– Но и ваша свобода мне ничем не поможет. Мы уже все это обсуждали. Кроме того, я могу всадить пулю в вашу почку, и задолго до того, как умереть от раны, вы будете готовы на все, лишь бы избавиться от мучительной агонии. Согласен, это не увеличит моих шансов отыскать мисс Хольм, но, с другой стороны, и не уменьшит их, а вы уже будете покойником. Обдумайте мои слова. Даю вам две минуты. Роджер, засеки время!

Мариус немедленно сложил руки за спиной.

– Я сэкономлю вам время. Пусть связывает, если полагаете, что это вам поможет.

– Давай, Роджер, – сказал Святой.

Он знал: Мариус все еще ему не верит. Рассказ толстяка о том, как Святой с ним обошелся, не произвел должного впечатления на Мариуса, и вынужденное согласие сейчас – это блеф. Словно каменный стоял он, пока Конвей связывал ему руки за спиной и толкал в кресло.

– Возьми пугач обратно, Роджер, – предложил Святой, и тут его осенило. – Прежде чем начать, обыщи-ка господина!

Лицо гиганта исказила судорога страха, хотя и неясно было, чем страх вызван, но Святого это немного обрадовало. Значит, Мариус в чем-то уязвим.

Где же его уязвимое место?..

Саймон ждал, чуть не дрожа от нетерпения. Он мрачно решил пытать гиганта, но в то же время понимал, как мало шансов заставить говорить этого человека. Можно было снова пытать толстяка, но теперь, имея моральную поддержку (или реальную угрозу) в лице Мариуса, тот будет терпеть. Конечно, какая-нибудь информация появится – человеческое терпение не безгранично, – но здесь нельзя ее проверить. Может, какая-то записка...

И потрясающая близость успеха заставила екнуть сердце Святого. Если бы нашлась что-то объясняющая записка, то его действия оказались бы оправданными. Если Мариус действовал строго по правилам игры и был слепо уверен в том, что с таким прикрытием, как Пат, победит, то никогда не смог бы предположить, что кто-то осмелится хоть пальцем его коснуться, если...

– Английская свинья!..

– Какой скверный характер, – ровным голосом заметил Роджер.

– Спасибо! – Святой взял письмо, протянутое ему Роджером. – Это, очень неосторожно с вашей стороны, Мариус, прийти сюда с письмом в кармане. Я лично никогда ничего, не пишу. Это опасно. Впрочем, вы, может, собирались отправить его по дороге, но забыли?

Он посмотрел на адрес.

– Наш старый друг, наследный принц, – пробормотал Святой. – Послание должно быть интересным.

Ногтем большого пальца он вскрыл конверт и извлек напечатанное на машинке письмо.

Оно было на родном языке Мариуса, но понять его труда не составляло. Святой подошел к телефону и через несколько минут связался со своим приятелем – сотрудником министерства иностранных дел, владевшим почти всеми европейскими языками.

– Рад, что застал тебя, – быстро проговорил Святой. – Слушай, я получил письмо, которое нужно перевести. Не знаю, как правильно произносятся эти слова, но прочту по буквам. Готов?

Это потребовало немало времени, но Святой терпеливо записывал слова, которые ему диктовал собеседник, между строками письма. Наконец все было закончено, и Саймон улыбнулся.

– И что же это значит? – спросил Роджер.

– Это значит, что я сейчас уезжаю.

– Куда?

– В дом на холмах, Бурее, Суффолк.

– Она там?

– Если, верить письму.

Святой передал ему письмо, и Конвей прочел слова, нацарапанные между строчками письма: «...Девушка помещена в укромное место в Суффолке... Бурее... дом на холме, находящийся достаточно далеко от деревни, чтобы не волноваться... на этот раз ошибки не будет...»

Конвей возвратил письмо:

– Я поеду с тобой.

Святой покачал головой:

– Извини, сынок, но тебе придется остаться здесь и присмотреть за нашим зверинцем.

– А если что-то пойдет не так, Саймон?

Святой посмотрел на свои часы. Они по-прежнему стояли. Он завел их и поставил стрелки по каминным часам.

– Я вернусь, – сказал он, – до четырех часов завтрашнего утра. Это с учетом возможного прокола шины, аварии и тому подобного. Если меня к этому времени не будет, застрели птичек и отправляйся на поиски.

