Аренкау всех наделил табаком. Дымили двенадцать трубок. Самому маленькому мать помогала держать трубку во рту, но она у него часто выпадала от кашля. Это было забавно, и все хохотали.

— Радость ты привез в мой дом, — сказал с благодарностью растроганный Сейгутегин. — Духи будут охранять тебя, и ты будешь еще богаче.

Аренкау пыжился от важности и, совсем расщедрившись, преподнес Сейгутегину новенький винчестер с пачкой патронов. Как ни хмелен был охотник, а сообразил, что такие подарки преподносятся неспроста, и спросил, сколько он будет должен Аренкау. Старик засмеялся и покачал головой.

— Боялся, что я с тебя много возьму, потому ко мне и не ехал?

— Я много должен Мартинсону, — закивал охотник и горестно покрутил головой. — Как я ему верну долг? Чем выплачу? Семью чем буду кормить зимой? Рыба нынче совсем плохо шла. Юколы мало, а мяса совсем нет. Пропадем, если американ снова в долг не даст…

— Я помогу, — остановил его Аренкау, чувствуя себя сильным, богатым и щедрым. Он был рад тому, что говорил охотник. Теперь Аренкау знал, что Вуквуну будет легко заполучить.

— Разве я смогу столько набить песца, горностая, чтобы за все заплатить? — вздохнул Сейгутегин, но у него мелькнула слабая надежда.

— Ты хороший охотник, — снисходительно похвалил Аренкау. — Но все равно за одну зиму долга не отдашь.

Сейгутегин согласно тряс головой. Прав Аренкау. Меткий глаз у Сейгутегина, а на весь долг зверя не набьешь. Что же делать? Видно, духи не хотят ему помочь, виноват он перед ними, мало им приносит в жертву, да и то тайком, чтобы не узнал русский шаман Агафопод. Запретил он это делать Сейгутегину с тех пор, как пошаманил над ним и его семьей, понадевал на бечевке на грудь медные крестики и дал русские имена. Только они не запомнились.

Аренкау подливал в его кружку спирт и говорил:

— Семья у тебя большая. Много надо для всех еды. Пусть Вуквуна едет в мою ярангу и будет матерью моих детей. Она уйдет от тебя, и с ней уйдут твои долги.

Сейгутегин уставился на Аренкау. Не ослышался ли он? Все умолкли и с любопытством смотрели на оленевода. Вуквуна, высасывавшая мозги из рыбьей головы, фыркнула: «Вот так муж для нее нашелся. Старик… Ему уже надо уходить к «верхним, людям».

Сейгутегин выпил спирт и замолчал. Охотник не знал, что ответить. Сейгутегин понимал, что Аренкау плохо подходит в женихи, но после его угощения и подарков отказать ему нельзя, невозможно. А почему бы Вуквуне не быть женой такого богача? И сама Вуквуна будет сыта и они. Не придется страшиться зимы, голода. Вот и Аренкау говорит:

— Будем все жить в моем стойбище. Хорошую вам ярангу поставлю.

Сейгутегин смотрит на жену и видит по ее лицу, что она согласна, чтобы их дочь стала женой Аренкау. А как же сама Вуквуна? Девка-то помрачнела. Уж рыбу не ест, в котел, где варится мясо, не смотрит. Ей бы, конечно, молодого парня. Аренкау ей живота не сделает. Сейгутегин даже вспотел от размышлений. А Аренкау все говорит и говорит. Охотник почесал грудь и снова ощутил крест. Он напомнил о русском шамане, которого зовут батюшка, Агафопод наказывал без его разрешения девку в жены не отдавать, а надо ее и жениха везти к нему. Агафопод над ними покамлает, и тогда боги разрешат им стать мужем и женой. Аренкау торопил с ответом, и Сейгутегин сказал:

— Без камлания русского шамана девку тебе отдать нельзя.

Аренкау от досады зачмокал, закачался. Как быть? Ехать в Марково к Агафоподу? Придется много русскому шаману везти пушнины, оленей гнать. Аренкау вспомнил встречу с Агафоподом у Мартинсона и засомневался — поможет ли он ему? Оставался еще Мартинсон, Американ все сделает и Агафопода уговорит, только Аренкау меньше получит от Мартинсона прибыли за свою торговлю, но зато у него будет молодая жена.

Аренкау не спешил с ответом. Условие Сейгутегина огорчило его, и Аренкау колебался. В котле поспело мясо. Хозяйка вытаскивала дымящиеся паром большие ломти на плоское продолговатое деревянное блюдо и рубила на мелкие куски. У всех в руках появились ножи. Ели мясо молча, сосредоточенно, отрезая у самых губ кусок за куском.

