А леди вдруг поняла, что дети подросли настолько, что в постоянной её опеке больше не нуждаются, даже Алик. Посмотрев на себя в зеркало, покрутившись возле него, она неожиданно для всех заказала себе новый гардероб с легкомысленными элементами и словно сбросила с себя груз прошлых лет, чаще стала улыбаться, шутить, смеяться, просто напевать. А особо любопытным отвечала:
-Ах, отстаньте, дети подросли, я можно сказать только жить начинаю, всё мне интересно, всё легко...
Иногда ещё и радостно кружилась вокруг себя, с удовольствием наблюдая, как юбка топорщилась колоколом и от этого она снова смеялась. Весной, как только цветы полезли из земли, так в каждом уголке особняка в вазочках, баночках, кружках, вставлялись букетики, отчего в доме витал тонкий запах цветов. Незаметно в особняке стали чаще собираться сыновья, не перекусывая где-то, как придётся, а спеша домой, чтобы усесться за общий стол. Легкое настроение Ксении передавалось мужчинам в её доме и все чаще улыбались, светлели лицом. Забывая на время, что они все в осадном положении, что дважды им присылали отравленное вино, что однажды выловили чужака караулившего Алика, что участились нападения на разъезжающего Вита. Жизнь продолжалась, а значит надо жить в полную силу.
Примерно в то время, когда сияющая прекрасным настроением королева крошечного самопровозглашенного королевства расставляла по вазочкам маленькие букетики с первоцветами, на берегах Красного моря воины Новой Империи дожидались смены и собирались возвращаться домой. Кто-то во время длительного похода нашёл для себя земли, покинув родные края двадцать лет назад именно ради этого, кто-то озолотился, кто-то повидал мир и разочаровался в жизни.
Герру Ингвару осточертела Африка со своей яркой природой, с ленивыми жителями, которым чужды удобства, требуемые даже неприхотливым северным воякам. Сначала его внимание привлекли территории возле огромной реки (имеется в виду Нил), но ежегодные её разливы, обогащающие почву, раздражали, не давали спокойствия.
Люди, живущие на этих землях, неплохо их приняли, они привыкли работать и, убрав местную верхушку власти, установив свои порядки, которые оказались более демократичными, в отличие от прошлых, народ принял северян. Некоторые из отряда Ингвара решили остаться там жить.
Сам молодой командир пошёл дальше. Тоска, чувство большой потери гнали его дальше, на край света. Наверное, зря. Духота, ветры, песочные бури, диковинные животные, насекомые, змеи, и постоянная экономия воды теперь окружали и составляли его жизнь.
Последние года чуть ли не каждый день снятся ему снега, вьюга, печь с хлебом и та девушка, чей портрет он вырезал из рамы на землях бывшего великого Метрополиса и все эти годы носил с собою. Едва видны контуры картины, от частого сворачивания в трубочку краска давно стала осыпаться, но он все равно пялится на неё, как на воду жаждущий.
Сколько прошло лет, сколько женщин побывало в его постели, не оставляя следа в дУше. Умные, хорошенькие, красивые или просто интересные, скромные или распутные, которым что-то надо было от него или потому что любили. Не счесть. Некоторыми увлекался, страстно желал, но стоило представить себе, что хочет связать с ней всю жизнь, так словно ледяной водой окатывало и наваждение таяло. Проходило время и лицо, фигурка, будоражащие кровь, стирались безвозвратно.
Только один облик всегда с ним, любимый и ненавистный, потому что не отпускает, терзает, является во снах, грезится в сексе, вспоминается в редкие счастливые минуты и в отчаянные мгновения. Хорошо ли ему, плохо ли, зайдёт к себе в комнатку, закуток, шатёр, развернёт обшарпанный портрет леди, посмотрит на него, бывает обманет себя, представит, что ждёт она его дома, поверит, и оглядывается по сторонам недоумевая, что делает он в этой жаркой чужой стране. Не место ему на этих красочных землях, ничего родного, близкого на них нет. Возвращаться надо, заодно узнать, как там живёт-поживает колдовская дева, ненароком выкравшая его душу.
Где она живёт, кому детишек рожает, счастлива ли? Несмотря на то, что он видел, как сильно она боялась его, Ингвар хотел пойти против Лейфа, игнорируя обвинение в измене, но его воины, предполагая подобное, связали и заперли.
