– Понятно? – обратился он к человеку, демонстративно сглотнул и выплюнул гарпун вместе с тросом.

– Угу, – сказал Генар-Хофен, медленно сматывая трос после очередной безуспешной попытки.

Он сидел справа от Пятерика, на Y-образной подставке, которую приспособили для него, установив доску между двумя оконечностями. Ноги его болтались над мусорной ямой, окаймлявшей стол; по словам скафандра, ее вонь удовлетворяла самых требовательных Хамских гурманов. Слева от Генар-Хофена внезапно пролетел гарпун, так что пришлось резко отшатнуться.

Посол Культуры добродушно отнесся к смеху и преувеличенным извинениям офицера Хамов, сидевшего через пять мест от него, – тот метил в тарелку Пятерика, – подобрал гарпун с тросом и учтиво вернул владельцу. Затем Генар-Хофен снова стал выбирать из контейнеров кусочки безвкусной еды гелеполевой вилкой в виде четырехпалой руки и класть их в рот. Болтая ногами над канавой с отбросами, он чувствовал себя ребенком среди взрослых.

– Чуть тебя не выловили, человек?! Ха-ха-ха! – Полковник дипкорпуса, сидевший по другую сторону от Пятерика, потянулся к Генар-Хофену и хлопнул его щупальцем по спине, отчего человек повалился на стол. – Ой! – сказал полковник и таким резким рывком привел Генар-Хофена в сидячее положение, что у того невольно клацнули зубы.

Вежливо улыбнувшись, посол Культуры взял со стола оброненные темные очки. Полковника дипкорпуса звали Вспыльчивым Малым. По мнению представителей Культуры, так могли бы звать, к несчастью, едва ли не всех Хамских дипломатов.

Как объяснил Пятерик, отдельных представителей Хамской старой гвардии удручала сама мысль о том, что в их цивилизации появился дипломатический корпус, ведь другие виды могли принять это за проявление слабости; Хамы пытались отыграться, назначая на дипломатические посты самых агрессивных и ксенофобски настроенных сородичей, чтобы чужаки не пришли к странному и опасному предположению о смягчении Хамских нравов.

– Давай, старина! Еще раз! Хоть наши лакомства и не для тебя, но поразвлечься ведь можно?!

Гарпун пролетел над ямой, направляясь к тарелке Пятерика. Хам без труда перехватил его и с громким хохотом отбросил. Офицер, метнувший гарпун, вовремя отклонился, и гарпун попал не в него, а в проходившего мимо официанта. Тот взвыл, раздалось шипение газа, выходившего из пробитого газового мешка.

Генар-Хофен оглядел куски мяса на тарелке Пятерика.

– А почему бы мне просто не загарпунить твою тарелку? – спросил он.

Пятерик, возмущенно подскочив, заревел:

– Тарелку соседа?! Генар-Хофен, да ты что! Это мухлеж или приглашение к дуэли в оскорбительной форме! Чему вас только учат в этой вашей Культуре?

– Прошу прощения, – сказал Генар-Хофен.

– Прощаю. – Пятерик, кивнув глазными стебельками, проверил леску, закинул в клюв кусок мяса с тарелки, потянулся за выпивкой и вместе с остальными офицерами забарабанил щупальцем по столу, пока одна из драгончих валила другую на спину и вгрызалась ей в шею. – Давай-давай! Седьмая! Я ставил на нее! Я выиграл! Ну, Древогаз, что я тебе говорил?!

Генар-Хофен покачал головой, улыбаясь своим мыслям. За всю свою жизнь он еще не бывал среди таких чуждых ему существ, внутри огромного тора из холодного сжатого газа, вращавшегося вокруг черной дыры, которая, в свою очередь, вращалась вокруг коричневого карлика в нескольких световых годах от ближайшей звезды; газовый тор щетинился кораблями типичной для Хамов формы (зазубренная луковица) и был населен веселыми космопроходцами-Хамами и их обширной коллекцией разнообразных жертв. Как ни странно, именно здесь Генар-Хофен чувствовал себя как дома.

– Генар-Хофен? Это я, Скопелль-Афранки, – прозвучало в голове Генар-Хофена – жилой модуль обращался к нему через скафандр. – Срочное сообщение.

– Подожди! – велел Генар-Хофен. – Я очень занят, застольный этикет не позволяет отрываться на разговоры.

– Нет, дело неотложное. Немедленно возвращайся.

– Что? Нет, уйти я не могу. Ты что, сдурел? И вообще, тут все только начинается.

