— Ксения Александровна, лично Вас ружье не спасет в случае чего. — язвительно сообщил Федя. — Им пользоваться нужно уметь.

И я с ним… Я его… Я для него…

Одними губами сообщила Диме «Учимся стрелять. С утра». Тот неопределенно пошевелил рукой.

— От медведя Вам, Ксения Александровна, больше горсть перца бы помогла. — советует командир, опираясь на опыт родственников.

— Вот здесь. — остановила я нашу команду у рокового овражка.

Апполинария Павловна не реагировала, поедая глазами моего любовника.

— Госпожа Осетрова, можете приступать. — ехидно произнесла Люська.

Бездонные прозрачные серые глаза ненадолго отвлеклись от титулярного советника. Да она же влюблена по уши! Проверим сейчас.

— Федор Андреевич, позвольте.

Смахиваю невидимую соринку с плеча и замираю от этого взгляда. Ах, все же было что-то у нас особенное, было. И вот он совершенно непристойно касается губами тыльной стороны ладони.

Нас отвлекает хруст сломанной ветки — Апполинария все-таки сорвалась.

— Догоняйте барышню, Федор Андреевич, а то бедовая она у Вас. — я еще могу улыбаться, значит не все потеряно.

Утешивший малолетнюю ведьму Фохт появился уже после полудня и постарался обойти молчанием утреннюю ситуацию. Что ж, вольному воля. Мы, напрочь игнорируя пост, устроились вчетвером у печи с парой бутылок вина.

— Попробуем объединить информацию. — начала Люська, увлеченная новым делом.

— Четверо мужчин. Леонтьев, Иван Афанасьевич, мещанин, тридцати шести лет, женат, трое детей. Никитин, Дормидонт Саввович, уездный писарь, сорока шести лет, вдовец, детей нет. Фролов Петр Никитич, помощник аптекаря, 28 лет, холост. Тихомиров Андрей Викторович, приказчик в галантерейной лавке, тридцати одного года, помолвлен. — зачитал Федя.

— Пропали одновременно? — заинтересовался Дима.

— За неделю, с 12 до 18 октября, но поврозь.

— Здесь есть какие-то места, где мужчины из разных социальных групп собираются вместе? — выдала я.

— Белозерский мужской клуб? — съехидничала Люся.

— Не думаю. — ухмыльнулся сыщик.

— Бордель, охота, рыбалка, карты? — у меня нет иллюзий по поводу нравственности малых городков.

— Никаких общих точек. Я уже проверил.

— А внешне похожи? — я все-таки ратовала за маньяка и это было весело. Будь покойники молодыми девицами, точно испугалась бы. А так можно поиграть в детектива, будучи защищенной своим полом.

- Ничего общего. — Фохт долго изучал бумаги, но раз уж так решил, то мужиков трудно перепутать.

Посидели, опустошили бутылки и разошлись.

Поздним вечером у дома останавливается недорогой потертый экипаж, откуда робко выходит женская фигурка. Так, сегодня Люська бегает без меня. Апполинария тихо возникает в дверном проеме библиотеки.

— Что же, Апполинария Павловна, если хотите, можете разложить свои карты. За этим же пришли? — я опять в образе роковой вампирши, и это настолько нелепо, что отдает гротеском.

И смеяться бы, не плодись по округе вполне реальные трупы. Это для меня они безликие мещане, торговцы, крестьяне, а для кого-то — отцы, мужья, братья, сыновья. Подобный дешевый треш надо побыстрее заканчивать. А девица эта слишком увязла уже во всей истории. Вон, раскладывает пасьянс Таро, а ручки-то подрагивают.

— Вокруг Вас смерть, Ваше Сиятельство. — прошептала Апполинария.

— Есть такое дело, милочка.

— Вы не от мира сего. У Вас нет прошлого, а будущее одновременно очень разное.

— И тут угадала. — нас тут этаких полная коробочка набралась.

— На Ваших руках кровь невинных.

