— Ноэль, я не думал увидеть тебя здесь так скоро, — начал Бель-шум.

Но я остановила его движением руки и плюхнулась в ближайшее кресло.

— Я бы хотела, чтобы вы объяснили мне почему я здесь нахожусь!

Старичок надулся и отошел к окну, повернувшись ко мне спиной.

— Вы что, до сих пор сердитесь на меня из-за того, что я сказала? Я, между прочим, защищала вас! Что такого, обычное ругательство…

— Нет не обычное! — буркнул Бель-шум. — Игра слов и… некоторые сленговые выражения в переводе теряют смысл, но поверьте это очень, очень плохие слова. Такими не разбрасываются просто так. Тебя оправдывает только то, что ты сама не понимала, что говорила, ну а Нури…

— Только не нужно наказывать девочку из-за меня!

— А ее никто не собирается наказывать. Она физически не могла отказать тебе в просьбе, — фыркнул старик.

— Я ее не заставляла!

— Да уж!

Он долго и выразительно молчал и заговорил только после того, как я начала ерзать и кашлять в своем кресле.

— Мне нужно собраться с мыслями, ноэль.

Я пожала плечами и приготовилась ждать, несколько минут ничего не значат.

В этой комнате ждать было легко. Я с наслаждением принюхалась. Здесь царствовал знакомый неповторимый аромат, в нем смешались запахи клея, бумаги, старинных переплетов и вездесущая книжная пыль. Здесь я чувствовала себя дома.

и стеллажи, заставленные книгами. Длинный стол с ножками в виде звериных лап. Два огромных глобуса в дальнем углу. Удобное кресло, в котором я сидела и еще одно такое же рядом, низкий столик между ними. Стену напротив украшало множество рисунков. Горы, пустыня, побережье, снова горы, опять пустыня….

Я уже подумывала встать и подойти к ним поближе, когда Бель-шум заговорил.

— Где ты находишься, ноэль? — спросил он, все так же стоя ко мне спиной.

— Вообще-то, я хотела узнать это у вас, — хмыкнула я.

— А все-таки?

— В Турции? Название «Суфраэль» мне ничего не говорит, вокруг пустыня, — озвучила я свои мысли. — Это может быть Северная Африка. Марокко? Эмираты? — я махнула рукой в сторону окна. — Средиземное море, Атлантика или Персидский залив. Я никогда не была сильна в географии.

— Но ты, вероятно, можешь показать все эти места на карте? — Бель-шум указал на глобус в углу.

— Могу.

Я подошла к огромному глобусу и уставилась на него, как баран на новые ворота. Найти хоть что-то знакомое на тяжелом гладком шаре было невозможно. Черного моря там не было, вместе с ним пропала Турция и Персидский залив, Америка ушла под воду, от Австралии и Африки слабый намек. Вместо привычных с детства очертаний материков, через весь глобус протянулся один огромный кусок суши, с двумя внутренними морями. Я в растерянности крутанула глобус, в бескрайнем синем море плавало несколько островов.

— Это что, Земля до начала времен?

— Это наш мир, — спокойно сказал Бель-шум.

— Я что, проспала Армагеддон? — и меня слегка замутило.

Старичок покачал головой и указал мне рукой на кресло.

— Тебе лучше присесть.

— Да ладно!? Это что розыгрыш? — нервно смеясь, спросила я. — Скажите еще, что меня похитили инопланетяне.

Вряд ли, - совершенно серьезно сказал он. - Не думаю. Хотя, может, и да. Все зависит от точки зрения.

От этих слов я покрылась гусиной кожей и почти упала в кресло, обхватив руками дрожащие колени.

— Ты слышала о параллельных мирах? — как ни в чем не бывало, спросил Бель-шум.

— Читала…, в кино смотрела, но такого не бывает! Зачем вы морочите мне голову?! Это что эксперимент такой? — не в силах усидеть на месте, я поднялась.

— Я и так достаточно напугана, а вы хотите напугать меня еще больше!

— О, прошу тебя, ноэль, успокойся! — заволновался старичок. — Тебе никто не причинит вреда, этого и в мыслях нет. Может воды? Я все объясню, не стоит пугаться.

От воды я отказалась и с плохо скрываемым раздражением уставилась на него.

— Наш мир не всегда был таким, — медленно начал он, вращая глобус.

