Что не так со мной?

Я вскипела и гневно выпалила:

— Я просто устала ждать, пока ты насладишься чертовым стриптизом! Ты получил удовольствие?

Его лицо окаменело.

— Твой мозг отказывает, когда ты выпьешь? Тебя перемкнуло или что-то в этом роде? Потому что это, должно быть, алкоголь сейчас вытрахал у тебя все мозги.

— Я не пьяная. Я знаю, что говорю.

С раздраженным ворчанием он опустил руку и, резко схватив меня за запястье, потащил через весь клуб к одной из приватных комнат. Впихнув меня туда, он с грохотом захлопнул за собой дверь. В комнате был полумрак. С одной стороны стояли черные кожаные диваны, стена была задрапирована красными шторами — видимо, это те самые дурацкие шторы, про которые говорил Хоук. Несколько небольших подиумов с шестами — каждый рассчитан на одного человека — занимали другую сторону комнаты. Похоже на некую смесь зала для вечеринок и мини-стриптиз-клуба. Смотрелось все шикарно и элитно, но все же напоминало пещеру. Пахло смесью свежего одеколона — таким же пахло от Бордена — и духами. Мой позвоночник напрягся, когда я осознала, что именно здесь он был с Гектором и девушками.

— Ты думала, что я наслаждался здесь приватными танцами? — прорычал он, заставляя меня встать перед ним. Он прижал меня спиной к своей груди и обвил рукой талию.

— А что девочки делали здесь, если не танцевали, Борден?

— Да, они танцевали, но я, блядь, даже не взглянул на них, куколка. Я разговаривал о делах, пока ты снаружи напивалась с таким, как Хоук.

— Повторюсь, я не пьяная, — парировала я. — И почему в комнате, где вы говорите о делах, присутствуют девушки, когда Гектор совершенно четко сказал что-то вроде, — я сделала воздушные кавычки, — «место сучек за дверью и на коленях».

— Потому что Гектор — это кусок сраной туалетной бумаги. Но я вижу, что здесь произошло. Ты услышала, что я здесь с девочками, и решила отплатить мне...

— Теперь ты думаешь обо мне самое, черт возьми, худшее!

Он вдруг развернул меня кругом, сжимая плечи обеими руками, прижал к себе и гневно посмотрел на меня сверху вниз.

— Ты могла бы пойти в офис, закончить работу с какими-нибудь долбаными документами, которые не успеваешь сделать, вместо того, чтобы, блядь, крутиться в компании самых близких моих охранников, в придачу ко всему — в руках, блядь, одного из них…

— Я упала, и он поймал меня.

— Я предпочел бы, чтобы он не находился настолько близко, чтобы мог поймать тебя, куколка.

— Ты говоришь, что лучше, чтобы мне было больно?

— Я бы предпочел, чтобы ты в общем и целом избегала выпивки.

Я прищурилась на него.

— Ты ревнуешь, так ведь? Вот что происходит?

Он стиснул зубы, наклонился ближе ко мне и прошипел:

— Да, я чертовски сильно ревную. Я чувствую это везде: оно бурлит в моей крови, стучит в мозгу, как сраный кирпич по черепу, — и все, о чем я продолжаю думать, это твой гребаный взгляд, когда он, сука, поймал тебя. Меня взбесил этот гребаный взгляд, Эмма. Я хочу нагнуть тебя над этим диваном, вцепиться тебе в волосы, вогнать внутрь тебя свой член и трахать до тех пор, пока ты, блядь, не запомнишь, на кого ты должна смотреть таким взглядом. Вот степень моей ревности.

Я была слишком ошеломлена, чтобы ответить. Сердце колотилось в груди, и я пыталась подобрать слова. Пыталась так мучительно, ломая себе мозг. Но ничего толкового не получилось, кроме дрожащего:

— Ты не должен делать этого с Хоуком. Это не его вина. Мы просто помирились и…

— Давай начистоту, Эмма. Он не твой друг. Ни он, ни Грэм. Они никогда не будут твоими друзьями. Они работают на меня и защищают тебя.

— Это неправда. Грэм много значит для нас. Он всегда был рядом.

— Он рядом, потому что я плачу ему за это.

— Я в это не верю. Я не верю также, что ты так относишься к своим людям.

Лицо Бордена напряглось.

