Этот месяц стал бы лишь первым этапом. Даже в лучшем случае осталось бы много тонкой работы: механизмы авторемонта требуют указаний, наладки, руководства, калибровки, иначе одни займутся уничтожением вместо восстановления, а другие будут копировать то, что требуется удалить. Все равно что выпустить миллионы потенциально раковых клеток в уже поврежденное биотело и пытаться уследить за каждой из них. Не хватало еще уничтожить себя по ошибке или случайно повредить системы, удерживающие искалеченного близнеца, либо изначальные устройства авторемонта. И даже если все получится, процесс отнимет годы.

Безнадежно!

Он все равно запустил подготовку – что оставалось делать? – и погрузился в размышления.

У него имелось еще несколько миллионов частиц антивещества, манипуляторное поле (мощностью где-то между пальцем и рукой, но способное после масштабирования работать на микрометровых длинах и разрезать молекулярные связи: обе эти функции нужны при изготовлении прототипов систем авторемонта), двести сорок одна нанобоеголовка миллиметровой длины, также с антивеществом, небольшой Отражатель и лазер почти с полным зарядом. И наконец, оставался наперсток с кашицей – биохимическим мозговым субстратом, последней надеждой…

…который больше не способен мыслить – но вдохновляет на размышления.

Что ж, и унылая слизь кое на что сгодится. Сисела Ифелеус 1/2 взялся сооружать импровизированную реакционную камеру с экранированием, параллельно прикидывая, как лучше всего смешать антиматерию с клеточной слизью для получения максимальной реакционной массы тяги, как направить результирующий факел в ту сторону, где этот выхлоп привлек бы наименьшее внимание.

Ускориться в межзвездном пространстве с помощью никудышного мозга – в этом что-то есть. Запустив эти программы, дрон вернулся к проблеме создания авторемонтного устройства, предварительно издав эквивалент тяжелого вздоха – так сказать, сбросив пиджак и закатав рукава.

И тут вокруг него – и сквозь него – прокатилось волновое возмущение пространственно-временного клубка; резкая, намеренно вызванная рябь пространства-времени.

Автономник на целую наносекунду перестал мыслить.

Такие волны довольно редки. Некоторые вызваны естественными причинами, к примеру коллапсом звездного ядра. Однако эта волна была сжатой, туго свернутой – не то что громадные, широкие валы, возникающие, когда звезду поглощает черная дыра.

Волна не естественная, а искусственная. Ее кто-то послал. Это сигнал. Или прощупывание.

Дрон Сисела Ифелеус 1/2 беспомощно ощутил, как его тело, весом в несколько килограммов, предательски резонирует и порождает эхо-сигнал, который распространяется по радиусу кругового возмущения внутри клубка и возвращается к источнику импульса.

Он испытывал… не отчаяние, нет. Нечто вроде тошноты.

Он ждал.

Реакция последовала скоро: тонкие, аккуратные, прощупывающие мазерные нити, пучки энергии, сходящиеся почти в бесконечности, чуть в стороне от места, где, по прикидкам автономника, находился артефакт – в трехстах тысячах километров…

Дрон попытался заэкранироваться, но ему не позволили. Он начал отключать системы, предположительно поврежденные атакой мазерного сигнала, хотя луч казался не слишком сложным. Потом луч внезапно пропал.

Дрон огляделся. Ничего. Однако, сканируя холодные, темные глубины космоса вокруг себя, он ощущал, как едва заметно содрогается поверхность пространства-времени. Что-то приближалось.

Далекая вибрация медленно усиливалась.

…Насекомое, пойманное поверхностным натяжением пруда, снова замерло, но вода уже задрожала, и то, что двигалось – либо скользя по поверхности воды, либо поднимаясь из глубин, – понемногу приближалось к беспомощной добыче.

Вагончик скользил по одному из монорельсов, проложенных между сверхпроводящих катушек под крышей обиталища. Через скошенные окна Генар-Хофен смотрел вниз, на окутанную облаками местность.

