- Что значит, не имеет, - вспылил писатель, - вы меня отравили, как этот наркотик действует. Я что, умру или стану таким же безумным...

Он хотел сказать "как и вы", но почему-то проглотил последние слова.

- Безумным?!- как человек, тронутый важностью услышанного, как заплативший за это весомую цену, обрушился на него Патош.- А кто определяет степень моего благоразумия? Может, ты? А, не тебя ли в университете все называли чудаком, и это в лицо. А за глаза, знаешь, как они тебя называли за глаза? Полиграф Полиграфыч. Помнишь, как у Булгакова. И уверяю тебя, это не из-за внешнего сходства.

Писатель, конечно, знал. Неоднократно знал, но не придавал значения, старался быть выше, достойнее этого. И даже теперь иногда, когда у него случалось брали интервью, он вспоминал тех своих обидчиков и представлял себя измотанным, но торжествующим тореадором, всаживающим клинок возмездия в самое сердце посрамленного быка, лишь ловя себя на мысли, что нет ничего достойного в терпении.

- Я знаю, что в это сложно поверить и проще всего объяснить все сумасшествием, наркотиками, сном, - начала серьезный разговор Бэ.- Но ведь человек так устроен: ему необходима вера, как кислород. В Бога, в судьбу, в силу, деньги, НЛО, в конце концов, пустая вера в завтрашний день. Так почему не поверить нам?

- О, нет, не такая она и пустая. Ведь завтрашний день обязательно наступит, независимо от моего желания. И даже не важно, увижу я его или нет. А как верить вам? Во что верить вам? В бред, в лишенную всякого смысла фантазию?- горячо парировал слова девушки писатель, а затем, чуть успокоившись, задумчиво добавил.- Хотя, может, поверить в сон.

- Ты не спишь, - вмешался Патош и сильно хлопнул ладонью по его лицу.

Действительно, он не спал. Ибо жгучая резкая боль волной прокатилась от мочки уха до переносицы. Прокатилась и сдетонировала. Внутри прогремело: скопившаяся обида, боль, усталость, гнев. В один миг он подпрыгнул к Патошу и, схватив его за одежду, встряхнул, что было силы. Как пыльный мешок или ковер, в надежде вытряхнуть пыль, дурь или зубы.

- Стойте!- отчаянно заорала перепугавшаяся Бэ.

- Успокойся, тише, тише, друг. Я просто доказывал, что ты не спишь,- чуть побледнев и съежившись, пробормотал растерянный Патош.

Писатель остывая выслушал его и чуть отстранился. Отпустил бедолагу, и тот, влекомый силой страха, отпрыгнул на несколько шагов назад.

- Не хватало нам еще драки. Тем более, в такой момент,- шарила Бэ по карманам в поисках сигарет.

- В какой момент?- успокоившись окончательно, писатель присел на стул.- Я устал, мне нужно вернуться домой.

Бэ, наконец, отыскала сигарету и спешно закурила. Клубы дыма красиво выбегали через ее ноздри, целовали губы и рассеивались в воздухе, словно чарующий аромат, усмиряющий взбунтовавшиеся нервы. Патош мялся на месте. Тоже нервно, куда-то торопливо опаздывая. Затем, словно получив разряд тока, встрепенулся и подбежал к кушетке, захватив с пола кочергу от камина.

- Пожалуй, это единственный способ все проверить, - произнес он и решительно замахнулся найденным оружием. Весь его вид, вся стать выдавали человека, способного совершить поступок. Серьезный, необратимый и примирившийся с последствиями. Видимо, сломать - лучший способ познать.

В тот же момент писатель вспомнил, что все это время в сторожке находились еще две девушки. Тихо, мирно, беззащитно они спали на том же месте и, несмотря на весь шум-гам, царивший вокруг, даже не шевелились. Странно, даже очень. Хотя, на подобные странности не было времени. Он бросился на Патоша и свалил его с ног. За мгновение до того, как шальная кочерга просвистела в воздухе в направлении своей цели. Грязная, кривая и тонкая, она, словно костяная рука самой смерти, лишь всколыхнула прядь волос на голове одной из девушек. И тут уже писатель не удержался. Со всего маха он съездил Патоша по физиономии. Удар пришелся ровно в челюсть. Брызнула слюна или кровь: в подобной ситуации все жидкости выглядят одинаково. Патош протяжно застонал и прилип к полу, лишь только скривившись от боли. Бэ, причитая, бросилась к пострадавшему. "Неужели, она действительно любит этого идиота... хотя, кого же тогда любить? Ведь, идеального любить не за что, а нормальных не существует. Да, и что такое норма, особенно, когда имеешь дело с чувствами?.."

