Несколько часов было потрачено на поиски, даже полуденная жара не остановила путешественников, а когда Торренс, разделив последнюю воду с Изумрудом, начал волноваться, облизывая пересохшие губы, впереди вдруг обозначился темный проход. Спешившись, маг подхватил поводья верблюда и устремился к цели, надеясь, что там его ожидает не только очередное испытание, но и несколько глотков воды.

Вход в пещеру оказался достаточно велик, чтобы пропустить верблюда со всадником, но был перегорожен расщелиной метра в три шириной. В принципе, Торренс вполне мог перепрыгнуть ее, как и Изумруд, а вот верблюд… Маг не знал, способен ли верблюд прыгать, но не бросать же живое существо вдали от воды и еды.

Первым делом верблюд был распряжен, а все увязанные воедино бурдюки просто заброшены ему на спину, в надежде потом пополнить запасы воды. Кибитку решено было оставить. Сосредоточившись, маг заставил часть горной породы с противоположных концов разлома соединиться, образовав тем самым неширокий мост, такой, чтобы животное могло спокойно пройти, и двинулся вперед, вытирая пот и ведя за собой верблюда за повод. Магия в этом месте давалась очень тяжело, так что Торренс почувствовал слабость и головокружение, но останавливаться не стал.

Идти пришлось долго, очень долго. В какой-то момент показалось, что они двигаются по этому проходу едва ли не сутки, очень уж темнота угнетающе сказывалась на уставшем маге. Попытка зажечь магический огонек не удалась: бледно мигнув, он погас, давая понять, что придется двигаться в полной темноте. И Торренс двигался, буквально нащупывая каждый шаг и вытянув вперед правую руку. Левой же тянул за собой упирающегося верблюда, поскольку животное явно не хотело брести в темноте непонятно куда, и, если бы сзади его изредка не подгонял Изумруд, несильно поддевая за ноги когтями и порыкивая, магу пришлось бы туго.

Перегородивший путь огонь вспыхнул неожиданно, заставив отшатнуться, а верблюд вообще с ревом шарахнулся назад, чуть не вывернув Торренсу руку. Маг с трудом удержался на ногах, усмирил кое-как испуганное животное, а потом протянул руку к огню, изучая его. Первое, что поразило: от пламени не исходило тепло, да и магический фон был более чем странным. Разве что…

- Это не огонь - это иллюзия.

Увы, убедить верблюда в том, что пламя для него безопасно, удалось далеко не сразу: животное упиралось, ревело, рвалось сбежать. Торренс в результате взмок, но все же переупрямил двугорбого зверя, вернее обманул: устав бороться, снял с себя верхнюю накидку и просто завязал ею морду упрямцу, получив в благодарность за это плевок. Благо, не видя противника, верблюд промахнулся, но все равно получил звание «неблагодарная скотина».

Стоило только верблюду шагнуть в огонь, как тот погас, словно и не было ничего, зато впереди сразу же обозначился выход из пещеры. Там ярко светило солнце, и Торренс, содрав с морды зверя свою накидку, устремился туда практически бегом, пока еще что-нибудь не случилось.

Зрелище, ожидавшее их на выходе, потрясало воображение: гора представляла собой купол, а вернее трубу, огородившую зеленую долину от остального мира. Сверху лился яркий солнечный свет, но той удушающей жары, какой славилась пустыня, не ощущалось. По центру расположилось огромное прозрачное озеро, по берегам которого росли деревья и кусты, словно заползающие вверх по скале, ограждающей кусочек зеленого царства. Между деревьями то и дело проносились птицы, а в траве тут и там виднелись мелкие зверушки, снующие по своим, только им понятным делам. Практически все деревья были фруктовыми, но больше всего потрясло Торренса, что плоды висели не на всех - некоторые деревья только цвели, готовясь дать урожай в недалеком будущем.

- Вот уж действительно рай, - выдохнул маг, озираясь кругом.

Верблюд такой нерешительностью не страдал: как только увидел траву и воду, рванул туда изо всех сил, но Торренс и не подумал его удерживать, отпустив повод. Изумруд не спешил к воде, внимательно оглядывая окрестности, словно выискивая опасность, но все было спокойно.

- Ну что, подойдем?