— Когда вы…ваш вид выбрался из пещер, мы уже давно освоили атом. Надо сказать, что ничего хорошего из этого не вышло, — невесело усмехнулся он.

А мне стало еще хуже, особенно после слов «ваш вид».

— На Земле всегда существовало великое множество государств и народов, но у нас этого не было. Окатор всегда был разделен надвое. Две нации, два государства, два народа, две культуры, два языка. Антиподы во всем.

— Общей была только ненависть друг к другу. В наших языках не было слов «договор», «дипломатия» и «переговоры». Зачем нужны такие слова, если никто не собирается договариваться? Победа всегда предполагала полное уничтожение противника. Никто не хотел уступать. Уступить значит потерпеть поражение. А поражение есть смерть, на старых языках эти два слова звучат одинаково, — старик вздохнул, поежился и продолжил.

— Война всегда стояла на первом месте. Это был самый легкий способ добиться своего. Это было единственное занятие достойное мужчины. Да что там, война была смыслом существования. И сейчас уже не важно, какая сторона первой нажала на кнопку, — Бель-шум тяжело вздохнул. — Просто однажды наш мир перестал существовать.

— Мы закидывали друг друга бомбами ужасающей мощности, травили, жгли и душили до тех пор, пока все это не переросло в глобальную катастрофу. Окатор сотрясали землетрясения и заливали приливные волны. Мир вокруг неузнаваемо изменился и стал враждебным. Реки высохли, исчезли леса, большую часть континента заняла радиоактивная пустыня, кардинально изменился климат, растения и животные мутировали.

— Пережить эти ужасные годы удалось немногим. Из миллиардов остались несколько сот тысяч. И эта цифра все время сокращалась, — голос старика стал безжизненным, как у автомата.

— Болезни, которые мы разучились лечить и те, которые лечить никогда не умели, остаточная радиация, нападения животных, природные катаклизмы и множество других факторов, все это значительно сокращало нашу численность. Мы все еще воевали, не потому, что выжившие принадлежали к разным народам. Это уже не имело никакого значения, старая ненависть умерла вместе со старым миром. Мы дрались за чистую воду, за еду и за будущее. За женщин. — Бель-шум покачал головой.

— Окатор — всегда был миром воинов. Среди спасшихся мужчины составляли значительное большинство. Все они были тренированы, обучены выживать в экстремальных условиях, и, следовательно, легче переносили всевозможные лишения. Другое дело женщины и дети. Их почти не осталось.

— За последующие пятьдесят лет мы сократили нашу численность вдвое. Еще несколько лет и Окатор бы вымер.

— Я не знаю, что это было, просветление или осознание того факта, что подобные действия самоубийственны, — пожал он плечами. — А может быть все дело в инстинкте самосохранения? Но взаимное истребление прекратилось. Процесс объединения проходил очень медленно, учитывая крайне сложные условия жизни и отсутствие всяческой связи между группами.

— Кто-то догадался оставлять сообщения у источников воды, местом сбора была небольшая долина, здесь, — Бель-шум ткнул пальцем в крошечное зеленое пятнышко на глобусе.

— Группы, приходившие туда, были очень маленькие, обычно пять-шесть человек, иногда меньше. Одиночек не было, — старик многозначительно хмыкнул, подняв вверх указательный палец. — Самая многочисленная группа насчитывала тридцать пять человек. Но прекратив взаимное истребление и научившись делиться, мы продолжали вымирать. Дети рождались так редко, что это событие воспринималось как чудо.

— Казалось, сам Окатор мстит нам. Всерьез обсуждалась идея коллективного самоубийства. Но это было бы поражением, а проигрывать окаторцы не умели, — слабо улыбнулся он.

— Мы тщательно собирали остатки знаний, стараясь найти хоть что-то, способное помочь выжить.

— И нам повезло! Мы нашли бункер. Сохранилось там немного. — говоря это, старичок оживился, как будто заново переживая старый успех.

— Лаборатория, занимавшаяся параллельными мирами, — за этот шанс ухватились, как утопающий за соломинку. Через десять лет решились на первый запуск. Нашли мир, дотла выжженный войной, два последующих мира были такими же. Четвертая попытка стоила жизни исследовательской группе и принесла в Окатор неизвестную болезнь, сократившую и без того маленькое население, — тяжело вздохнул Бель-шум.