Итак, поезд остановился в Баку и Како вместе с Петей вышли на перрон. Когда через несколько минут они вернулись в вагон с двумя полными мешками соли, ребята и Лука Александрович очень удивились.

— Ты что надумал, Како? — спросил Дадианидзе. — Ты, наверное, хочешь высыпать эту соль в бассейн, чтобы вода держала тебя хорошо и высоко. И тогда мы выиграем у всех, правда?

— Э-э, нет — отвечал тот. — Пока мы доедем до Москвы, от этой соли ничего не останется. Но зато все мы будем сыты.

— Ты что, хочешь кормить нас этой солью?

— Почти угадал, потерпи немножко.

Когда на одной из станций после Грозного Како вышел из вагона с ведром соли в руке, а вскоре вернулся уже без соли, но с картошкой и яйцами, все прояснилось: Како произвел элементарный товарообмен, чтобы подкормить ребят в пути, чтобы они доехали до Москвы сытые и веселые.

Видя, как уплетают эту нехитрую снедь его полуголодные ученики, Лука Александрович не решился вмешиваться. Он, педагог, смолчал, но всю дорогу корил себя за то, что сразу же, увидев мешки с солью, не догадался и не пресек действия своего любимца, лучшего своего пловца.

И только в Москве, в общежитии, он вызвал Како на откровенный разговор.

— Я понимаю, — сказал Лука Александрович, — что не о себе ты заботился, а о товарищах. Но тебя не смущает, что все так легко получилось? Что так просто оказалось накормить ребят, когда вокруг столько людей недоедают? Вспомни, сколько ты заплатил за соль в Баку и сколько там, в Баку, стоят яйца и картошка. Вспомни также, сколько зарабатывает твоя мама. И теперь все сопоставь. Что-то здесь не сходится, не так ли? Правда, за руку тебя никто не схватил, спекулянтом никто не назвал. Но суть-то от этого не изменилась! Приведу другой пример. Ты плывешь на соревнованиях сто метров и перед стартом тебе стало известно, что на повороте не будет судьи и, стало быть, ты незаметно для остальных можешь повернуть, некоснувшись стенки, и сэкономить на этом секунду, а то и две. Совершишь ли ты такой обман? Думаю, что нет, потому что ты честный спортсмен. Но честный спортсмен не может быть нечестным человеком.

— Вы, наверное, правы, Лука Александрович… Я просто плохо подумал… Да, нельзя было так поступать. Выходит, мы себя поставили в лучшие условия, чем все остальные спортсмены.

— Если б только спортсмены, — вздохнул Иоакимиди. — Всему народу трудно. Но ведь уже стало получше, замечаешь, Како?

— Да, конечно, я вижу.

— Так что тем более можно обходиться без… соли. А?

— Лука Александрович, я все понял…

Опозорились они в Москве. Провалились с треском. Конечно, можно было винить и жребий, который беспощадно свел тбилисцев сразу же с московскими торпедовцами. После матча Како не мог вспомнить, держал ли в руках мяч. Москвичи с неторопливой снисходительностью забили им десять мячей, на чем и успокоились, решив, что счет 10:0 достаточно убедителен. Другие матчи вспоминать было еще тоскливее.

Однако Како огорчался недолго. Во-первых, понимал, что по заслугам и честь. А во-вторых, отношение его к водному поло было в ту пору не более заинтересованным, чем, скажем, к футболу или баскетболу. «Ладно, — думал он, — скорее домой, и — на дорожку».

Однако на пути к дому он все время ловил себя на мыслях об игре. Наконец-то он увидел настоящее водное поло, истинных мастеров этого дела. Уже в Горьком ему довелось играть против самого Леонида Мешкова, но теперь, увидев его вновь, Како понял, что в той показательной игре Мешков просто забавлялся, не мог позволить себе играть всерьез против мальчишек.

Здесь же, в матче «Торпедо» — ЦДКА, он увидел Мешкова совсем иным. Да не его одного — целое созвездие мастеров, быстрых, маневренных, техничных.

