«Мир – залог изобилия» лег в дрейф у передней части артефакта (если о таковой вообще имело смысл говорить), попытавшись изучить его и одновременно связаться с ним.

Безрезультатно. Сфера с характеристиками абсолютно черного тела, безмассовая и незыблемая, напоминала волдырь на пространственно-временном клубке. Сигналы, посланные кораблем, не достигали никакого объекта, а скользили над невидимым волдырем, словно его там не было, и в неизменном виде продолжали свой путь в космосе позади него – как если бы при попытке снять камень с батута поверхность батута приподнималась и обволакивала камень.

Тогда корабль решил вступить в непосредственный контакт с артефактом, Переместив дронозонд под поверхность объекта, в гиперпространство под поверхностью пространства-времени, чтобы разрезать, рассечь саму ткань клубка, как при путешествиях в гиперпространстве. Дронозонд попытается проникнуть внутрь артефакта; если тот – не более чем проекция, автономник это установит; если там что-то есть, дрона туда либо не пустят, либо пустят. Корабль снарядил эмиссара.

Ситуация выглядела настолько необычной, что «Мир – залог изобилия» всерьез подумывал нарушить эленчийские традиции и отправить сообщение на Ярус или одному из своих коллег. Ближайший корабль клана Звездочетов Пятой флотилии находился в месяце пути и мог бы помочь, если бы «Миру – залогу изобилия» грозила опасность. Однако же звездолет решил не нарушать традиций и промолчать. Решение это носило отпечаток уклончивого прагматизма, ведь по меркам эленчей предполагаемый контакт считался успешным лишь в том случае, когда корабль действовал самостоятельно, не запрашивая сторонней помощи.

Кроме того, это задело бы его честь; эленчийские корабли самодостаточны и оперируют независимо, а не совместными усилиями, подобно кораблям Культуры!

«Мир – залог изобилия» послал дронозонд, оставаясь на связи с ним. Когда зонд пересек горизонт артефакта…

Записи, к которым имел доступ дрон Сисела Ифелеус 1/2, на этом внезапно обрывались.

Видимо, что-то произошло.

Из всего остального он помнил лишь одно – атаку на «Мир – залог изобилия», невероятно быструю и яростную; дронозонд был захвачен почти мгновенно, корабельные подсистемы сдались на несколько миллисекунд позже, а целостность корабельного Разума нарушилась (по предположениям автономника) менее чем через секунду после того, как дронозонд проник в пространство под артефактом.

Еще через несколько секунд Сисела Ифелеус 1/2 был вовлечен в последнюю отчаянную попытку сообщить Галактике о постигшей корабль беде, а захваченные системы судна изо всех сил старались ему помешать – при необходимости ценой уничтожения автономника. Тем не менее сработала весьма рискованная, тщательно спланированная и давно подготовленная уловка, которая предусматривала участие его близнеца, а также предварительно запрограммированного автономного Переместителя, – хотя не без ущерба для дрона, который из Сиселы Ифелеуса 2/2 стал Сиселой Ифелеусом 1/2 и хранил в себе нечто вроде изуродованных останков Сиселы Ифелеуса 2/2.

Дрон, выражаясь фигурально, прижал ухо к стенке ядра, заключавшей разум его близнеца, и попытался извлечь крупицы смысла из доносившейся оттуда бессвязной белиберды. Это было все равно что слушать яростную ссору в соседней комнате: жуткие, леденящие звуки, вопли, к которым вот-вот прибавится звон разбитого стекла.

Его исходная личность, вероятно, погибла при попытке бегства; вместо своего родного тела он обретался в корпусе близнеца, чей исковерканный, обезображенный умослепок беспомощно неистовствовал в ядре с меткой 2/2.

Дрону, продолжавшему кувыркаться в космосе со скоростью двести восемьдесят километров в секунду, претила мысль о том, что внутри его разума обитает изуродованная, предательская копия его близнеца. Сперва он решил избавиться от этого груза – вышвырнуть ядро в пустоту и сжечь лазером, единственным еще годным оружием, или отключить питание, уморив содержимое ядра с помощью энергетического голода.