По меркам Культуры обиталище Божья Дыра было недостаточно велико, чтобы называться полноценным орбиталищем, и к тому же представляло собой замкнутое пространство; тем не менее вот уже почти тысячу лет оно было крупным аванпостом Хамов в той области космоса, которую большинство цивилизаций называли Папоротниковым Черешком. Обиталище представляло собой трубу диаметром в десять и длиной в две тысячи двести километров, свернутую кольцом и оснащенную сверхпроводящими катушками и электромагнитными волноводами, проложенными по внешнему ободу. Источником энергии служила крутившаяся с большой скоростью крошечная черная дыра, расположенная там, где у колеса находится ступица. Разделенное на круглые секции жилое пространство имело форму дутой шины, надетой на внешний обод, а вместо выступов и выемок протектора были многочисленные портальные галереи и доки, куда прибывали и откуда отправлялись в полет корабли Хамов и десятка других цивилизаций.

Весь комплекс медленно вращался по вытянутой дальней орбите вокруг непримечательного коричневого карлика, слишком маленького для полноценной звезды и не имевшего других спутников, – зато ему выпала честь оказаться в месте, откуда Хамы могли укреплять и расширять свою сферу влияния.

Монорельсовый вагончик мчался к широкой стене, высившейся впереди. Рельс исчезал в небольшой круглой двери, которая, пропуская вагончик, разжалась, наподобие сфинктера, и сомкнулась опять. Вагончик оказался в коротком полутемном туннеле, потом миновал еще одну дверь и выскочил в туманное пространство, дальний край которого терялся в мареве облаков.

Внутренняя секция обиталища Божья Дыра была разделена примерно на сорок индивидуальных отсеков, по большей части пронизанных решетчатыми опорами, балками и трубами – они придавали конструкции дополнительную прочность, но в основном служили для крепления гнездовий, главного элемента Хамской архитектуры. Почти в каждой секции обиталища имелись открытые просторные отсеки, где в слоях облаков мелькали редкие гнездовья и разнообразная флора и фауна. Эти отсеки воспроизводили природные условия, привычные для Хамов, предпочитавших планеты и луны с метановой атмосферой; именно в этих отсеках, служивших охотничьими заказниками, Хамы предавались своему любимому занятию – охоте. Над одним из таких отсеков и проезжал сейчас монорельсовый вагончик. Генар-Хофен снова посмотрел вниз, но охотников не увидел.

Заказники занимали почти пятую часть обиталища; с суровыми требованиям реальности Хамам пришлось смириться, однако, будь их воля, под охотничьи угодья отвели бы половину жизненного пространства, но и тогда считали бы, что проявляют завидную сдержанность и во многом себе отказывают.

Генар-Хофен снова задумался над соотношением между жаждой развлечений и необходимостью совершенствовать полезные навыки, которого требовалось достичь любой развитой цивилизации, желающей принять участие в великой галактической игре. По стандартным критериям Культуры безудержное увлечение охотой не позволяло Хамам стать полноценными, перспективными и ответственными космопроходцами. Разумеется, представителям Культуры хватало мудрости, чтобы сознавать неизбежный субъективизм таких оценок; к тому же чем больше сил и времени Хамы уделяли охотничьим подвигам и развеселым пирушкам, тем меньше сил и времени у них оставалось, чтобы пакостить в подчиненной им области Галактики.

Однако же именно любовь Хамов к охоте и развлечениям делала их Хамами. Излюбленная ими разновидность охоты требовала тесного сотрудничества и сложных манипуляций в трех измерениях, что стимулировало интеллект – тот самый интеллект (хотя и не только он), который выводит разумные виды в космос. У каждой расы есть свой рецепт успеха, свое соотношение между здравым смыслом, изобретательностью, взаимовыручкой и агрессией; если бы Культура попыталась умерить пристрастие Хамов к охоте, то они стали бы менее сообразительными и любопытными. Любая игра не только развлекает ребенка, но одновременно и готовит его к взрослой жизни. Игра – дело серьезное.