— Я снова тебя порежу, Софи. И порежу всерьёз. Ривер, ты это слышал? Я сделаю ей больно. И ты ничего не можешь с этим поделать. Пока что. Но я научу тебя. Научу, как быть сумасшедшим. Как резать. Со временем тебе это понравится, обещаю.

Ривер не оборачивался. Он просто смотрел на чайник, словно это была единственная важная вещь в мире.

Мелькнул скребок Броди, и на сей раз он погрузился глубоко. Мальчик порезал мне левое запястье, отпустил его, и порезал правое.

Потекла кровь.

Она была горячей, густой, влажной и, Господи, как же быстро она текла! Как она может течь так быстро? Я увидела пятна, и комната закружилась, и разум начал покидать меня…

«С двойным упорством и трудом, гори огонь, кипи котёл…»⁵ Я сходила с ума, пытаясь услышать чайник и не потерять сознание, хоть моя кровь текла и текла, и моя юбка становилась мокрой и чёрной, и откуда вообще во мне столько крови?

Мой взгляд бегал из стороны в сторону, пока не остановился на Ривере, который продолжал стоять лицом к плите. Вода начала издавать булькающий звук. Скоро, скоро…

— Поцелуй меня, Софи.

Броди наклонился и прижался ко мне губами. Я пыталась бороться, отталкивала его, но внезапно почувствовала себя слабой, такой слабой…

Он взял меня за плечи и потряс.

— Поцелуй меня от чистого сердца, Софи. Или я убью твоего брата, а затем найду того маленького рыжеволосого сопляка и заставлю его выпить собственную кровь.

Господи, спаси меня. Я сделала, как он сказал. Обвила его окровавленными руками и прижалась к нему губами. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Но это никак, никак не отразилось на поцелуе. Я целовала Броди, словно была пустыней, а он — прохладным весенним дождём. Словно я провела семь лет в море, а он — первый проблеск земли на горизонте.

Я целовала его, словно он — Ривер.

Глаза Броди закрылись.

Затем я наклонилась, нащупала пол и взяла тонкий осколок зелёного стекла.

Когда мои пальцы сомкнулись на нём, я закричала от боли и радости. Стекло глубоко впилось в ладонь.

Я замахнулась и ударила Броди по груди.

Из раны потекла кровь, пачкая его рубашку. Мальчик открыл глаза, посмотрел на неё и засмеялся. Его рубашка всё темнела, становилась алой, как у Даниэля Липа, а он продолжал заливаться смехом. Затем он схватил осколок и вытащил его из груди. Тот со звоном приземлился на пол. И тогда кровь потекла по-настоящему. Броди закричал. Он кричал вместе с чайником.

А затем всё потемнело.

Глава ²⁹

Я должна была умереть.

Меня оставили умирать.

Вместо этого я очнулась в больнице с повязками на запястьях и иглой от капельницы. Рядом сидел Люк. Как только мои глаза открылись, он ласково взял меня за руку.

— Ви, как ты себя чувствуешь? — взволновано спросил он, хоть и пытался это скрыть.

Врачи подумали, что я пыталась убить себя. Меня одаряли обеспокоенными взглядами, номерами телефонов для помощи и брошюрами, но вскоре оставили в покое. На время. Но и за это я была благодарна.

Я потеряла много крови. Очень много. Чуть не умерла. Я должна была умереть. Но Ривер очнулся от искры Броди, а за ним и Люк, и они положили меня в машину, несмотря на то, что я испачкала все винтажные сидения кровью, и так я не умерла. Нили знал, что делать, и поддерживал во мне жизнь всё то драгоценное время в дороге.

К тому времени Броди уже давно ушёл. Давно-давно. Мы надеялись, что теперь он горел в Аду.

Саншайн пролежала в коме четыре дня.

Касси и Сэм очнулись, потёрли глаза и обнаружили свою бездыханную дочь на полу гостиной с кровавой раной на голове. Полиция решила, что это сделал один из бездомных, которые спрыгивают с поездов и организовывают все преступления, когда-либо случающиеся в нашем городке. Мужчина ворвался в дом, чтобы что-то украсть, Саншайн испугала его, и он ударил её битой, лежащей неподалёку. Затем запрыгнул на поезд и исчез из города. Придумают же люди… И все им поверили.

