Ребята отправились в Старую Гавану.

Вдоль тротуаров выстраивался в длинную вереницу народ. У некоторых в руках букеты. Правда, ни у кого не было таких ярких цветов, как у ребят. Чтобы купить такие цветы, нужно иметь много денег. Прохожие любовались цветами, но, конечно, никто из них и не думал, что три оборванца могли купить эти цветы. «Ясно, что украли! — думали встречные. — Но украли для партизан — это не так уж плохо!»

— Давайте заберемся на выступ этого дома, — предложил Негрито, — отсюда хорошо будет видно.

На выступ забрались Пепе и Негрито, а для Рафаэля не осталось места.

— Рафаэль, ты большой. Ты и так увидишь, — засмеялся Пепе.

Рафаэль не понял шутки и, зло огрызнувшись, пошел к соседнему выступу.

Повстанцев еще не было видно, а эхо многократного «ура» уже слышалось. Эхо катилось, словно гигантская волна, опережая грузовики с барбудос.

— Ура! Ура! — не жалея сил, закричали ребята.

Тарахтя моторами, за поворотом показался первый грузовик, за ним второй, третий.

— Вива Фидель Кастро! Вива ла революсион! (Да здравствует Фидель Кастро! Да здравствует революция!) — неслось вокруг, но ребята уже ничего не слышали.

Вот они — прославленные барбудос! Глаза словно магнитом притянуты к пулеметным лентам, к карабинам и кинжалам.

— Эй вы, ребята! — кто-то вдруг дернул за штанину Пепе. — Цветы завтра будете бросать?

Только сейчас Пепе и Негрито заметили, что все уже бросили свои букеты.

— Негрито, — скомандовал Пепе, — раз, два, три!

Размахнуться было трудно, мешала стена, и поэтому цветы не долетели до проходящих машин.

— Эх, растяпы! — с досадой сказал Негрито.

— Смотри, Негрито, смотри! Наши букеты подняли и передали партизанам. Ура! — закричал, ликуя, Пепе.

Повстанцы вступили в Гавану с триумфом, как победители. После бегства диктатора правительственные войска и полиция не оказывали сопротивления. Без боев бородачи захватили телеграф, полицейское управление, радиостанцию и президентский дворец.

Горожане встретили бородачей по-разному. Одни вышли на улицы и восторженно кричали «вива», другие плакали, потому что получили сообщение о гибели близких и родных. В первый же день после прихода повстанцев ребята узнали печальную весть об Армандо.

Друзьям все рассказал Педро. Когда зажила его рана, он ушел к партизанам, сражался в горах и теперь вернулся в Гавану.

Ребята встретили Педро на Центральном сквере. Педро шел с другими бородачами и, видимо, куда-то торопился. Но, узнав ребят, он остановился и присел вместе с ними на скамейку. Педро вынул сигару и некоторое время разглядывал ее молча, размышляя о чем-то, потом посмотрел на всех и сказал:

— Знаете, ребята, друга вашего Армандо убили!

Ребята сначала даже не поверили Педро, потому что Армандо был такой веселый и сильный, такой жизнерадостный и они так ждали его…

— Армандо был у нас разведчиком. Надев лохмотья и прикинувшись нищим, он бродил по деревням, разглядывая, сколько солдат разместилось в гарнизонах, где стоят пушки… Бородачи любили Армандо и считали его лучшим разведчиком. И, наверное, Фидель присвоил бы ему высокое воинское звание… Но однажды Армандо пошел в разведку и не вернулся. Его схватили солдаты. Крестьяне видели, как Армандо били и пытали, обливали водой и снова жестоко били. Но ваш друг молчал. Он не предал партизан. Армандо убили, и тело его, завернув в пальмовые листья, бросили на дороге. Мы нашли Армандо и принесли его в лагерь. Все партизаны собрались на похороны. Хоронили разведчика как героя — с военными почестями. После похорон мы воткнули в могилу мачете и повесили на него берет Армандо. — Педро немного помолчал. — Я, ребята, сказал вам все откровенно, как мужчина мужчинам.

Ребята сидели не шелохнувшись, на глазах Негрито блеснули слезы.

— Как же так? Убили!

— Слезами горю не поможешь. — Педро погладил Негрито по голове большой шершавой ладонью. — В эту войну много полегло хороших людей. И они погибли ради того, чтобы нам, живым, было лучше на земле.

