Ну и светопреставление!

Случилось то, что и предсказал англичанин. Все, даже козел, принялись ловить порхающие сверху банкноты. Тела врезались в тела. Взрослые люди ползали за упавшими на землю деньгами на брюхе. Один толкнул другого, и вспыхнула драка.

Заливаясь горячими слезами гнева, Кирилл бросился навстречу свободе.

— И никто за меня не вступился. Ни Олег со Степой — черт, ведь им полагалось стоять на шухере, а они улизнули. От Димона тоже толку не было. А Лева! Я кричал ему, чтобы он бросал деньги, а он?! Нет. Я его умолял. На колени встал. Он готов был позволить мне отправиться в тюрьму, только бы захапать жалкие рубли!

— Ты помнишь, как я предупреждал тебя, что твои товарищи — темные лошадки, — мягко произнес Даргер. Он отложил «Телегонию», дабы уделить мальчишке внимание. — Тяжело усваивать урок в столь нежном возрасте, однако он необходим. Большинству людей доверять нельзя, и, как правило, они пекутся лишь о себе. Лучше узнать это сейчас, чем никогда.

— Ну и хрен с ними! — воскликнул Кирилл. — Вонючий жирный ослиный хрен!

— Твоя горечь естественна. Но ты не должен позволять ей отвлекать тебя от изучения игр.

— Игры! Зачем мне игры, если у меня нет друзей?!

— Почему же? — произнес Даргер с мягким изумлением. — А с чего, по-твоему, я учу тебя ремеслу, если не из дружеских побуждений?

— Вы так делаете только, чтобы сохранить себе все книги. — Последнее слово Кирилл выплюнул как ругательство.

— Дорогой друг! Неужели ты полагаешь, что мне позволят оставить библиотеку себе? Нет-нет-нет. Когда выяснится, что я ее нашел, князь Московии — или, вернее, его люди, — заберут сокровище у меня. И никакой адекватной компенсации или награды мне не предложат. Просто так устроен мир: сильный забирает у слабого, а потом называет это справедливостью.

— Тогда какого черта лысого вы здесь сидите?!

— На доходчивое объяснение внутреннего механизма операции, в которой я участвую, понадобилось бы много времени. Достаточно сказать, что у меня есть надежный товарищ, который притворится, будто расставил для меня ловушку. Важное московитское начальство невольно напичкает нашу ловушку огромным богатством. И при естественном развитии событий настанет мимолетный волшебный миг, когда контролировать наживку будет единолично мой товарищ. А финал ты в состоянии додумать сам.

— Вы б лучше следили, чтоб ваш приятель не заграбастал все, да не забил на вас.

— Мой товарищ всегда доказывал свою надежность. Именно это я и пытался объяснить тебе ранее: надежный друг есть бесценный дар. Ради него я готов идти хоть в огонь. И он ради меня, я уверен, тоже.

— Ну, я-то ни за кого в огонь не пойду, — с сердцем буркнул Кирилл. — Я больше ни ради кого ползать по земле не стану.

— Тогда ты и вполовину не тот человек, которым я тебя считаю. Ты случайно не прихватил сегодняшних газет?

— Я хоть раз забыл? Я их там положил.

— Вот тебе и доказательство моей правоты! Даже во взвинченном эмоциональном состоянии ты продемонстрировал свою надежность. Смотри. Мир действительно очень плох. Сильные пожирают слабых, а слабые питаются друг другом. Но не все слабые готовы оставаться таковыми. Некоторые немногие — вроде нас с тобой, Кирилл! — используют свои мозги, дабы улучшить свою долю и отвоевать малую толику того, что было украдено у нас задолго до нашего рождения.

— Ага-ага.

— Скоро я вынужден буду покинуть тебя, и даже не попрощавшись, как часто бывает необходимо в нашей профессии. Но прежде я бы хотел поделиться с тобой словами отеческой мудрости. Если… — Даргер умолк, задумавшись, и продолжил: — Чтобы преуспевать в мире, от тебя требуется следующее: в первую очередь уверенность, терпение и способность сохранять ясную голову, когда все вокруг бьются в истерике. Ты должен научиться сохранять бесстрастность перед лицом лжи и ненависти. Пусть другие недооценивают тебя. Старайся не выглядеть слишком хорошим и не говорить чересчур мудро. Заливай другим, но сам не попадайся на свою удочку. Планируй победу, но готовься к поражению. Будут времена, когда ты потеряешь все, что имеешь… тогда возьми себя в руки и начни все сначала, а впоследствии не жалуйся.