Ела и Вуквуна, но мысли ее были об Оттыргине. Американ увел парня, но они же условились вновь встретиться на ярмарке в Марково. С тех пор прошло уже три ярмарки, а парень больше не приезжал. Почему? Может, забыл о ней и женился на другой? Вуквуна вздохнула. Наверное, не помнит ее парень, а она его хорошо помнит. Стройный такой, сильный. Девушка метнула взгляд на Аренкау, В полумраке он, как и все сидевшие вокруг котла, казался бесформенной кучей меха, из которого торчала голова, Отложив нож, Аренкау стал раздеваться. Ему стало жарко, а пир только начинался. Мяса много, оленя зарезали большого, Сейгутегин подумал, что Аренкау отступился, побоялся русского шамана, но Аренкау, обнажившись по пояс и почувствовав облегчение, сказал:

— Хорошо. Поедем к Агафоподу, повезем ему подарки. Свадьбу справим во второй зимней ярмарке в Марково.

— Ладно, — сказал Сейгутегин, Он был рад, что все так и решилось.

Вуквуна сердито посмотрела на Аренкау, крепче, сжала зубами горячее мясо и быстрым, почти незаметным движением отсекла его от куска у самых губ. Пережевывая, она забыла об Аренкау я снова думала о молодом парне, о красивом Оттыргине. Это было ей приятно, и она забыла, что сидит в яранге рядом со своим будущим мужем.

Накануне отъезда Мандрикова, Берзина и Новикова их опять навестил товарищ Роман. Проговорили всю ночь. Когда в щелях ставен засветлело, Роман, утомленно потирая лоб, сказал:

— Ну, кажется, все обговорили.

— Все, — подтвердил Мандриков и посмотрел на Берзина. Август Мартынович только наклонил голову. Роман напомнил:

— Не забывайте, что связи с нами у вас не будет. Радиотелеграф в руках у колчаковцев. Поэтому, руководствуясь нашими директивами, принимайте решения в зависимости от обстоятельств. Обком партии уверен, что вы успешно выполните его задание.

В маленькой комнате стало тихо. Мандриков и его товарищи думали о предстоящих делах в далеком крае. Они должны организовать трудящихся и установить власть Советов, взять под контроль торговлю иностранных и русских купцов, наладить правильное распределение продуктов и товаров среди населения. Главное же — не допустить, чтобы колчаковцы укрепились в Анадырском уезде и создали там опорную базу для отступающих войск Колчака и интервентов. Это будет иметь и большое политическое значение — в глубоком тылу Колчака, на границе с Америкой, поднимется флаг советской России.

После небольшой паузы товарищ Роман сказал:

— Переворот в Ново-Мариинске не должен быть делом рук небольшой группы большевиков. Его должны совершить шахтеры, охотники, рыбаки, им надо рассказать о советской власти, о ее задачах, о товарище Ленине…

Выполнению вашего задания поможет и то обстоятельство, — добавил товарищ Роман, — что Анадырский уезд будет отрезан от всего мира на долгие месяцы льдом, и колчаковцы не смогут отправить туда подкрепление. Ну, а к тому времени, когда Берингово море снова станет судоходным, будем надеяться, что обстановка изменится и здесь. Красная Армия наступает!

Посветлели лица людей, и все обернулись к закрытым окнам, точно хотели за ними увидеть свою армию, несущую им свободу.

Товарищ Роман стал прощаться. Он подошел к дивану, посмотрел на разложенные рабочие тужурки, сатиновые рубашки, грубошерстные брюки, скатанные кухлянки, сапоги и весело сказал:

— Принимайтесь за маскарад, товарищи! — Он повернулся к Мандрикову, потеребил ею за щегольской синий галстуке золотой булавкой. — Этаким франтом на «Томск» тебе идти негоже. Или хочешь брать каюту первого класса, рядом с Громовым! Может быть, мирно договоритесь?

Все рассмеялись. Михаил Сергеевич тряхнул чубом:

— Я готов в медвежью шкуру завернуться, как пещерный житель, лишь бы только не сидеть сложа руки.

Берзин метнул осуждающий взгляд на Мандрикова Ему не нравились нескромность и бравирование товарища, «Может быть, я ошибаюсь, — говорил себе Берзин. — Может быть, у Михаила такая натура?» Но какая-то смутная тревога не покидала его.