой ублюдков?

— Это дети! Они ни в чем не виноваты!

Моисей рассмеялся злым неприятным смехом.

— Посмотрите на нее, прямо святая мать Тереза! И думаешь, я поверю! Каждая из них стоит огромных денег, разве нет? Ты на себя посмотри — на тебе годовой бюджет какой-нибудь банановой республики!

— Если дело только в этом, подавись! — и я швырнула ему под ноги пояс и серьги, как раз в тот момент, когда дверь широко распахнулась и Рави сказал:

— Уходим.

Обойдя, ползающего на коленях Моисея, он шагнул к детям. Те в испуге вжались в стену.

— Нет-нет, не надо бояться, — на лице Рави появилась знакомая мне обезоруживающая улыбка.

— Мы поедем домой.

— А это кто? — строго спросила рыженькая девочка, тыкая грязным пальцем в мою сторону.

— Это… мама, — произнес Рави после некоторого колебания. — Она долго вас искала и нашла.

— Пойдем? — Протянула я руки.

Малышка кивнула, и, почувствовав невесомую ладошку в руке, я чуть все не испортила, разревевшись, но проглотила слезы, наткнувшись на тяжелый взгляд Рави, подхватившего на руки вторую малышку.

Не успел он сделать и шагу, как девочка отчаянно разрыдалась.

— Она не хочет оставлять миуру, — шепнули мне на ухо.

— Савары не оставляют за собой ничего ценного. Где она? — оскалился Рави.

— Вот, — размазывая грязь на лице, малышка указала на мешок в углу.

Я с трудом волокла его, вероятно, это были корни, выкопанные раньше. И весила эта миура раз в десять тяжелее, чем сама девочка.

В этот момент, Моисей оторвался от своей добычи и загородил нам дорогу.

— Эй, это плата только за одну, — прокаркал он и указал на браслеты и ожерелье. — Жадничать грешно, — захихикал он.

— Ты прав, — сказал Рави и ударил.

Моисей, отлетел в сторону и, уткнувшись лицом в грязную солому, затих.

— Он жив?

— Жив, — мило улыбаясь, ответил Рави. — Они все живы. Я не имею права убить их. Только эр-рех.

Он поднял меня на Голубое Облако и привязал к седлу мешок с миурой. Облако забеспокоился, принюхиваясь.

— Это еда, которую он не может достать, ноэль, — успокоил меня парнишка и протянул мне Рыжика.

— Ты не против ехать со мной, маленькая госпожа? — спросил он у младшей из девочек.

— Меня зовут Лика, — важно кивнула малышка.

Рави кивнул, моментально оказываясь в седле.

Мы проехали через деревню быстрым шагом, вызывая недоуменные взгляды, но никто не кричал и не требовал остановиться. Оказавшись на окраине, мы понеслись галопом и притормозили только когда въехали в знакомую пальмовую рощу.

— Давай ненадолго остановимся. Дети, наверняка хотят пить и хорошо бы искупать их, — крикнула я Рави.

Он кивнул:

— Только быстро.

— Ты думаешь, будет погоня?

— Вряд ли, — пожал он плечами. — Маров у них нет, а пешком им нас не догнать.

— Я не хочу, чтобы мы ехали по пустыне в темноте, ноэль. Это слишком большой риск, для вас и девочек.

— Мы поторопимся, — я осторожно поставила на песок старшую девочку, и она сразу же понеслась к сестре, уже плескавшейся в озере.

Рави достал из своей седельной сумки большой кусок полотна и разорвал его на две половины.

— Их нужно завернуть, надеюсь, этого хватит, чтобы уберечь их от солнца и песка, — он поджал губы и посмотрел на меня так, как будто это я была пятнадцатилетним подростком, а не он.

— Любая мелочь может оказаться решающей, — хмуро заметил Рави.

Наконец упряжь маров была подтянута, девочки были относительно чистыми и закутанными в полотно, а фляги наполнены водой.

— Мы поедем быстро, — говорил Рави, прижимая к себе Лику. — Держись крепче и ничего не бойся.