- Ничего страшного. Только тут, - старик дотронулся до раны возле глаза, - придется наложить шов. Через неделю не останется и следа.

Незнакомец хотел встать, но старик остановил его:

- Подождите, я еще посмотрю ногу. Вы ведь, кажется, хромали?

Беглец вытянул вперед ногу и оперся на низкий столик:

- У вас хороший глаз!

- Доктор должен быть наблюдательным.

- Это верно! - вздохнул незнакомец.

Старик внимательно посмотрел на него:

- Понимаете что-нибудь в этом?

- Да.

- Откуда?

- Ну… я тоже врач.

Старик ничем не выказал удивления и только спросил:

- Работали в Токио?

- Нет.

- А где?

- Где придется… - неохотно ответил незнакомец.

Старик закончил перевязку раненой ноги, поднялся и тоном приказа сказал:

- Теперь идите отдыхать! Сейчас я дам вам чаю и чего-нибудь поесть. Потом надо выспаться.

- Я не устал.

- Об этом я вас не спрашиваю, - сухо ответил старик. - Сейчас вы мой пациент и должны беспрекословно слушаться меня. Это вам должно быть известно, как врачу.

- Наделал я вам хлопот, доктор!

- Ничего! Я уже привык к этому, - спокойно ответил старик. - А в общем, если вы будете меня слушаться и ляжете сейчас спать, то никаких хлопот не будет.

Не дожидаясь ответа, он вышел.

Усевшись на цыновку, беглец почувствовал, что страшная усталость овладела им. Он был измучен не только физически, но и морально. С радостью подумал он о том, что может наконец отдохнуть: здесь были не враги, а друзья. Это он ощущал сердцем и душой, да и сами факты убеждали в том, что о ловушке не могло быть и речи. До вечера он сможет тут выспаться и отдохнуть, а там…

- Пожалуйста, вот вам чай, а здесь сушеная рыба и кусок лепешки. Увы, ничего больше в моем доме нет,- произнес доктор, входя в комнату.

Незнакомец встал.

- Сидите, сидите! Не тревожьте больную ногу… Ко-суке сказал мне, что вы должны пробыть здесь несколько дней, пока шпики не перестанут вас разыскивать.

Беглец отметил: «Так! Значит, шофера зовут Косуке… А этот дом, видимо, явочная квартира партии, где в случае опасности укрывают преследуемых полицией… Так, так… Ну что ж, это очень хорошо!»

Чтобы продолжить разговор, он тихо спросил:

- Косуке - это шофер, который привез меня сюда?

Старик внимательно посмотрел на незнакомца.

- Совершенно верно, - сухо ответил он. - Вы, кажется, говорили, что не работали в Токио.

- Да. Я оказался здесь случайно.

Несколько минут царило молчание.

- Вы действительно врач? - спросил хозяин.

- Ведь я же говорил. Вы мне не верите?

- Верю, но руки ваши скорее похожи на руки химика.

- Мне приходилось много работать в лаборатории, - ответил незнакомец. - Последнее время я немало повозился с химическими реактивами.

Он выпил еще глоток чая и встал.

- Старайтесь поменьше ходить. У вас глубокая рана на ноге, нельзя бередить ее.

- Ерунда!.. - рассеянно ответил незнакомец. - Простите, я забыл даже поблагодарить вас за помощь.

- Ничего… Я вижу, что вас что-то угнетает. Может быть, после, когда вы отдохнете, мы поговорим. - Старик встал.

Незнакомец подошел к старику и пристально посмотрел ему в глаза.

- Да, мы еще поговорим, обязательно поговорим! Я кое-что расскажу вам о своей работе. Я ведь врач-бактериолог, - подчеркнул он. - А это…, это… - голос его понизился до шепота, - очень интересное и очень трудное дело.

Полковник Кроссби метался по кабинету. Мягкий ковер заглушал тяжелые шаги полковника, и со стороны казалось, что он ходит совсем бесшумно. Обитые войлоком и кожей двери, плотно закрытые окна кабинета, толстые стены здания не пропускали в комнату посторонних звуков. В кабинете царила глухая тишина, начинавшая раздражать полковника. Дойдя до письменного стола, он носком сапога отбросил один конец ковра и стал ходить по паркету. Кроссби тяжело топал ботинками, грузно опуская толстые ноги. Этот шум был приятен полковнику: он как-то отвлекал от размышлений. А мысли были не очень-то веселые.

