- Ах так, заговорил, голубчик! Может быть, ты теперь скажешь мне, каким образом ты здесь оказался, а?

Косуке молчал.

Генерал платком вытер лицо, медленно вернулся к столу, сел и потянулся за какой-то бумагой. Потом обратился к капитану, отчетливо произнося каждое слово, чтобы шофер услышал его:

- А знаете, капитан, жаль этого парня! Черт с ним, хоть он и грубиян. В конце концов, он не виноват. И вообще Косуке нам теперь не нужен. Вы знаете, Фукуда пойман часа два назад.

Косуке вздрогнул. Полицейский, думая, что арестованный падает, грубо схватил его за локоть.

Мысли шофера начали проясняться с необычайной быстротой. Фукуда арестован? Как это произошло? Неужели все провалилось? Наверно, его схватили еще до того, как он успел раскрыть тех бандитов, которые хотели заразить мир чумой… Косуке не думал о том, что раз Фукуда арестован, то ему незачем страдать тут, что он перенес кошмар тех четырех часов, во время которых он отчаянно сопротивлялся палачам, совершенно напрасно. Нет, это не приходило ему в голову. Он с болью думал сейчас только о том, что попытка разоблачить поджигателей войны провалилась.

- Я полагаю, что мы теперь можем выпустить Косуке, - продолжал Канадзава, - под залог. Он уже не нужен нам… Как ты на это смотришь, Косуке? Еще несколько вопросов, и ты будешь свободен, а?

В душе шофера птицей забилась радость. Но это продолжалось не больше секунды. «Лгут! - кричала в нем боль, раздирающая все тело. - Лгут! Не поймали они Фукуду, не поймали! Это просто ловушка, чтобы сломить мою волю, чтобы вырвать признание…»

Охрипшим голосом Косуке еле выдавил из себя:

- Не понимаю, о ком вы говорите. Я не знаю никакого Фукуды.

- А ведь это вовсе не ложь, капитан! Косуке действительно порядочный парень и мог даже не знать, что человек, выступающий под фамилией Сасаки, - генерал не спускал глаз с лица арестованного, - в действительности есть не кто иной, как Фукуда.

Косуке сделал героическое усилие, чтобы не вздрогнуть. Почувствовал, как сердце сжалось от боли и отчаяния. «Всё знают, мерзавцы, всё! - мысленно простонал он. - Да, теперь они уже не лгут и действительно схватили Фукуду. Откуда бы иначе…» Но он тут же уверил себя, что это опять ложь, что Фукуда на свободе и, как говорила Танима, завтра или послезавтра уже будет знать все о той проклятой лаборатории.

- Я не знаю никакого Сасаки! - решительно ответил он.

Генерал насмешливо улыбнулся:

- Да, теперь я переменил мнение о тебе. Действительно, не так-то легко сломить твое сопротивление, Косуке. Ты так же стоек, как все твои товарищи, и ваша партия может гордиться тобой. - Он обернулся к офицеру: - Это дельный человек, капитан! Он молчит только потому, что думает, будто мы его обманываем. Он считает, что мы нарочно рассказываем об аресте Фукуды, желая лишь вырвать у него признание. Но я не обижаюсь, Косуке, нет! - Он встал и подошел к арестованному. - Я понимаю твое упорство, но никто здесь не обманывает тебя. Могу даже представить доказательства. Вот, посмотри! - Он протянул арестованному копию фотографии Фукуды. - Сразу же после ареста я приказал сфотографировать этого человека, чтобы он снова не исчез бесследно. Видишь?

Косуке напряг всю силу воли и внимательно всмотрелся в карточку. С нее весело улыбался Фукуда… да, улыбался широко и беззаботно! Косуке видел это даже сквозь кровавую пелену, застилающую глаза… Все ясно! Так не улыбается человек, которого только что арестовала японская полиция. Опять лгут!.. Косуке внезапно вспомнил памятный день на Дворцовой площади, шумную улицу, на которой еще звучало эхо демонстрации, исковерканный полицейский автомобиль, человека с окровавленным лицом, выскакивающего из-под обломков и бегущего сквозь толпу… Он внутренне улыбнулся ему: «Беги, товарищ Фукуда! Беги, друг! Я не выдам тебя!»

