- Ясен перец.

- Но мне нравилось на него смотреть, какой он был возбужденный, как он желал все изменить, меня это заводило. Так что я пошла с ним и несла ему те дурацкие свечки.

- Свечки?

- Ну, там же потом зажигали свечки.

- Ааа, ну да…

- Я так и не смогла потом отстирать джинсы от воска.

- Свечки должны стоять на могилах.

Он смеется. Она тоже.

- Ну да.

- И что, происходило что-нибудь?

- Как только мы развернулись, нас замели. Его перед тем очень даже сильно побили, я и сама немного получила. Мы сидели рядом в участке, на лавке. Ждали допроса, мы были на самом конце. Сами мусора были уже как в тумане, ужасно уставшие. Наверное, они должны были уже знать, что это конец, разве нет? Иногда я размышляю, а где они на самом деле закончили свою деятельность, в том смысле, а где они сейчас…

- В заднице.

- Надеюсь на это.

- Или в политике.

- Они хотели, чтобы я подписала заявление, только я ничего не подписала, и мне просто разрешили уйти. Он меня ожидал и провел меня домой: вроде как что-то будет, но ничего и не было. А потом мы уже никогда не встречались, впрочем, мне на это глубоко плевать.

- И что было дальше? Что ты делала дальше?

- Все и ничего. Я выехала на ферму во Франции, там у нас тетка. Я занималась короедами. А их папам-мамам рассказывала, что у нас и вправду имеются холодильники, что мы на самом деле, что такое стиральная машина, что мы честное слово смотрим цветное телевидение. И показывала им на карте, где находится Прага, что это на самом деле в Европе, а не где-то в Сибири. Ну а потом я возвратилась сюда. И все уже было по-другому. А потом на одном мероприятии я познакомилась с сукиным сыном своей жизни, с которым провела лето своей жизни в дачном домике в Карконошах во вроде как коммуне, и оттуда у меня остался ребенок моей жизни, которого я люблю, и который иногда меня ужасно достает, потому что он делает, что хочет.

- Блииин, так ты была в коммуне?

- Да это просто были выезды из города, тогда так делали. Новая жизнь. У нас были овцы, поле, все общее, такие вроде как священные службы, медитации. Кельтские ритуалы. Все чехи тогда хотели быть кельтами.

- Кельты были неплохими воинами. Только я сам всегда хотел быть римлянином.

- Ну и, конечно, мы курили там много травки.

- А водяра?

- Нет, алкоголь был запрещен.

- А курить, выходит, было можно.

- Ну.

- И трахались вы все вместе?

- Ну, это тоже.

- Серьезно? Блин, класс!

- Ну, не знаю.

- Я никогда не трахался больше, чем с одной бабой за раз. Как это оно?

- Я не хочу об этом говорить.

- Ясно. Понимаю. А откуда ты знаешь, что это его ребенок?

- На все сто я не знаю.

- А вы там еще и дрались, или только трахались, курили травку, медитировали и игрались в кельтов?

- Ну, да, еще и дрались.

- Как?

- Не знаю, просто дрались. Это невозможно было выдержать, это хорошая энергия.

- Идеалы в порядке.

- Все идеалы в задницу.

- Успокойся. Ясно.

Я осматриваю ее. Целую в плечо. Но ей уже не хочется.

- Я это уже пережила.

- То есть, ты уже тоже получила урок по жизни.

- Не знаю.

- Самое главное, не плакаться над собой. Концентрация – да, а плакаться над собой – нет. Как только кто-то плачется над собой – это конец. Ты серьезно умеешь это стоя, в смысле, писать?

- Вас в бабах интересуют только такие глупости?

Она смеется. Он смеется.

- Ну так мне…

- Знаешь что, отвали.

- Ладно. Ясно. Спокуха. Sorry. Я тебя понимаю. Сам я тоже уже получил урок по жизни.

- Что?

- Урок по жизни. У меня тоже есть ребенок, но, говоря по правде, его у меня нет. Женщина моей жизни говорит, что я плохо бы влиял на малого, что я неудачник, но я все равно с ним встречаюсь. Мы перехитрили ее, ее и ту старую идиотку, которая запретила мне с ним встречаться, потому что я как будто несколько проблематичный. А я ведь, блин, совсем не проблематичный. А? Или проблематичный?

- Не знаю.

