– Да, – сказал Джар Аш, – знаю. Радиф, – позвал Хозяин Востока, и мужчина тут же склонил голову, – повтори наше предложение наорочи Севера.

– Не стоит, – я почувствовала, как пальцы стискивают края коробки, упругий картон чуть поддался.

– Любое желание в обмен на душу, и твой страх исчезнет навсегда, – Радиф улыбнулся, но добился прямо противоположного эффекта, вместо облегчения меня начало подташнивать.

– Я хочу остаться человеком. Всегда и во всем.

– Мечтаешь, – поправил Простой. – Видишь, не так уж трудно признаваться в сокровенном. Твой ответ?

– Нет.

Я посмотрела на Радифа, который вопреки воле хозяина не произнес ни слова. А может, и не вопреки. Все уже учтено и просчитано, и мой отказ тоже. Если уж я не согласилась на сделку, лежа на том холодном столе, то почему должна согласиться сейчас? Или я чего-то не знаю? Не вижу?

– Даже не поторгуешься? – казалось, Простому на самом деле интересно.

– Нет, – повторила я.

– Ты не будешь жить человеком, – мягко повторил слова явиди восточник, по иронии судьбы у нас с ней были противоположные желания. И страхи.

– С ним, – я указала на Вестника, – никаких сделок заключать не буду.

– С ним? Уже лучше. Есть торговец, который тебе по душе больше? Не отвечай, – он качнул слепой головой, – не имеет значения. Важен факт, а не детали. Любой из Вестников, любой из демонов на твой выбор. Душа должна уйти в залог. Это мое условие, – памятник протянул руку.

Как во сне, словно боясь передумать, или что передумает он, я сжала каменную ладонь.

Это было ожидаемо больно. Руку словно проткнули раскаленным гвоздем и повернули. Я стиснула зубы, не позволяя крику вырваться. Мир смазался и потемнел, а потом нехотя обрел четкость.

Ладони разъединились, одна песчаная, другая из плоти и крови. Я сжала и разжала пальцы, кожа вокруг нечеткого, будто нарисованного ребенком зиг-зага покраснела и собралась буграми. Святые, пахло шкварками. Рисунок руны врезался в ладонь на полсантиметра. Боль разъяренной птицей клевала руку. Но когда я выжигала на стене знак опоры, было во сто крат хуже.

– Сдержишь слово — она исчезнет, – проговорил памятник. – Не сдержишь - сожжет дотла. Времени — сотня дней внешнего круга. Не медли.

Еще одна мечта мертва, и это вызывало сожаление, приправленное малой толикой облегчения. Так всегда бывает, когда сложное решение принимают за тебя, когда можно с полным правом сказать, что не было выбора, и возложить ответственность на другого.

Исполнитель желаний не поднимал головы, и за это я была ему благодарна. Здесь и сейчас, в эту минуту я простила ему все. У меня не одна мечта. И страх, лежащий в ее основе тоже не один. Страхи имеют обыкновение множиться. Джин не молчал, руна не оставляла ему такой вольности. Он не соврал Простому. Но он не стал уточнять. Вопрос в том, что услышал демон?

Лежа на холодном столе перед казнью, я боялась не перестать быть человеком. Я боялась больше никогда не увидеть Алису. Это все, чего я хотела, а остальное… Мне действительно не впервой отказываться от чего-либо. Знаю, придется трудно, но будет враньем сказать, что никогда не думала о залоге.

Простой не сделал ни шага, ни жеста, но Пашка стала пятиться, шипение вырывалось из ее глотки рваными толчками. Увы, она тоже знала все о своих мечтах. И о страхах. Хуже, когда о них знают другие.

– Ты отделаешься дешевле всех. Ты расскажешь правду, – восточник смотрел куда-то поверх змеи.

– Кому? И что? – голос явиди сорвался.

– Желальщик, – скомандовал памятник.

– Черному целителю, – послушно сказал Евгений, не дожидаясь рывка руны, – о том, что произошло в ночь на карачун, в ночь, когда он пропал. Ты должна была быть с ним, но была в другом месте и с другим.

– Что? – одновременно выкрикнули парень и явидь.

Черная чешуя враз утратила агатовый блеск, покрываясь пепельным налетом, словно бледнея. К парню это относилось уже без всяких «словно».