- Я никогда не видел этого человека, не знаю! - сказал он, насмешливо улыбаясь в лицо генералу.

- Забрать его на допрос! - задыхаясь, прошипел Канадзава.

Вывертывая руки арестованному, полицейские вытолкали его из комнаты. Генерал отвернулся и платком вытер пот. Офицер дал знак сержанту, чтобы тот вышел.

- Сейчас идем! - удержал его генерал. - Мы должны сломить этого мерзавца! Должны, понимаете, капитан!

Офицер почтительно склонился к уху генерала:

- Если вы позволите, господин генерал, то можно применить допрос «типа три» - так называемое «водолечение», - угодливо усмехнулся он.

- «Водолечение»? А, это хороший способ. Но позвольте, - генерал вдруг удивленно посмотрел на капитана,- откуда вам пришло в голову, что это допрос «типа три»? Что это значит?

- Простите, господин генерал, вы, вероятно, забыли. Ведь это же ваше определение! Оно было еще в старой инструкции по производству допросов.

Лицо Канадзавы прояснилось:

- Вы ее знаете, капитан?

- А как же, господин генерал! Я изучал ее очень внимательно еще во время войны, когда был следственным офицером при комендатуре жандармерии в Нагасаки. Она пригодилась и теперь, хотя, - усмехнулся он, - американцы, утверждая ее, изменили название.

Канадзава задумчиво курил папиросу. Он был доволен, по-настоящему доволен. Вот перед ним еще одно доказательство, что в его стране ничего, по существу, не изменилось. Эту инструкцию он, Канадзава, составлял еще задолго до войны, когда был только майором. Она предназначалась для допросов прогрессивных деятелей, заподозренных в симпатии к коммунистам. Над страной пронеслась буря войны и поражений. Малодушным глупцам казалось уже, что наступил конец света, что в Японии произойдет переворот. Коммунисты подняли голову, рабочие и крестьяне начали бунтовать. Все видели в этом признаки больших перемен. А он, отчисленный из армии генерал Канадзава, человек, которому даже грозила виселица, если бы его не взял под свое покровительство Кроссби, не верил в это, никак не верил! Он был убежден, что американцы не допустят никаких перемен. И не ошибся! Вот его старая инструкция снова живет и действует…

Он стряхнул пепел на пол и растер его концом ботинка:

- Идемте, капитан! Надо торопиться.

Они прошли по коридору и остановились в дверях так называемой «камеры допросов». Косуке лежал на полу в луже воды и крови.

- Обморок! - пояснил один из полицейских. - Нам пришлось несколько раз приводить его в чувство. Дохлая собака! - плюнул он в сторону арестованного.

Косуке открыл глаза, вернее - всего один глаз, и, вперив его в стоящего на пороге генерала, прохрипел:

- Пес! Жандармский пес!.. Ге-ста-по!..

Люди сидели, тесно прижавшись друг к другу, и внимательно слушали речь старого рабочего с изборожденным морщинами лицом и седыми волосами, отливавшими желтизной. В небольшой комнате собралось около тридцати человек. Большинство было одето в замасленные, отдающие запахом солярки комбинезоны или пропитанные металлической пылью рабочие куртки. Видимо, все эти люди явились сюда прямо с работы, вызванные по срочному делу.

Седой рабочий, сидя в кругу собравшихся, говорил тихо, явно сдерживая рвущиеся наружу гнев и возмущение:

- Такова обстановка, сложившаяся в нашей стране, товарищи! Все, что здесь говорилось, можно охарактеризовать тремя словами: нужда, голод и угнетение. Я не буду повторять того, о чем сегодня уже говорили, - о союзе между американскими и японскими врагами свободы. Вы сами убедились, что японский империализм нашел себе достойного опекуна в империализме американском…

Каждый сознательный японец, ненавидящий войну, которую затеяли наши правители, от души приветствовал победу Советской Армии и надеялся, что виновники преступлений предстанут перед справедливым судом народа. Но американские бизнесмены взяли военных преступников под свою защиту. И вот мы каждый день видим доказательства того, как янки берегут этих людоедов от народного гнева…