- Ей не нравились все те мелкие стычки, драки и тому подобное.

- Ну так не дерись.

- Это не моя вина. Я не дерусь. Я только хочу справедливости. И хорошего воспитания.

- А что делает твой сын?

- Ему уже семнадцать лет.

- И моей тоже.

- Блин, а вдруг они как-нибудь встретятся и…

- Надеюсь, что они никогда не встретятся.

- Он ходит в ПТУ, иногда мы вместе идем на пиво, он берет меня с собой. Я учу его жизни, потому что его мать о настоящей жизни нихрена не знает.

- И что ты ему говоришь?

- Чтобы он делал отжимания.

- Отжимания?

- И чтобы качал пресс.

- Это и есть твои советы?

- Пускай тренируется. В противном случае, из него будет не мужик, а полумужик.

- И он тренируется?

- Собственно говоря, нет. Он ужасно толстый!

- И моя доця тоже. У нее такие жировые валики, как у меня стали только сейчас.

- Нет у тебя никаких валиков. Это такие миленькие любовные захваты…

- Валики!...

- А мой пацан еще ни разу нормально не дрался! Я в его возрасте давно уже дрался.

- Верю.

- Свое место в жизни мне нужно было выбороть. Они же сейчас все получают задаром. И я уже давно трахал девиц.

- Хммм.

- И концентрироваться он тоже не умеет

- Ну, ведь что-то он ведь умеет, или нет? Ты же ужасно им гордишься.

- Ну, он быстро пишет эсэмэски. Это он умеет.

- Моя тоже.

- И очень быстро что надо найти в телефоне. Что угодно. Я ему говорю: битва под Белой Горой. А он находит это в телефоне. Но потом сразу же и забывает. Лично я предпочитаю прочесть об этом в книге. А он мне говорит: "Папа, ты мертвый, ты аналоговый".

- Аналоговый Вандам.

- В смысле, старый.

- Как этот твой видик.

Он смеется. Она смеется.

- Ну, наверное так. Мы же, вроде как, аналоговое поколение. Он это так видит. И он ужасно рассеянный. Я ему постоянно говорю: Konzertation, Junge. Konzentration. Так ничего. Я с ним разговариваю, а он пялится в телефон и пишет эсэмэску.

- И моя тоже. Ну а помимо того?

- А помимо того – спокуха. Мне пришло в голову, что я мог бы открыть качалку. Там бы я мог воспитывать парней, тренироваться с ними, готовить их к выходу в открытый мир. Потому что может казаться, что все они получают задаром, но это временно. Все вокруг – временно. И все это изменится. И он мог бы там когда-нибудь работать.

- Качалка… Но ведь это уже passé, качалка, разве нет? Точно так же, как прокат видео-кассет и эта твоя классика VHS. Все это уже сдохло.

- Но ко мне бы люди приходили. Я знаю, как работает тело. Я занимался бы курсами самозащиты. Никогда не известно, когда оно придет. В смысле, какой-то удар. А он придет. Ты должна быть готовой. По мне, мир – это всего лишь перерыв между войнами, и выиграют только сильные и приготовленные. Ты тоже должна тренироваться.

Он смеется. Она не смеется.

- Ты что имеешь в виду?

- Ну, что когда-нибудь тебе бы это могло приготовиться.

- Хочешь сказать, что я толстуха?

- Нет… мне нравится.

- То есть, у меня валики?

- Любовные захваты. Все нормалек. Ты в полном порядке.

- Слушай, мне не нужно, чтобы кто-то начал мне советовать, ОК? Чтобы кто-то мне комплименты выписывал.

Она отодвигается от него. Закуривает.

Потом начинает кашлять.

- Я понимаю, sorry. Может, мне не следует столько курить.

- Ты ведь тоже шмалишь.

- Но не кашляю, как ты.

- И что это должно быть? Отвяжись от меня! Может я хочу покашлять.

- Ну ладно. Спокуха. Если хочешь – кашляй себе.

- Ну почему, блин, все сразу хотят давать мне советы? Сами себе советуйте.

- Господи, да успокойся же, я не это имел в виду. Понятно? Ты не толстая. Ты красивая баба, если учесть, что тебе уже больше сорока.

- Ну спасибо…

- Ты и правда красивая бабв. И трахаться умеешь. Блин, я бы хотел все время трахаться и трахаться.