Уже в течение трех лет Кроссби был старшим штабным офицером в управлении «Г-2». Такое назначение он получил от самого Макартура. Год назад добавилось еще одно важное задание - участие в работе отдела по расследованию антиамериканской деятельности в Японии. Работа эта была не из приятных, особенно в такой стране, как Япония. Здесь полковник до сих пор чувствовал себя неуверенно и порой даже не знал, как поступить.

До войны, еще будучи майором, Кроссби занимался делами особой важности на Филиппинах. Там у него не было больших хлопот: он являлся почти неограниченным властителем жизни и смерти тех людей, дела которых попадали в его «Особое бюро». Он мог делать все, что только ему вздумается. А здесь, в Японии, слишком сложная обстановка. Полковнику часто приходится ломать голову над тем, что предпринять в том или другом случае, чтобы не попасть впросак. Времена резко изменились, и люди здесь стали не те, какими были до войны. Да и не только в Японии! На Филиппинах теперь тоже бурлит, как в котле. Недавно один приятель писал оттуда, что они вынесли смертный приговор нескольким бунтовщикам. Те вели красную агитацию и кричали, что американцев нужно вышвырнуть с Филиппин. И что же! Приговор не удалось привести в исполнение. В знак протеста против приговора вспыхнула всеобщая забастовка. Да еще какая! Красные устроили демонстрацию под самыми окнами президентского дворца…

Кроссби в дикой злобе сжал кулаки. Он привык презрительно отзываться о жителях Филиппин. В интимных разговорах с приятелями, которые считали его неплохим «специалистом» по филиппинским делам, он говорил о «туземцах» как о неразумных и безвольных мулах, способных только таскать на себе ярмо. А тут - вдруг! - вся эта «теория» рассыпается в прах. Филиппинский мул оказался не таким уж покорным - он может здорово закусить удила!

- Черт возьми! - яростно выругался Кроссби. - Что только творится на свете!.. И все из-за этих проклятых красных!

Полковник вернулся к мысли о Японии. Да, тут дела день ото дня становятся всё сложнее. Забастовки и бунты стали чуть ли не повседневным явлением. В такой обстановке недостаточно быть только хорошим офицером, безупречно знающим свои обязанности и четко выполняющим приказы своих начальников. Нет, черт возьми! Здесь нужно быть еще и хорошим политиком. А политиком Кроссби никогда не был. Одни - главным образом военные начальники - ставили это ему в заслугу. Другие - и прежде всего сенатор Мэттьюс - считали отрицательным свойством… Вот и разберись тут!

«Американский офицер, который находится в стране, где Соединенные Штаты хотят вести свои дела, - неоднократно говорил Мэттьюс, - должен быть солдатом, торговцем и политиком!»

Кроссби был действительно солдатом и бизнесменом далеко не последнего сорта, но политиком… нет, в политики он не годился! Он всегда считал, что политика - дело лодырей из американского конгресса. А между тем обстановка в Японии настоятельно требовала от полковника участия в политике. Вот хотя бы последняя история с этим сбежавшим арестантом… как его там… ага, Фукуда…

В приливе бешенства Кроссби ударил кулаком по Столу.

- Удрал, дьявол! - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Удрал, а ты волнуйся и думай, что делать! Проклятье!.. И откуда черти принесли этого проныру Канадзаву? Если бы не этот жандарм, история была бы простой и нечего было бы нервничать…

Кроссби злобно выругался. Ему даже показалось, что это принесло какое-то облегчение. Он наполнил пивом бокал и одним духом выпил его до дна, потом закурил сигарету и в раздумье оперся коленом о ручку кресла.

Да, действительно, если бы не Канадзава, дело было бы совсем простым. Оно бы тогда не касалось его, Кроссби. Просто схваченный коммунистический агитатор, которого японская полиция хотела доставить в МП, удрал. Вот и все, и дело с концом! Мало ли людей бежит из-под ареста или укрывается от него? Дело было бы проще и потому, что тогда бы Кроссби ничего о нем не знал, это не относилось бы к его компетенции.