Рассуждения Святого прервал скрипучий голос Мариуса:

– Вы хотите выставить себя дураком, Темплер? Вы же понимаете, что мои люди в Буресе получили приказание уничтожить заложницу в случае нападения или другой крайней необходимости.

Саймон Темплер подошел к креслу, посмотрел на Мариуса сверху вниз и сказал:

– Я допускаю это. У меня просто слезы льются при мысли о том, какой вы плохой генерал, Мариус. Надеюсь, вы понимаете, что если такое случится, то вы лишитесь первого и единственного средства угрожать мне? Но это лишь половина слабости в вашей блестящей схеме. Другая половина состоит в том, что вы будете молиться, чтобы я выиграл. Молиться, чтобы я победил, Мариус, молиться так, как вы еще не молились за всю свою мерзкую жизнь! Если я проиграю, то вернусь сюда и убью вас самым жестоким способом, который сумею изобрести. Это точно.

Он круто повернулся, хладнокровный, спокойный, решительный, и пошел к двери, словно намеревался прогуляться недолго по улице и вернуться. У двери он остановился, внимательно посмотрел на Мариуса и улыбнулся Роджеру.

– Удачи, старина! – пожелал тот.

– Риск, схватка и внезапная смерть, – негромко произнес Святой и добавил: – Будь осторожен. – Никогда его ослепительная улыбка не была прекраснее.

Как Роджер Конвей допустил небрежность, а Германн сделал ошибку

Когда шум автомобильного мотора затерялся среди других шумов на Риджент-стрит, Роджер Конвей пересек комнату, подошел к стоявшему у стены столику и налил виски. Но потом поставил стакан на стол, внезапно сообразив, что придется бодрствовать и быть начеку всю ночь. Тогда он достал сигарету и посмотрел на Мариуса. Гигант несколько апатично заговорил:

– С вашего позволения, я бы выкурил сигару.

Роджер поколебался:

– Это можно устроить, но рук я вам не развяжу.

– Тогда достаньте портсигар из нагрудного кармана.

Конвей достал сигару, откусил кончик, вставил ее Мариусу в рот и зажег. Мариус поблагодарил и спросил:

– А вы не желаете?

Роджер улыбнулся:

– Я принципиально не закуриваю у незнакомцев. Да, кстати, если увижу, что вы пытаетесь пережечь веревки, то с огромным удовольствием погашу сигару о вашу физиономию.

Мариус пожал плечами и не ответил.

Роджер закурил сигарету. Подойдя к телефону, немного помедлил, но потом набрал номер.

– Орест? Могу я поговорить с мистером Кентом?.. Привет, Норман! Да. Звоню на тот случай, вдруг ты беспокоишься о нас. Одному Богу известно, когда это кончится. Нет, с машиной все в порядке, насколько мне известно. На ней поехал Саймон... Я на Брук-стрит... Ну, Мариус похитил Пат... Боюсь, что так. Ее сняли с поезда. Ну а мы захватили Мариуса... Да, здесь. Я его охраняю. Мы узнали, где они держат Пат, и Саймон поехал за ней... Где-то в Суффолке. Тебе приехать? На чем? Для поезда поздно, "а в такое время машины не найдешь. Не знаю, что тут можно сделать... Слушай, я больше не могу говорить, надо следить за Мариусом и компанией... И тебе хватит... Точно. Ну, пока, старина!

Он повесил трубку.

Позднее ему пришло в голову, что Норман мог бы кое-что сделать, например, связать толстяка и длинного, которые уже пришли в себя и получили возможность свободно передвигаться. Их следовало связать до ухода Святого, но тому было не до пленников.

Роджер слишком хорошо знал и Патрицию и Саймона, знал достаточно об их отношениях, чтобы понять состояние Святого. Святой был в ярости, ярость эта уже с половины десятого кипела в нем, скрываясь за маской спокойствия, дерзости и терпения, а последней огненно-белой вспышкой этой ярости была его улыбка на прощание.

Прошло полчаса.

Роджер почувствовал, что проголодался. Он перекусил в буфете на вокзале, но прошло уже много времени. Надо отправиться на кухню поискать еды, подумал он, но тогда придется перед собой гнать под дулом пистолета всех троих пленников. А кухня маленькая. В тесном пространстве, пока одним глазом и одной рукой буду искать еду, меня можно застать врасплох и одолеть. Нет, риск слишком велик... Придется попоститься.