Я была рядом, когда Саншайн очнулась в больнице. Ласково поинтересовалась, что она помнила о бите и мужчине, ударившем её.

Девушка отвернулась от меня и свернулась калачиком.

— Заткнись, — только и ответила она. А затем: — Полиция уже задавала мне вопросы, и я сказала им, что ничего не помню. Поэтому скажу теперь и тебе. Я не помню, Ви. А теперь принеси мне, пожалуйста, холодный чай.

Может, так работала искра Броди. Сияние Ривера тоже иногда заставляло всё забыть. Кто его знает. Лично я чертовски хорошо помнила, что Броди сделал со мной. Возможно, Саншайн тоже помнила. Но она никогда больше не говорила со мной о произошедшем.

Через пару дней после того как её выписали из больницы, мы пошли в город и встретили нескольких мальчиков по пути. На них были наряды Младшей безбольной лиги, и один из них — тощий паренёк с рыжими волосами, — кидал биту из руки в руку.

Саншайн передёргивало каждый раз, когда бита шлёпалась об его ладонь, и я увидела слёзы в её глазах. Но ничего не сказала. И она ничего не сказала. А затем мы пошли в кафе, и вскоре она уже улыбалась и флиртовала с Джанни за прилавком. Жизнь двигалась дальше, как всегда. Джанни перестал общаться со мной после пожара. Он даже не смотрел мне в глаза, когда вручал мой кофе. Полагаю, он боялся. Наверное, я напоминала ему о той ночи, когда он сошёл с ума… когда Нили заплатил ему, чтобы держал рот на замке.

Я гадала, пройдёт ли это когда-нибудь. Начнёт ли он снова на меня смотреть, если Нили и Ривер уедут. И хотелось ли этого мне.

Полиция обнаружила труп мальчика, пока шла вдоль железнодорожных путей и пыталась найти хоть какие-то признаки мужчины, напавшего на Саншайн. Несчастный случай. Парень шёл по рельсам, не услышал поезд, его сбили, он скатился в канаву. Что ещё могло произойти?

Какая-то часть моего сознания побаивалась, что что-то случится. Что всех созовут на городское собрание, и люди соберутся в подвалах, чтобы дать клятву найти ответы и виновников, а также попытаться понять странное лето в Эхо с детьми, вооружёнными колами, дьяволами-похитителями, девочками, забитыми битами, и мёртвыми мальчиками у рельсов.

Но ничего не случалось. Люди жили дальше, как и Саншайн.

Иногда мне казалось, что она стала… другой после Броди. В её глазах появилось что-то такое, чего не было раньше. Она перестала сидеть на крыльце, попивая чай и ничего не делая. Начала читать книги об окружающей среде и выживании в условиях дикой природы. Сказала, что хочет пойти со мной в поход, только вдвоём, и я согласилась.

Как-то раз я спустилась на пляж, в своё тайное местечко для чтения, и обнаружила, что подруга там плавает. Она одиноко рассекала волны — только она и тот облегающий белый купальник, — и я не могла понять, плывёт ли она к чему-то, или от кого-то. Может, и то и другое. Мне нравилась новая Саншайн. Но мне также казалось, что мы обе немного скучали по прежней.

≈≈≈

Я наблюдала, как Ривер собирает свои винтажные кожаные чемоданы.

Прошло уже несколько недель после Броди. С меня наконец сняли последние повязки, но мои шрамы выглядели красно и злобно, и я их ненавидела. Я потёрла багровые рубцы, а Ривер закинул последние вещи во второй чемодан, закрыл крышку и щёлкнул четырьмя застёжками. Я вздрагивала при каждом щелчке металла. Это был такой окончательный звук. Звук конца.

Ривер встал и взял в каждую руку по чемодану. Он выглядел точно так же, как в нашу первую встречу. Не считая не успевшую зажить рану от укуса на предплечье. И взгляда в его глазах.

Его глаза уже не были дерзкими, уверенными, безразличными и внимательными, как в первый день. В них появилось что-то новое. Что-то… большее. И мне было интересно, имеет ли это какое-то отношение ко мне.