— Ты не понимаешь, да? Я не хороший человек, Эмма. И то, что ты разрываешь меня изнутри, не означает, что я мягкий. Если кто-то из них завтра предаст меня, я вгоню пулю в их гребаные головы. Если Хоук посмотрит на тебя так, как делал это десять минут назад, я привяжу его к стулу и скормлю ему его же собственный член. Я не хороший человек. Кроме тебя, я ничего ни к кому не чувствую.

Он не дал мне возможности задать вопрос. Просто отпустил меня и шагнул назад.

— Забирайся на диван, — сказал он. — Колени раздвинуты, грудью на подушку.

Мое сердцебиение ускорилось.

— Зачем?

Он склонил голову набок, глядя на меня, как на идиотку.

— Я только что сказал тебе, что хочу нагнуть тебя над диваном и оттрахать.

— Ты имеешь в виду, наказать.

Его губы растянулись в дьявольской ухмылке и прежде, чем я успела ответить, он схватился за ремень, одним быстрым движением расстегивая и вытаскивая его. Держа в одной руке ремень, второй он, схватив меня за запястье, развернул и толкнул в сторону дивана, совершенно уверенный, что одного этого движения будет достаточно. Но я не взобралась на диван, а встала напротив него и спиной к Бордену, настороженно прислушиваясь к его движениям.

Я решила, что не собираюсь делать этого. Я все еще была слишком зла на него и на его приказы, чтобы принимать сексуальные позы в комнате, которую он совсем недавно занимал в компании голых девок. Пошел он на хер.

— Ты действительно собираешься усложнять это? — спросил он. — Хочешь, чтобы тебе было больно?

— Я хочу, чтобы больно было тебе, — меня охватил гнев. — За то, что ты такой гребаный мудак.

— Ты просто бесишься из-за девочек.

— Я бешусь не из-за девочек, а из-за того, как ты разговаривал с Хоуком, из-за того, как сильно ты стараешься делать вид, что тебя не заботят другие люди.

Он приближался, пока не оказался практически вплотную за моей спиной. Я почувствовала, как он собрал мои волосы в кулак и резко дернул их. Моя голова откинулась, и зубами он вцепился в мочку моего уха. Последовал укус, после чего он отпустил и прошептал:

— Залезай на диван.

— Ты не можешь все исправить с помощью траха, Борден.

— Я не пытаюсь что-то исправлять, трахая тебя, Эмма. Я подтверждаю гребаные факты.

— Какие факты?

— Что ты принадлежишь мне. Что ты никогда больше не будешь касаться другого мужчины. Что ты, блядь, моя не потому, что я потребовал, а потому, что ты сама этого захотела. А что касается девушек, Эмма… Они нихуя для меня не значат. И в глубине души ты знаешь это.

Прежде чем я успела ответить, он рывком нагнул меня, и я с готовностью подчинилась. Я принадлежу ему — всеми возможными грязными способами. Этого никогда нельзя было отрицать, как бы сильно я не злилась. Я услышала, как он расстегнул молнию брюк. Его дыхание стало резким и прерывистым, когда он подошел вплотную ко мне.

— Не смей пить, если рядом нет меня, — сказал он. — Поняла?

Я кивнула.

Он схватился за мою юбку и задрал ее на бедра. Потом сгреб мои трусики и, разорвав, бросил где-то рядом. Вцепился руками в мою задницу, сминая плоть, после чего последовал резкий шлепок по одной ягодице. Я вздрогнула. Острая боль ощущалась хорошо, особенно когда он начал поглаживать линию между моих ягодиц по направлению вниз, до самой киски. Попутно он бормотал, какая мокрая я была, какой тугой я буду и как, отправляясь на сегодняшний ужин вечером, я буду скрывать боль, которую он оставит у меня внутри.

Я закрыла глаза, смакуя его слова, а потом он схватил меня за бедра и резко толкнулся внутрь. Тут не было ни капли нежности. Он трахал меня быстро и жестко, склонившись над моим изогнутым телом, кусая и всасывая любой открытый участок кожи. Его удары отдавались глубоко внутри. Я чувствовала, как его яйца с громкими хлопками бились о мою плоть, а длинный и толстый член скользил внутри, опустошая меня каждым своим движением. И этот его волшебный пирсинг всегда добавлял в нашу близость дополнительную искру. Когда удовольствие стало почти невыносимым, я начала извиваться, а потом взорвалась. Стенки моей киски сжимались вокруг него, пока я тонула в волнах наслаждения.