— Николай Владимирович известен своим интриганством, так что вряд ли сказал Вам, что тогда я категорически отказалась вступать в брак. С любым претендентом. Наотрез. И все, что произошло дальше — исключительно Ваша заслуга, не его. А Вас, наверное, еще в подвале по голове приложило сильнее, чем мы все думали. — шиплю ему и в слезах вбегаю в первую попавшуюся постройку.

Веранда, заколоченная изнутри, чтоб ей. Проверяю дверь еще раз — точно, там изнутри еще шкаф придвинут. До сих пор плохо ориентируюсь в этом архитектурном месиве. Лучше бы Димка нас по зданию гонял.

Бестолковая я, и правильно меня все бросают. Говорю не то, что надо сказать, и делаю не то, что надо делать, дурочка великовозрастная. Наверное, уже и не поумнею. Но прятаться на середине разговора глупо. Одновременно накатывает тоска, опустошенность, голод и огорчение. Я оборачиваюсь, и дверной проем загораживает его силуэт.

Вот если сейчас опять отправит меня в постель, укроет одеялом и скажет какую-нибудь душеспасительную чушь — прибью к чертовой матери, и свалю на эту несчастную сумасшедшую. Думаю, Братолюбов не откажет в такой малости.

Но он осторожно, словно по тонкому льду, идет вперед, берет мои безвольные руки в одну свою левую, подносит к лицу. Даже до взрыва его таким неуверенным не припомню.

— Прости меня, девочка.

А я уже не нахожу сил радоваться или надеяться на что-то кроме очередной ласковой манипуляции, поэтому пропускаю тот момент, когда он теряет свое проклятое самообладание. На этот раз он сам целует, сам обнимает, сам шепчет что-то несусветно-ласковое. Когда только слова-то такие выучил?

Расплетает волосы, зарывается в них лицом и выныривает прямо перед моим лицом. Взгляд с тоскливого сменился на немного шалый, ищущий. Когда касается губ, я даже не верю в то, что это не сон, самая весенняя греза, но левая рука сминает одежду на спине. Да неужели? Я опираюсь ладонями на его грудь, чуть наклоняю голову, чтобы растянуть этот поцелуй, ловлю его губами и этот кареглазый вихрь сносит меня с ног падая на большую дубовую скамью.

Даже после всего, что случилось за эти полтора года, я вдруг ощущаю себя счастливой. Все правильно. Все живы. И пока мы достигаем абсолютного взаимопонимания, хмарь рассыпается совершенно диким снегопадом. Масленица не сгорела и вернулась отомстить.