А тут ты, девочка, не права. Невинных нет. Но репутация злодейки требует жертв. Молча зловеще улыбаюсь. Случись нам всерьез соперничать за сердце Фохта, я сделаю тебя. Вот точно знаю — сделаю, в пыль разотру. Теперь смогу. Кто бы мог подумать, что я стану такой отрицательной героиней! А что — черная вдова, убийца, авантюристка, аморальная и циничная особа. Ты же домашняя, тургеневская барышня, и не притворяешься такой. Даже вудуизм твой основан на искренней вере в духов, а может и вправду видишь что. Но Федя тебя сломает, даже не заметив, если станет разрываться между нами. Что же делать с нами всеми?

— Рядом с Вами человек, вернувшийся с того света.

— Не по своей воле. Да и вряд ли только один.

Она покопалась еще в колоде и с недоумением уставилась на меня.

— Этот, кто мертвый, любит Вас. И он… он тоже… — губы дрожат, на глазах слезы.

Подрастешь — и себе сможешь такой же паноптикум завести.

— И такое тоже бывает.

Она попробовала разложить другую схему пасьянса и расстроилась еще больше.

Я только лениво и безучастно наблюдала за ее попытками сохранить самообладание. Мне тоже было над чем подумать — ни одного письма в ответ на мои я не получила. То есть он меня отделил в этом загоне, как бы не старались мы приукрасить наше поместье, покуда все именно так, и пригнал сюда нашего племенного быка. Кто бы мог подумать, что я настолько цинична — но когда тебя низводят до скотины, у которой нет ни собственного мнения, ни собственных чувств, вариантов остается немного. Я все еще люблю тебя, Тюхтяев, но уже начинаю ненавидеть.

— Вы с моими призраками пообщались уже?

Она кивнула.

— Много интересного рассказывают?

Опустила голову.

— Вот когда мы разрешим нашу основную проблему, тогда и начнете меня обличать во всяком разном. Только вот улик не будет. Так что сосредоточьтесь на более близком душегубце.

Она еще немного повозилась с картами, потом помедитировала, но особо внятного результата не получила.

— Вы, моя дорогая, попробуйте выспаться. Глядишь, мысли в порядок и придут.

Она уходила, низко опустив голову. Пожалеть бы, да что-то не хочется.

За завтраком мама поинтересовалась у Димы ходом их с Фохтом изысканий.

— Да бестолково все, Анна Степановна, пока получается. Совершенно разные люди.

— Городок тут невеликий, все друг друга знают. Что-то же их связывало. Да и сюда их вряд ли случайно завезли. — гигабайты прочитанных и просмотренных детективов не могли пройти бесследно. — Возможно, они делали вместе что-то такое, о чем предпочитали не распространяться.

А что, версия не хуже и не лучше других.

Начали трясти прислугу. Матрена — мрачная баба лет сорока, что могло в реальности означать и 25, и 30 — долго выслушивала мои расспросы, а потом отрезала, что посторонних мужиков не знает. Люська тоже не преуспела в извлечении информации из деревенских, а Дима лишь покурил с конюхом и выяснил, что в конце прошлой зимы что-то непонятное приключилось на мельнице, что в полутора верстах от Громово. Там мельник повесился, а жена его захворала. Да и после хвори странно себя вела, предпочитая отказываться от работы, лишь бы людей пореже видеть. Больше ничего необычного в округе не происходило лет несколько.

Какое отношение к четырем городским трупам могла иметь мельница, я не понимала, но раз опять же ничего не остается… Димка отправился на мукомольное предприятие с Фохтом, настрого запретив нам даже нос высовывать наружу. И отмазки, что нас прикрывают вторичные половые признаки не сработали.

Вернулись мальчики озадаченные и явно с пустыми руками.

— Странно, как же одна, пусть и крепкая женщина, справляется с такой махиной? — у Хакаса всегда был очень практичный подход к любым проблемам.

— Привычная. — отмахнулся Фохт.

— Ну что? — мы с Люськой плотоядно смотрели на мужчин, а те, словно назло, смаковали обед.

— Ничего. Покойников она не знает, ибо все больше с крестьянами общается. — сообщил лукаво улыбающийся Дима.

— А мужик у нее с чего лапти склеил? — у Люси вообще нездоровый интерес к вдовству. Насчет Пети она меня в свое время долго пытала.

— Говорит от тоски.

— То есть на пустом месте взял и затосковал? — изумилась я.

— И такое бывает, Ксения Александровна. Для кого-то пустяк, а кому — петля. — холодно бросил надворный советник и мы все покосились на него.