Вино — прекраснейшая вещь, Что там ни говори, Когда с дружком ты вечерком Идешь по Шафтсбери И двери кабачков зовут: Любую раствори! Вино — прекраснейшая вещь, Что там ни говори. Гулянка — это тоже вещь, Что там ни говори, Когда всю ночь да во всю мочь Танцуешь до зари, А на заре идешь домой, Погасли фонари… Гулянка — это тоже вещь, Что там ни говори! Любовь — прекраснейшая вещь, Что там ни говори, Когда впотьмах, таясь в кустах, Пылаешь весь внутри, И вдруг из-за угла — она! Нет, черт меня дери, Любовь — прекраснейшая вещь, Что там ни говори! Всегда ли это будет так? Да нет, держу пари; Настанет час, раздастся глас: «Уймись, душа, замри!» Ну что ж? Вино, любовь, галдеж Гулянки до зари Всегда останутся со мной, Что там ни говори! Перевод Г. Кружкова Я в город утренний входил, И древний колокол забил, И знал я наперед Под милый сицилийский звон, Что рано, поздно ли, но он Мой день — ко мне придет. День ясный, синий, золотой, День, как берилл. Но сам с собой Гадал я — и не мог Сказать, в который день и год Со мною рядом будет тот, Кто мил мне и далек. Но век расчетлив, даль темна, На колокольне тишина, А я учен судьбой, Что и в блаженстве дремлет рок, Что друг умеет быть далек, Когда идет со мной. Перевод О. Седаковой СТАРАЯ МЕБЕЛЬ Не знаю, как это бывает с другими, Живущими в доме средь утвари той, Что помнит их бабушек молодыми, Но в точности знаю, как это порой Бывает со мной. Мне чудятся призраки прикосновений: То руки владельцев, нежны и грубы, Касаются выступов и углублений, Мореного дуба, старинной резьбы И медной скобы. Рука за рукой, все бледней и бледнее: Как будто бы в зеркале отражена Свеча — и другая, и третья за нею, Все тоньше, прозрачней, все дальше она В тумане видна. На выцветшем круге часов над камином Порою мне видится издалека, Как стрелку минутную кто-то подвинул Движением зыбким, как взмах мотылька, Коснувшись слегка. И струны на грифе старинной виолы Как будто бы кто прижимает опять, И древние жилы гудят, словно пчелы На летнем лугу. — Но смычка не видать, Что мог бы играть. А в темном углу за жестянкой с огнивом Лицо возникает при свете огня: То меркнет, как факел во мраке дождливом, То вспыхнет, как искра из-под кремня, Напротив меня… Нет, надо вставать, приниматься за дело! И вправду на свет бесполезно рожден Глядящий так долго, так оцепенело… И сам не заметит, как в муторный сон Провалится он. Перевод Г. Кружкова (Декабрь 1915) Беззвучно мигая, огонь по полену ползет, Прекрасная яблоня, нам приносившая из году в год Развилка, куда я рукой добирался сперва, Влезая все выше и выше, — черна и мертва, И тлеет кора, становясь постепенно золой, Где сук был обрезан и рана сочилась смолой, И той, с кем я вместе карабкался, зыбкая тень Такой, как на гнущейся ветке стояла в тот день, Перевод Г. Кружкова ПОД ВЕТРОМ И ЛИВНЕМ Они в гостиной поют, Почти погасив огни: Сопрано, тенор и бас, И гость у рояля. В потемках — сияние глаз… О время, повремени! Листва осыпается в пруд. Дорожки, заросшие мхом, Пропалывают они, Чтоб стало в саду веселей, И ставят скамейку Под сенью трех тополей… О время, повремени! Далекий катится гром. Они садятся за чай В садовой свежей тени, По-летнему стол накрыт, Гуляют фазаны, За лестницей море блестит. О время, повремени! Промчалась чайка, крича. В свой новый высокий дом Переезжают они, Картины, стулья и бра Лежат на лужайке, И пропасть иного добра… О время, повремени! Их плиты изрыты дождем. Перевод Г. Кружкова |