Видимо, с этого московского турнира и началось обращение Како в ватерпольную веру. Оно было еще неосознанным. Пока лишь пробудился интерес к игре, Како увидел ее новыми глазами, пусть еще не восторженными, но уже любопытными или, скорее, любознательными. Во всяком случае, теперь во время тренировочных игр он нет-нет да и пытался по памяти исполнить некоторые запомнившиеся приемы. В Москве он, пожалуй, впервые увидел, как остроумными перемещениями игроков можно создать опасную ситуацию у чужих ворот или как малыми силами защитить свои. Оказывается, и к водному поло можно относиться, как к шахматам. «Но если так, — продолжал размышлять Како, — то можно и самому искать неожиданные, новые решения игровых ситуаций. Даже самому придумывать технические приемы. И уж во всяком случае как-то иначе выполнять известные».

Ну, почему, скажем, нельзя ложиться с мячом на спину? Ведь правилами это не запрещено. Почему не принято бросать мяч по навесной траектории? Почему все принимают мяч только на прямую руку? Чем объяснима такая мода? Кто сказал, что нельзя или невыгодно бросать мяч с воздуха, а не с воды? Кто узаконил эти пресловутые «ударные» точки, с которых бьют по воротам? Все ведь зависит от ситуации.

Он вспомнил, как в сорок третьем, когда он впервые попал в бассейн и прыгнул в воду, то более всего боялся поднять фонтан брызг. На Куре почитался степенный стиль плавания. Но оказалось, что это всего лишь нелепая мода. И вот теперь Како все больше склонялся к мысли, что многое в водном поло — сродни плаванию «по-курному».

После всего сказанного можно предположить, что отныне в далекой южной ватерпольной глуши воспылал неслыханными идеями и стал их поочередно воплощать в жизнь новый спортивный изобретатель, тогда как столичные знаменитости безмятежно дремали на лаврах, не являя миру ничего нового. Но это не так. Сама игра в тот период стала резко меняться, а нашему герою сказать свое веское слово суждено было еще нескоро. Однако…

Сейчас никто уже не помнит, что это был за матч. Ясно, что не официальный, так как никаких записей или протоколов не сохранилось. Игра проходила все в том же тбилисском бассейне в мутной, «курной» воде. Против команды Мшвениерадзе играли братья Зураб и Ростом Чачава, непробиваемый вратарь Калаушин. Остальных участников матча память очевидцев не сохранила.

Игроки обеих команд замерли на лицевых линиях. Мяч в центре. Свисток. Самые быстрые устремились к мячу. Сейчас, как водится, он будет отброшен чуть назад, и тогда начнется атака.

Но что это? Оказавшийся первым у мяча, Мшвениерадзе не отбрасывает его партнерам, а делает мощный замах и бьет по воротам. Калаушин настолько не ожидал этого, что даже не шевельнулся. Гол!

Вскоре Зураб Чачава сравнял счет. И вот снова розыгрыш с центра. Снова двое нападающих несутся к центру, и опять Мшвениерадзе опережает соперника. И опять не отдает мяч назад, а, поднявшись из воды, бьет по воротам. На этот раз Калаушин уже среагировал и чуть было не дотянулся до мяча.

Казалось, Мшвениерадзе, открыв для себя этот новый прием, решил тут же его как следует отработать. И третий, и четвертый голы влетают в ворота Калаушина все так же — с центра, бесхитростно, бескомбинационно, залихватским ударом.

— Ну что, Како, — сказал после игры Иоакимиди, — будешь и дальше так играть?

— Возможно, иногда буду. Но где такое позволят? В Москве не позволят, в Ленинграде тоже. Да и разве это игра? Это все равно что петь «Сулико» на одной ноте.

И все же это была его нота, пропетая звонко и не фальшиво. Потекут годы, и он будет создавать уже сольные партии, яркие и неповторимые. Далеко не все воспримут их сразу на слух или пусть на веру и тогда будут пытаться заглушить его голос, образумить, вернуть исполнителя в общий, пусть нестройный, но хор. Но из этого ничего не выйдет.

Прошло всего два месяца, и тбилисские динамовцы отправились в Баку на игры Кубка СССР. Игры в Москве многое дали не только Мшвениерадзе, но и всей команде. В эти два месяца и тренировки проходили уже иначе — с подъемом, азартом. С такими, как Василий Териакиди, Лев Крылов, Алеша Гегелия, Жора Харебов, Жора Каландадзе, Владимир Тутов, можно было даже в огонь. А уж в воду…