– Ничего подобного. Ты пришел сюда восемьдесят минут назад. Эта ваша скотобойня, замаскированная под пиршество, уже в полном разгаре. Через твой дурацкий скафандр мне прекрасно видно, что там творится…

– Вот так всегда! – обиженно встрял скафандр.

– Заткнись, – сказал ему модуль. – Генар-Хофен, ты вернешься или как?

– Нет, не вернусь.

– Что ж, давай-ка проверим приоритеты канала связи… Та-а-ак. Текущее состояние…

– …ставку, друг-человек? – Пятерик стукнул щупальцем по столу перед Генар-Хофеном.

– А? Какую ставку? – Генар-Хофен быстро повторил в уме последние слова Хама.

– Пятьдесят хлюпов на вторую из красной двери! – проревел Пятерик, гордо покосившись на соседей по столу.

Генар-Хофен хлопнул по столешнице.

– Мало! – вскричал он; скафандр, усилив его голос, тут же перевел сказанное, и несколько глазных стебельков повернулись к нему. – Двести на синюю!

Пятерик происходил из зажиточной, но не богатой семьи. Пятьдесят хлюпов составляли половину его месячного оклада. Хам едва заметно вздрогнул, но тут же хлопнул другим щупальцем по первому.

– Ах ты, поганый чужак! – напыщенно завопил он. – Да как ты смеешь намекать, что офицер моего ранга не в состоянии потратить двести хлюпов? Двести пятьдесят!

– Пятьсот! – Генар-Хофен хлопнул по столу другой рукой.

– Шестьсот! – заорал Пятерик, ударив по столу третьим щупальцем, и удовлетворенно обвел глазами присутствующих.

Все разразились хохотом: у человека свободных рук больше не было.

Генар-Хофен, извернувшись на стуле, громыхнул левым ботинком о стол:

– Тысяча, и хватит прибедняться!

Четвертое щупальце Пятерика метнулось на стол перед Генар-Хофеном. Там становилось тесновато.

– Принято! – взревел Хам. – И считай, что тебе повезло, уродец мелкий, – я сегодня добрый! Если бы я повысил ставку, ты бы уже барахтался в мусорной яме! – Он захохотал и обвел взглядом соседей.

Те тоже засмеялись: младшие чины – по долгу службы, друзья и близкие сослуживцы Пятерика – слишком громко и отчаянно. Такая крупная ставка могла создать проблемы в отношениях с военным ведомством, банком, родственниками или со всеми сразу. Некоторые переглядывались с выражением, в котором Генар-Хофен уже научился видеть ироническую ухмылку.

Пятерик с воодушевлением наполнил сосуды своих соседей и затянул песню:

– Поджарим дрессировщика на медленном огне, пока уродец ластами не шлепнет…

Остальные подхватили.

– Так, – подумал Генар-Хофен, – модуль, о чем ты говорил?

– Знаешь, а ведь это довольно безрассудное пари. Тысяча хлюпов! Если Пятерик проиграет, то всю сумму выплатить не сможет, а если победит, то… нас сочтут транжирами.

Генар-Хофен, едва заметно усмехнувшись, решил, что это прекрасный способ испортить всем праздник.

– Ну что там за сообщение? – обратился он к модулю.

– Я сейчас попробую впихнуть его в то, что заменяет мозги твоему скафандру…

– Я все слышал, – сказал скафандр.

– …незаметно для наших друзей, – продолжил модуль. – Секретируй немного быстрячка и раскачайся…

– Прошу прощения, – вмешался скафандр, – но, по-моему, в данных обстоятельствах ему стоит хорошенько подумать, прежде чем секретировать такое сильное средство. Скопелль-Афранки, когда тебя нет поблизости, я в ответе за благополучие Генар-Хофена. И если честно, то тебе легко сидеть там, наверху…

– Не лезь не в свое дело, тупая ты мембрана, – заявил модуль.

– Что?! Да как ты смеешь?!

– Заткнитесь оба! – оборвал их Генар-Хофен, еле удержавшись, чтобы не выкрикнуть это вслух.

Пятерик что-то болтал про Культуру, но из-за препирательства двух машин Генар-Хофен пропустил первую часть фразы.

– …таким захватывающим, не правда ли?

– Правда! – отозвался Генар-Хофен, перекрикивая поющих, затем опустил свой гелеполевый прибор в один из контейнеров с пищей, поднес ко рту, улыбнулся и надул щеки.