Безумная радость охватила северянина, когда он узнал, что хрупкая леди сбежала. И тогда же мелькнула досада, из-за страха ли непонятного ему, ни словом, ни взглядом не попросила она защиты, можно сказать добровольно уехала... Если бы он знал наверняка, что она не хочет уезжать, разве удержали бы его запертые двери! И всё же он побоялся навязать себя, сейчас может повёл бы себя по-другому ... хотя, что себя обманывать, ни за что не стал бы и сейчас принуждать, лучше с собой что сделать, чем её обидеть. Как же сложно, как понять себя, её?! Почему всё произошло так глупо, бестолково? Сколько боли ему причиняла та боязнь его ею. Сколько ревности было к помощнику Харну, с которым она общалась, смотрела на него, слушала его, улыбалась ему. Чего стоило ровно общаться с лекаришкой, жалким тощим, не умеющим держать меча в руках, а она поверяла ему свои тайны, позволяла ухаживать за собой.
Столько лет прошло, а всё помнится и переживается так же свежо, рождая те же чувства, как будто вчера всё произошло.
Из дома письмо пришло, всё плохо там. Отец, мать, старые совсем, сестра с мужем уехала далеко, писала, что земли совсем опустели, работать некому, старший брат спивается, жалеет себя, земли, превратившиеся из отдельного государства в район Новой Империи, причём не самый важный, не самый большой, не самый нужный, совсем бесперспективный... Плохое письмо, но в то же время счастливое, оно даёт возможность вернуться, закончив службу по договору.
Пропади она пропадом. Ничего она Ингвару не принесла. Ни новых плодородных земель, ни несметных богатств, разве что слуг можно набрать здесь, но стоит ли их тащить в такую даль. Правда слугами их называют только потому, что рабства нет в Империи, но сути не меняет. Для местных жителей готовых работать, это единственный шанс выжить и узнать, что такое зрелость, старость.
До сих пор племенной строй, и воинственные племена грабят более спокойных соседей, предпочитающих выращивать еду, собирать, охотиться. Бесконечный процесс. Когда доводят мирных соседей до голодной смерти, то принимаются терроризировать прежних напарников в набегах и превращают более слабых в рабочую силу. Северяне, проявившие себя как "сильное племя", дающее защиту и питание, оказались для многих предпочтительнее своих соплеменников. Забрать с собой можно хоть сотню добровольных слуг-рабов, но слишком долог путь, да и дохлые они для жизни на Севере. Даже жители Большой реки брезгуют такими работниками. Для домашних дел их учить всему надо, а на тяжелых работах загибаются быстро.
Мужчина помассировал виски. Нужно было сосредоточиться и определиться, сколько с ним будет возвращаться воинов. С родных земель уходило около трёхсот боевых единиц, но по пути многие оставались на выбранных землях, даже не хозяевами, как обещалось когда-то, просто переселенцами под крылом своих, кто-то погиб от оружия, кто-то от болезней.
Сейчас с ним набиралось чуть больше сотни воинов, некоторые из них захотят остаться здесь. Вкусили "всевластия" и не променяют его ни на что. Только Ингвар назвал бы по-другому нравящуюся некоторым такую жизнь, не всевластие, а вседозволенность. Его отец всю жизнь правил драчливым малочисленным народом и кроме сидения во главе стола, да уважения, никаких привилегий ему это не давало, только головная боль от забот. Вот у него была власть, и он распоряжался ею, осторожно, с обдумыванием на десять лет вперёд каждый шаг, а эти только дурь свою лелеют.
Устал. Как медленно тянется время, словно застревая в тягучем мареве удушающей жары, когда же смена прибудет, надоело, домой бы скорее.
Положение осаждённых усложнялось. Предусмотрительность Ксении и работа Антония подарила жителям иллюзию, что у них не то чтобы всё по-прежнему, а даже лучше. Торговля процветала как никогда. Каждый старался придумать себе дело, которое было бы востребовано за границей и приносило доход. Покровительство хозяйки и посредничество её управляющего позволило даже самым бедным подняться в финансах, прилепляя свою продукцию с королевским клеймом к общему потоку.