Самое главное, живи сердцем, нервами и жилами. Если ты сумеешь говорить с обычным тупицей, не раздражаясь, и иметь дело со знатью, не позволяя им отобрать у тебя часы и кошелек… если ты сможешь войти в незнакомый город без гроша и уйти с набитыми наличностью карманами… Ну, тогда, старик, ты станешь мошенником, и вся Земля вместе с ее обитателями будет принадлежать тебе.[18]

Скривившись от отвращения, Кирилл развернулся и бросился прочь, ни сказав ни слова.

— Ладно, — пробормотал Даргер. — Я думал, что понимаю маленьких мальчиков. Но, похоже, я ошибся. — Рука его нерешительно зависла над «Телегонией», но вместо этого потянулась за газетами.

Кирилл принес две главные ежедневные газеты, «Завоевание Москвы» и «Новую русскую империю». Даргер старательно прочитал в каждой раздел светских новостей. У московитских властей имелось достаточно времени и сил, чтобы подойти к Довеску с планами поимки его сбежавшего секретаря, а затем присвоить библиотеку себе. Как только они добьются своего, Довеску полагалось объявить бал-маскарад.

Однако новостей по-прежнему не было.

Хортенко лично вышел встречать карету.

— Госпожа Зоесофья! Какой восхитительный сюрприз! — Он взял ее ладонь, затянутую в перчатку, и поцеловал воздух над ней. Потом от души демократично пожал руку Довеску. — Я сообщил князю о вашем визите, и он предвкушает встречу с обычным своим вниманием.

— Он вроде бы нечасто покидает Кремль, — заметил Довесок, забирая из кареты свою трость.

Уголки губ у Хортенко приподнялись, как будто от тайного веселья.

— Жизнь великого человека заключается в его работе.

В этот момент где-то в доме хлопнула дверь и донесся лай собак.

— У вас есть собаки! — воскликнула Зоесофья. — Можно на них посмотреть?

— Да, разумеется, непременно. Только не сейчас. Я договорился с Московским полком конной полиции, чтобы они проводили нас до Кремля, и они сейчас как раз строятся по ту сторону здания. Поедем в вашей карете или в моей?

— Я всегда стремлюсь к новому опыту, — ответила Зоесофья, — будь он большой или маленький.

Но у Довеска каждая шерстинка на теле встала дыбом. Слух у него был чуткий, равно как и чувствительность к эмоциям его тупых сородичей. А та свора лаяла вовсе не из обычного собачьего восторга, но от боли, ужаса и горя. Довесок невольно навострил уши и раздувал ноздри. Он чуял по чужим феромонам, что с младшими сородичами обращаются крайне плохо.

Очки у Хортенко поблескивали двумя одинаковыми обсидиановыми кругами.

— У вас встревоженный вид, дорогой мой. Вас что-то напугало?

— Меня? О, нет. — Довесок повернулся к кучеру и небрежным жестом отослал экипаж обратно в посольство. — Просто меня иногда внезапно накрывают мрачные воспоминания. Как гражданин мира и отчасти авантюрист, я видел больше человеческой жестокости, чем хотелось бы.

— Когда-нибудь мы поведаем друг другу свои истории, — добродушно произнес Хортенко. — Те, кто в таких вещах разбирается, говорят, что если ты не видел русской жестокости, то ты не видел жестокости вообще.

Карета Хортенко была выкрашена в синий с белым, как и его особняк, поэтому ужасно напоминала гжельский чайник. Зоесофью и Довеска усадили на задние сиденья, а Хортенко со своими карликами разместился лицом к гостям.

Наконец лошади тронулись по направлению к Кремлю.

— Скажи мне, Макс, — обратился Хортенко к карлику слева, — что мы знаем о потерянной царской библиотеке?

— В 1472 году Великий князь Московский Иван Третий женился на царевне Софье Палеолог, племяннице последнего Византийского императора Адриана, более известного как деспот Морей.[19] Деспотизм есть форма правления, при которой вся власть воплощена в единственном правителе. Человеческие права при этом отрицаются. В качестве приданого Софья привезла в Москву караван с книгами и свитками. Москва была основана князем Юрием Долгоруким в 1147 году.[20] Для Московской области типичны дерново-подзолистые почвы. Согласно апокрифам, эти книги представляли собой последние остатки Великой Александрийской библиотеки.