Приблизившись к воде, Торренс напился, а потом расседлал верблюда. Бурдюки набирать пока не стал, решив, что успеет это сделать, когда… если будет возвращаться. Задрав голову, он попытался рассмотреть Звездный храм, который должен был находиться на вершине скалы, но ничего разглядеть не смог, кроме яркого солнечного света, льющегося сверху. Потом начал внимательно осматривать скалы, выискивая тропу наверх, и нашел, но не тропу, а лестницу, ступени которой представляли собой железные скобы, круто уходящие в солнечный свет. Поняв, что именно по ним придется карабкаться, Торренс нащупал на поясе мешочек со шкатулкой, убеждаясь, что он на месте, тяжело вздохнул и присел на корточки, подзывая к себе Изумруда.

- Здесь нам придется расстаться, друг мой. Надеюсь, ты сможешь прожить в этом месте или найти дорогу домой. В любом случае я попрошу богинь приглядеть за тобой или переместить туда, где о тебе смогут позаботиться. Прощай.

Торренс снял с кота ошейник, отбросил в сторону, а затем чмокнул зверя в нос, поднялся и решительно, не оглядываясь, направился к лестнице. Первые шаги по необычным ступеням дались легко, но потом… каждый шаг был воспоминанием из жизни: один шаг – один миг, одно событие, одно решение, одно слово. Торренс наблюдал как бы со стороны, увидел даже свое зачатие, а потом и рождение. Он видел мать, обнимающую младенца, и отца, улыбающегося ему. Видел, как мать ушла в поднебесный мир, а его, Торренса, забрала бабка. Видел свое детство и отрочество, академию и дорогу, что прошел к Звездному храму. Он видел каждое лицо, что встречал в своей жизни, даже те, что позабыл давным-давно; вспоминал каждое сказанное им когда-то слово и каждый поступок, хороший или плохой. Говорят, что перед смертью вспоминается вся жизнь, вот Торренс ее и вспоминал, проживая заново. Несколько раз он чувствовал, как ныли уставшие от подъема руки, но не позволял себе останавливаться больше чем на пару мгновений. Вниз тоже не смотрел, ни к чему это было, - только вверх, туда, где солнце обжигало своим светом.

Торренс не очень помнил, как оказался на вершине. Он просто вдруг ступил на площадку перед лестницей в храм, наполненный светом миллиардов звезд, а может, из этих звезд состоящий. Четыре ступени - и массивные золотые двери распахнулись, позволяя шагнуть в огромный зал, наполненный огненным светом, водной лазурью, песчаным шорохом и песней ветра. Посреди храма, на возвышении, располагались четыре трона, которые занимали богини. Сказать, что они были прекрасны, значит ничего не сказать: прекрасны, но в то же время ужасны до дрожи в коленях. Величественны!

Богини были именно такими, какими Торренс представлял их, слушая древние сказания. Залея – великая дочь земли, спокойная и щедрая, прекрасная царившей в ее глазах жизнью. Мориг – неукротимая, как вода, волнующая и могущественная. Фирена – пламенная, с горящим взором и пылающей душой. Виос – вечно изменяющаяся и не менее красивая. Их белоснежные одеяния слепили глаза, так что Торренсу пришлось несколько раз моргнуть, сдерживая невольно выступившие слезы.

- Подойди, - прогремел шелест голоса по залу, и маг пошел вперед, словно загипнотизированный. Он не понял, кто позвал его, да и не имело это никакого значения: они были его богинями, и он повиновался им.

Подойдя вплотную к подножию тронов, Торренс опустился на одно колено и склонил голову, выражая свое восхищение и преданность богиням.

- Ты принес нам нашу вещь?

Торренс молча снял с пояса мешочек и вынул из него шкатулку, протягивая ее богиням на раскрытых ладонях. Шкатулка тут же начала увеличиваться, пока не оказалась больше раз в десять, превращаясь в алмазный ларец.

- Открой его.

Маг послушно открыл, обнаружив там… кинжал с рукоятью из серебра и лезвием из какого-то черного металла.

- Избранный Торренс, сейчас тебе предстоит сделать выбор: ты должен отдать одной из нас свое сердце. Этим кинжалом ты вскроешь свою грудь, положишь сердце в ларец и поставишь его у ног той, кого ты сочтешь наиболее подходящей на роль повелительницы.