Ребята молчали.

— Мы еще с вами увидимся и поговорим обо всем, — сказал Педро. — Мне надо сейчас в отряд.

Педро встал, закинул за плечо автомат и пошел к набережной. Пепе хотел окликнуть его и спросить об отце: может, он знает что-нибудь, — но не рискнул.

Педро спешил в отряд, потому что в Гаване было неспокойно. Слишком много у партизан было врагов, которые затаились дома, плотно закрыв свои окна шторами. Они не хотели слышать восторженные крики толпы. Эти люди не прочь бы с оружием в руках выступить против барбудос, но это было бесполезно.

Те, кто были близки к диктатору, кто раньше кормился за счет государственной казны, боялись повстанцев. Им было страшно за совершенные преступления. Сегодня, в этот радостный для Гаваны день, многие важные сановники, переодевшись в рабочую блузу и натянув на лоб фуражку, пробирались в иностранные посольства и миссии, чтобы укрыться там от правосудия. Они решили прибегнуть к международному закону, по которому каждый, кто вошел в иностранное представительство, пользуется правом неприкосновенности.

Пепе, Рафаэль и Негрито сидели всё на том же месте, где они встретились с Педро, когда до их слуха донеслись шум и крики. Кто-то кричал на очень высокой ноте:

— Требуем выдачи военных преступников!

— Паредон! Паредон! (К стене! К стене!) — скандировала толпа.

Гаванцы собрались около посольства Колумбии не только для того, чтобы потребовать выдачи преступников, но и чтобы не пропустить туда никого больше.

Ребята подошли к посольству. На их глазах был задержан один из бывших полицейских, прославившихся своей жестокостью. Он был одет в дырявые штаны и в такую же рубашку. Кто-то из прохожих узнал полицейского и крикнул:

— Держи его!

Прежнего блюстителя порядка схватили.

— Бей его! Нечего с ним церемониться! — неслось со всех сторон.

Полицейского избили и после этого бросили в машину и увезли.

Гавана выглядела сегодня совсем не как прежде. Пепе и его друзьям казалось, что даже воздух в его родном городе был другой — более прозрачный и какой-то звонкий. А люди! Все куда-то спешили и были охвачены невиданной раньше горячкой. Казалось, гаванцы забыли даже про свой любимый напиток — кофе.

Простой народ стал хозяином улиц. Ведь теперь нет ненавистной полиции и солдат, которые командовали в городе. Но это совсем не значит, что в Гаване стало меньше порядка. С лозунгами в руках горожане маршировали по улицам. Правда, кое-где громили особняки бывших чиновников диктатора, казино, созданные на потребу американским туристам и кубинским богачам. Но это делалось не ради корысти и грабежа.

— Ребята! — вдруг крикнул Негрито. — Стекла бьют!

Все трое рванулись вперед и уже через минуту вместе с другими бросали булыжники в зеркальные окна первого этажа большого дома, на котором крупными буквами красовалось: «Казино».

— Ломай дверь! — кричал кто-то. — Наши народные денежки здесь проигрывали.

Люди навалились на дверь. Большая дверь затрещала и рухнула, сорвавшись с петель.

Ребята вместе со взрослыми устремились в дом.

Раньше Пепе приходилось дежурить у казино, чтобы открыть дверцу подъезжающего автомобиля. Иногда он заглядывал сквозь стекла внутрь помещения. При свете больших люстр мальчик видел хорошо одетых мужчин и женщин, склонившихся над столом, где была установлена рулетка. Пепе никогда не мог понять, что они делают. Но ему всегда казалось, что они колдуют. Но это все в прошлом. Сейчас в казино ворвались люди, которые не знают, как обращаться с рулеткой. Но хорошо понимают, кого развлекала эта игрушка и на чьи деньги играли здесь капиталисты.

Ярость была на лицах этих людей. Высокий мужчина, ворвавшийся в дверь прежде других, схватил тяжелый дубовый стул и с размаху ударил им по никелированной рулетке.

Пепе и его друзья были очень активными зрителями. Когда мужчина ударил стулом по рулетке и на пол покатился металлический шарик, Негрито ловко поймал его и тут же спрятал в карман. Пепе нашел на полу какую-то никелированную ручку и несколько разноцветных фишек с цифрами и все это тоже спрятал в карман…