Писатель отошел в сторону. Легкая дрожь пробежала по лицу, казалось, кожа побледнела, а волосы встали дыбом. Он припомнил те пару случаев, когда испытывал нечто подобное. Такой же выброс гнева, бурление адреналина в крови, тремор рук. Стало даже немного стыдно за такую реакцию организма. Но что поделать: он - не герой, а герой - не он.

- Доброе утро, - сладко потянувшись, прошептала одна из девушек на кушетке.- Белка, вставай.

Она аккуратно похлопала подружку по плечу, а, не заметив в ответ должной реакции, ехидно с улыбкой на миловидном личике ущипнула соню за попу. Последнее подействовало прекрасно, и подружка встрепенулась, словно вырвавшись из сладкого плена Морфея. Они еще несколько мгновений лежали и улыбались друг дружке, как наивные школьницы на утро после выпускного, очнувшись в чужой кровати, скажем... своего учителя или даже директора. То есть с небольшой каплей сожаления, интереса, а, может, и желания. Хотя, конечно, наивные школьницы в такой ситуации не оказались бы. Да, и существовали ли они... человек, имеющий гаджет с выходом в интернет, расставался со своей наивностью, как и с девственностью, при первом же удачном подключении к сети. А, девушкам было весело. Улыбки они заменили легким смехом, а сонливость - легкой вальяжностью. Писатель, Патош и Бэ на мгновение замерли. Вместе и как-то синхронно. Писатель надеялся, что эти две особы прольют свет на его местонахождение, надежды Патоша и Бэ были куда более весомые.

- Ты что-нибудь помнишь?- поинтересовалась Белка у той, которая ее так назвала.

- Да,- та по-прежнему улыбалась,- ничего, но ведь это тоже кое-что.

- Еще держит?- засмеялась Белка.- Я помню кучу бодряков.

- Вот почему так хочется пить,- облизала сухие губы подруга.

- Мне тоже,- согласилась, а задумавшись, еще и добавила Белка.- И секса.

Снова засмеялись, и обе, как по команде, приподнялись с кушетки. Словно в поисках того, кто или что сможет воплотить все их желания. Писатель сидел напротив за столом, Патош валялся на том же месте на полу, Бэ заботливо нависла над ним. Все напряглись. Даже воздух.

- Еще я помню Бэ и ее психа,- сменив улыбку на неулыбку, добавила Белка.

- Блин, хоть бы этот урод меня не трогал, - начала осматривать свое тело вторая девушка в поисках следов Патоша, словно, если бы он ее трогал, обязательно бы остались такие следы, как будто, это был не Патош, а химловушка.

- Сама ты, урод,- не выдержав, вслух произнес Патош.

Писатель, даже было, чуть не засмеялся, но реакция девушки заставила сдержаться. Точнее, никакой реакции не последовало. Абсолютно. И почему-то стало совершенно понятно, что для этих двух девушек в этой избушке более никого не существовало. И данный факт предстал настолько очевидным, настолько удобным, что не просто нужно было в него поверить, а даже захотелось это сделать, забыв о всей рациональности и твердости своих умозаключений и прежних рассуждений. Но писатель стал отгонять подобные мысли прочь, как всякий нашедший клад, оставляет мысли о добровольной сдаче его государству в обмен на малую долю и спокойный сон. И сном он снова принялся объяснять для себя все происходящее вокруг. А Патош, тем временем, кажется, забыл о зудящей челюсти, на радостях вскочил на ноги и метнулся к кушетке. Замер в позе уязвленного пингвина и принялся наблюдать. Бэ задумалась о своем. А свое укладываться у нее в голове, по-видимому, не очень хотело, потому она ерзала по полу, пока спиной не уперлась в стену. Подопытные девушки спокойно сползли на пол, потянулись к дощатому потолку, с которого местами свисала паутина, а, зацепив ее рукой, противно поморщились. Очень синхронно. И очень обе.