Но он не мог себе этого позволить; как и две компоненты высшего уровня, изуродованный близнец-умослепок мог содержать ключи к природе мышления самого артефакта. Близнеца, сердцевину ИИ и фотонное ядро следовало сберечь – они послужили бы уликами, а может, и образцами, позволяющими выработать своего рода противоядие, защищающее от смертоносного воздействия артефакта. Оставался даже шанс на то, что и в исковерканном состоянии умослепок и две высшие компоненты сохранили фрагменты подлинной личности близнеца.

Более того, возможно, Разум корабля потерял управление, но не был подчинен; возможно – как небольшой гарнизон, отступивший от стен крепости, которую больше не в силах оборонять, и укрывшийся в почти неприступной главной башне, – Разум вынужденно отсоединился от всех подсистем и передал командование захватчикам, но сберег свою личность в ядре, устойчивом к внешнему проникновению, подобно тому как сохранилось электронное ядро (где ныне ярились останки близнеца) в сознании дрона, спасшегося бегством.

Эленчийские Разумы и раньше попадали в такие переделки и выживали; несомненно, такое ядро могло погибнуть (но не отключиться само, как ядро автономника, так как располагало внутренним источником энергии), однако даже самый агрессивный захватчик подумал бы десять раз, стоит ли уничтожать источник информации, который рано или поздно окажется в его власти. Лучше было устроить осаду.

Надежда есть всегда, твердил себе дрон; не надо отчаиваться. Согласно имевшимся у него спецификациям, Переместитель, катапультировавший его с обреченного судна, мог зашвырнуть объект, равный по размерам Сиселе Ифелеусу 1/2, почти на световую секунду. Хватит ли этого, чтобы оторваться от преследования? Сенсоры «Мира – залога изобилия» были не в состоянии зафиксировать столь малый объект на таком расстоянии; оставалось лишь надеяться, что и артефакт на это не способен.

Культура называла подобные артефакты Эксцессиями. Термин обрел презрительную окраску, и эленчи старались его избегать, употребляя лишь изредка, между собой. Эксцессия – нечто чрезмерное, чересчур агрессивное, чересчур могучее или излишне склонное к экспансии и прочее. Такие штуки возникали или создавались раз за разом. На нечто подобное всегда рисковали наткнуться отважные искатели приключений.

Итак, теперь он знал и что произошло, и что содержится в ядре 2/2. Возникал вопрос: как быть?

Нужно было послать весточку в окружающий мир. Корабль доверил ему эту миссию, ставшую целью его жизни в тот миг, когда на судно обрушилась массированная атака.

Но как? Его крохотный варпер уничтожен, как и система экстренной связи и ГП-лазер. Не было устройств, способных работать на сверхсветовых скоростях. Все, что не могло вырваться из пространственно-временного клубка, увязало в тягучей медлительности – дрону не удавалось высвободить из нее ни себя, ни даже сигнал. Он словно бы превратился в быстрое, грациозное насекомое, порывом ветра сметенное в стоячий пруд и, не в силах преодолеть поверхностное натяжение, утратившее всю грацию в отчаянной, безнадежной борьбе с непонятной, вязкой, враждебной средой.

Он снова обследовал второстепенное ядро, где ждали активации механизмы самовосстановления – не его собственные авторемонтные модули, а те, что принадлежали близнецу-перебежчику. Почти наверняка враг подчинил себе и эти системы, так что обращаться к ним, скорее всего, было бесполезно. Однако же соблазн был велик, поскольку существовала ничтожно малая вероятность, что в сумятице схватки они уцелели.

Соблазн… Нет. Так рисковать нельзя, это глупо.

Придется самому сконструировать системы авторемонта. Это возможно, но требует целой вечности – месяца. Для человека – не столь долгий срок; для автономника, даже мыслившего с прискорбно низкой скоростью света на поверхности пространственно-временного клубка, он был подобен нескольким последовательно вынесенным пожизненным приговорам. Месяц – не такой долгий срок, если провести его в ожидании; дроны отлично умели ждать и знали множество способов приятно проводить время или отстраняться от его течения. Но месяц – ужасно долгий срок для концентрации на чем-либо, для выполнения единственного задания.