– И не надейся!

– У меня собственные методы убеждения, Темплер, и некоторые из них ничуть не хуже ваших. Кроме того, вы не подумали о том, что, если вы умрете, мисс Хольм лишится защиты?

– Подумал, – ответил Святой. – И еще подумал: если я сдамся, она уж точно лишится защиты. Но у нее есть нож, и вам не удастся схватить ее живой. Придумай еще что-нибудь.

– Потом, – продолжал Мариус тем же безразличным тоном, – вас незачем убивать сразу. Можно будет это делать постепенно.

Святой вздернул подбородок.

– Я никогда не сдаюсь, – сказал он.

– Хорошо.

Он прорычал новое приказание, и опять топор грохнул по двери.

Святой знал, что, когда дыра расширится настолько, что через нее можно будет стрелять, конец окажется не за горами.

Укрыться в комнате было негде. Можно, конечно, прижаться к стене, в которой дверь, чтобы их не видели снаружи, но это мало что давало. Несколько выстрелов подряд из пистолета вдоль стены гарантировали бы попадание.

А у пленников, кроме захваченного ножа, оружия не было, да и тот держала Патриция.

Силы были слишком неравными.

И когда Саймон увидел, как летят щепки от разбиваемой двери, а дыра уже стала размером почти с голову человека, у него мелькнула дикая мысль – вызвать Мариуса на поединок. Но он немедленно эту мысль отверг. Многие приняли бы подобный вызов: боязнь показаться трусом, желание поднять свой престиж в глазах подчиненных и уязвленное самолюбие заставили бы их серьезно отнестись к такому обороту дел. Но Мариус был выше этого. Он стремился к единственной цели и уже доказал, что для него эта цель превыше всего остального. Человек, совершенно хладнокровно пристреливший одного из своих подручных, вряд ли отреагировал бы на вызов Святого.

Что же тогда?

Святой сжимал Патрицию в объятиях, а в мозгу его словно огромное маховое колесо крутилось. Он понимал, что быстро слабеет. Огромные усилия, затраченные им на то, чтобы пробиться в комнату и забаррикадироваться, дорого стоили, а неожиданный прилив сверхъестественной силы не мог длиться долго. Словно сквозь прозрачную маску из сияющего кристалла, твердого, но хрупкого, он видел, как исчезает его сила.

Как и в других сложных ситуациях, нужно было выиграть время. Необходимо что-нибудь сделать быстро – прежде чем совсем иссякнут силы и он окажется совершенно беспомощным.

Святой провел рукой по глазам и почувствовал внутри пустоту, ужасную слабость от потери крови. Боль от плеча расходилась по всему телу, и сознание затуманилось от почти нокаутирующего удара в челюсть.

– О Боже! Боже, помоги мне! – простонал он, решительно отстранил Патрицию, подскочил к двери, влез на баррикаду и закрыл своим телом дыру в двери.

– Что это вы затеяли, Темплер? – угрюмо спросил Мариус.

– Ничего, милый, – прохрипел Святой, беззвучно смеясь. – Просто стараюсь сделать так, чтобы любой выстрел в меня стал смертельным. Знаю, ты пока не хочешь, чтобы я умирал. Значит, тебе потребуется еще какое-то время, чтобы увеличить дыру.

– Вы глупо усложняете дело, – равнодушно сказал Мариус и отдал приказание.

Топор снова ударил в дверь. Значит, есть еще немного времени.

Пока ты жив – жива надежда. Может случиться чудо... может...

Он обнаружил, что Патриция стоит рядом.

– Мы не сдаемся. Еще посмотрим, дорогая, что будет... Она попыталась силой оттащить его от двери, но он отвел ее руки. Вдруг она вырвалась, подбежала к окну, подняла раму и выглянула в ночь.

– На помощь!

– Дурочка, – горько молвил он. – Неужели ты хочешь, чтобы они получили удовольствие, слыша, как мы скулим?

В неописуемом приступе гордости он отпрянул от двери, в несколько шагов оказался рядом с Патрицией и грубо схватил ее за плечи, оттаскивая от окна.

Она опять закричала:

– На помощь!

– Замолчи, – резко приказал он, повернул ее к себе и увидел, что выражение лица девушки спокойно и безмятежно.

– Ты ведь просил помощи у Бога. Почему же мне не попросить помощи у людей?

И она показала в сад.