– Конечно, у тебя были причины, – продолжил Джар Аш, – они всегда есть, и наверняка важные. Так ему и скажешь. К тому времени ты уже отложила яйцо, так что на сыне твои откровения не отразятся.

– Вы не понимаете, – она сделала очередное крошечное движение назад.

– Твоя мечта исполнилась, разве нет? Ты хотела семью, хотела змееныша. Ты их получила, – голос восточника снова стал равнодушным, он постепенно утрачивал интерес к беседе, к произносимым словам.

– Он убьет меня.

– Меня не касается. Вырвет язык, убьет, съест, поимеет, все сразу – это уже за рамками договора, – памятник шевельнулся, выпрямляясь. – Подумай, ты расскажешь сама так, как захочешь, а не так, как донесут соседи. Правда бывает разной. Соглашайся. Или умри, – песочный человек вдруг распался, осыпался песочным холмом, чтобы через миг собраться за спиной явиди. – Я устал от разговоров на десять кругов вперед.

Пашка закрыла янтарные глаза и качнулась на хвосте. Мы все знали, что она согласится. Уже согласилась хотя бы потому, что черный целитель где-то там, в неизвестности, а Простой со своими песками здесь, в шаге за спиной.

– Мне нужно время, – проговорила змея.

– Ты его получишь, – восточник сделал шаг и обхватил песочными ладонями чуть вздрагивающие чешуйчатые плечи. – Но не путай время с вечностью.

Явидь выдохнула едва слышное «да», и памятник коснулся твердыми неподвижными губами черного затылка. Наверное, то же самое чувствовала Киу. Поцелуй Простого убил еще одну мечту, оставив еще один след на чешуе. Никто его не увидит, не узнает, не поймет, так как стоит ей стать человеком, руну скроют волосы.

Болезненное шипение слилось с шорохом взвившегося к небу песка. Все, что лежало у нас под ногами, вдруг взлетело в воздух, словно мы снова шагнули в бурю, только на этот раз порознь. Ветер бросил в лицо горсть колючей пыли, солнце виделось мутным овсяным печеньем в утопающем киселе воздуха. Глаза резанула боль, и я зажмурилась. Голос, который мы уже слышали, голос, который проникал всюду, голос восточного Вестника загремел в хаосе вставшей на дыбы земли:

– Хозяин заключил сделку с Хозяином. Восток выполняет свою часть обязательств. Посланникам Севера будет доверен носитель информации. Ваша цель – доставить его Северу.

В ушах загудел ветер, в каждую клеточку тела впилось по сотне острых стеклянных песчинок. Я захрипела, силясь вдохнуть. Песок взвился и опал. Осыпался, как недавно тело Простого.

Мы стояли посреди коричневой степи. Я, вцепившаяся в белую коробку, Мартын со рваным рюкзаком за плечами. Пашка с опущенной вниз головой и смутно знакомый мужчина, смотрящий в одну ему видимую точку на горизонте. Сын Ависа Лихорадного. Он пришел в цитадель вместе с нами, вместе и ушел.

Все остальное исчезло – Простой, Радиф, джин и даже песок. Желтой цитадели на этой земле больше не существовало. Но я знала, она все еще там, прячется или ждет очередных неудачников, прошедших сквозь иллюзию.

Змея стеганула хвостом, но целитель успел закричать, останавливая смертоносное движение:

– Нет! Это носитель! Носитель информации.

– Что? Откуда ты знаешь?

– Потому ничего другого нам не выдали, – ответила я, перекладывая из руки в руку коробку, последнее мое обещание Киу.

– У Джар Аша странное представление о флешках и не очень практичное. Тащи его теперь, – парень помахал рукой перед остановившимися, смотрящими в никуда глазами мужчины. – А ты изменилась, Ольга, – протянул он, не оборачиваясь, и тут же передразнил. – «Слишком человеческое», - сказала моська слону.

– Точно, – явидь стукнула хвостом по земле. – Раньше ты не противоречила демонам в лицо. Что изменилось?

– Ничего, – я посмотрела на знак, изуродовавший кожу. – Все.

И поменял все не Простой демон и не руна. Поменяла все хрупкая мертвая девушка, которую заставили жить. Впервые я поняла, что смерти можно желать, ждать и надеяться на нее, как на старого друга, который однажды все же придет за тобой.

Мне отмерено сто дней внешнего круга. И всего десять нашего. Десять суток. Простой был более чем щедр.