Гегам Сарьян (1902–1976) Деревья И вновь — наш старый дом, наш старый сад, И срок цветения едва лишь начат, Но Иначе деревья шелестят, — Как будто надо мною тихо плачут. Года, сменяясь, все переиначат. Навстречу мне уже не выйдет мать, И лишь деревья надо мною плачут, Ветвями нежными хотят обнять. Радуга
Ты припомнил, ты счел миновавшие дни И подходишь к черте, где кончается счет… Сколько дней, приносивших лишь скорби одни, Сколько дней, окрылявших и звавших в полет! Но от радости жгучей твой взгляд не угас, И от стонов душа не оглохла твоя: Счастья луч, в дымку слез проникавший не раз, В сердце радугой встал, скорбь и радость тая. Песня заката Жар солнца оскудел, в закатный час уходит зной, Под ветром лишь слегка дрожит листва в закатный час, Пылают облака, луга объяты тишиной, На зов издалека — ответа нет в закатный час. В закатный час от нас уходит солнце в край иной, От темноты ночной уносит свет в закатный час. Безмолвная гора вдали темнеет предо мной. Лишь тьма, немая тьма тебе вослед, закатный час. Амо Сагиян (1914) Из цикла «На берегу Воротана» На берегу Воротана, моего Воротана, Молоденькая одна — сторожит мой путь. Весточку от меня кто бы отнес желанной, Чтоб осушила глаза и смогла бы легко вздохнуть! Товарищ неведомый мой, сделай дело святое: Если увидишь ее, поклонись ей, не позабудь. В душе у нее — печаль, на пальце — кольцо золотое. С рассвета и дотемна сторожит мой путь. На берегу Воротана — мать моя в горе. Глаз не спускает с окна — сторожит мой путь. Трудные слезы в ее истомленном взоре, Ей ни покоя, ни сна, — сторожит мой путь. Та, что мне песнь колыбельную пела с любовью, Та, что растила меня, жизнь забывая свою, Та, что отточенный нож клала мне в изголовье, Чтобы бесстрашен я был, непобедим в бою… На берегу Воротана — отец мой седоголовый, Тот, что правдивое сердце вложил мне в грудь, Тот, что учил отличать доброе дело от злого, С полною чашей вина — сторожит мой путь. На берегу Воротана — дедовская могила. Издали всем видна — сторожит мой путь. Доброе небо ее голубым укрыло. С детством моим сроднена — сторожит мой путь. Пьете вино расставанья — горше и нет вина. Близкие, ждете меня, горячо, неустанно. Скоро — клянусь вам, клянусь — возродится весна На берегу Воротана, моего Воротана… Детство Дремучие леса, заоблачные горы, Окрашенный лазурью отчий дом… О жаворонок мой, о детство, слишком скоро Из сердца взмыло ты, блеснув крылом. Встревоженный птенец стремился не на зов ли Борьбы морской, где с валом бьется вал. Я вслед тебе глядел с высокой нашей кровли И звал тебя, неутомимо звал. Меня не слышал ты, летящий в жизнь большую, Тебя манили дальние бои. И вот я снова здесь, и снова здесь ищу я Оброненные перышки твои. Что скажет ветер мне, иль облако, иль птица, Иль трепетное зеркало ручья?.. Они уже не те, для них ты небылица, Тебя, мой дальний, помню только я. Когда ж веселое дитя мое заплачет, Ручного жаворонка упустив, Ты, детство, вновь со мной, и день едва лишь начат, Проверь меня, — я всей душою жив. А ты, дитя мое!.. Тебе, как мне когда-то, Цветов и птиц так радостен привет. Природа вечная меня хранила свято, Чтоб заново явить на белый свет. Поет ребенок мой. Как помню тот напев я, Как властно он зовет меня опять… Укрылись в сумерках тропинка и деревья, Меня домой с крылечка кличет мать. Я сердцем верен вам, дремучие дубровы, Просторы гор, лазурью крытый дом… Вы стали песнею, будя за словом слово, Чтоб я сказал о самом дорогом. Зеленый тополь Наири Красуешься под ветерком, сверкаешь свежею листвой, Дневной дороге тень даришь, глубокой ночью ждешь зари. В теснинах сердца моего звонкоголосый говор твой, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Ах, как взметнувшийся костер, стоит зеленый твой огонь. Я издали тебя молю, гори, мой трепетный, гори! Изжаждавшиеся поля желанною прохладой тронь, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Поет мой жаворонок-сын, играючи в тени твоей. Его получше приголубь, порадостнее одари, Листвой веселой осени, отцовской ласкою согрей, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! Меча и пламени певец, хочу я лишь твоей любви, И если в праведном бою прикажет родина: «Умри!» — Умру, чтоб вольным быть тебе, исчезну я, а ты живи, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири! |