Он взглянул туда и увидел, что калитка в конце сада и дорожка залиты ярким, почти дневным светом от фар автомобиля, стоявшего на дороге. Грохот топора заглушил звук подъехавшей машины.

И вдруг в эту световую полосу ступил высокий темноволосый человек, сложил ладони рупором у рта и крикнул:

– Иду, Пат!.. Привет, Саймон!

– Норман! – завопил Святой. – Норман, мой миленький! Наш спаситель!

Тут он вспомнил о положении дел и крикнул:

– Будь осторожен! Они вооружены...

– Мы тоже, – радостно ответил Норман Кент. – Инспектор Тил и его веселые ребята окружили дом. Сейчас всех поймаем. Потом...

– Ты сказал, инспектор Тил?

– Да, – подтвердил Норман и добавил кое-что. Он знал: в доме иностранцы и никто из них, даже Мариус с его прекрасным английским, не поймет одну из самых сложных идиом английского языка. – Это все хлебный мякиш – наживка для леща. Смотри не клюнь![4]

Саймон понял уловку.

Никогда невозмутимый и спокойный Норман Кент столь непочтительно не обращался с языком Шекспира, но Святой простил ему это.

Саймон обнял Патрицию. Чудо свершилось, приключение продолжалось.

Святой обрел голос.

– О Боже! – воскликнул он и увлек Патрицию под надежное укрытие баррикады в тот момент, когда раздался первый выстрел через разбитую дверь и пуля, просвистев у них над головами, ушла в темноту за раскрытым окном.

Как Роджер Конвей вел «айрондель», а Норман Кент наблюдал за тылом

Еще одна пуля прожужжала над ухом Святого, но больше выстрелов не последовало. На подступах к дому раздавался треск пистолетных выстрелов. Вдруг Мариус громко отдал какое-то, приказание, и в коридоре послышались удаляющиеся шаги. Саймон высунулся из-за укрытия, но около дыры в двери никого не увидел.

– Вероятно, они поверили Норману и собираются прорваться через оцепление.

Святой и Патриция вместе начали расшвыривать баррикаду, потом пробежали по коридору и остановились на лестничной площадке. В холле внизу никого не было.

Саймон первым спустился вниз, не раздумывая ворвался в ближайшую комнату и обнаружил, что именно в ней он и учинил целое сражение. Окно, в которое он влетел, сейчас было открыто, и сюда доносились отдаленные звуки выстрелов.

Двигаясь к окну, он, не останавливаясь, подобрал с пола пистолет.

На газоне перед домом он увидел небольшую группу людей, садящихся в автомобиль. Секундой позже взревел мотор.

Губы Святого тронула улыбка – впервые за всю эту ночь. Что-то непередаваемо забавное и театральное было в этой атаке на дом под девизом «слава или смерть». Для успешного ее завершения оказалось достаточно сказать «кыш», как говорят, прогоняя домашних гусей. Знали бы об этом атакуемые! Но они не знали, и Мариус принял решение. Он не надеялся выдержать осаду, а отступление давало шанс. Слабый, но шанс. И, конечно, убедительный эффект произвела пальба якобы целого отряда полицейских вокруг дома. «Наши спасители, – решил Саймон, – не жалели на патронов, ни ног своих Им, должно быть, здорово пришлось побегать, чтобы создать впечатление, что стреляют одновременно из-за каждого дерева в саду».

В этот момент автомобиль с отступавшими показался на дороге. Святой прицелился вдогонку, но попал ли он, сказать было трудно.

Вдруг в ребра ему уперся ствол пистолета.

– Спрячь пушку, – обернулся Святой. – Спрячь ее, Роджер, старина!

– Ну ты старый конокрад!

– Ну ты, труп окоченелый!

Они пожали друг другу руки.

Из темноты появился Норман Кент:

– Где Пат?

Но Патриция уже подбегала к ним.

Норман подхватил ее, закружил и, не стесняясь, поцеловал. Потом хлопнул Святого по плечу:

– Догоним их?

Святой покачал головой:

– Не сейчас. Орест с тобой?

– Нет. Только Роджер и я – старая гвардия.

– Так или иначе, нам нужен Варган. Нельзя терять выигранного и ждать, что нас всех снова схватят. Примерно через десять секунд сюда прибежит сотня охваченных паникой поселян, решивших, что уже началась новая война. Давайте уйдем, пока еще тихо.