— Неужели? Вот уж не думала, — удивленно сказала она.

— Да, у нас к общежитию автобус из гаража подавали утром, а вечером я поздно уходил, и в троллейбусах уже свободно было. А потом я привык на машине или пешком. До сих пор не знаю маршрутов городского транспорта, а на машине куда угодно привезу. — Он все смотрел в окно вагона на уже клонящийся к вечеру день, на осторожные маневры автомобилей на узком, покрытом диабазом проспекте. Так было спокойнее.

— А вы и сейчас там, в общежитии, живете? — спросила Алла.

— Ну а где же еще?

— Не выгоняют из-за того, что к нам перешли работать?

— Пока нет. До зимы, сказали, не тронут… А к этому времени Игорь Владимирович обещал, что дадут комнату. — Яковлев мельком взглянул Алле в лицо и снова отвернулся к окну. Почему-то ему было легко отвечать на ее вопросы, хотя обычно он не любил говорить о себе.

— Ну, если Владимиров обещал, то дадут. Новоселье не зажмете?

Яковлев повернулся, увидел ее лукавую улыбку, сам заулыбался и сказал:

— Только дали бы, а за этим дело не станет.

И тут отпустила его скованность. Он уже без напряжения смотрел ей в лицо, которое было совсем близко. И говорил свободно и откровенно, будто знал Аллу давным-давно.

Человек, с детства принужденный жить в общежитиях, почти никогда не остается наедине с самим собой, он привыкает постоянно находиться на людях, но внутренняя потребность хоть иногда побыть одному не исчезает от этого. Безотчетно, незаметно для себя, человек приучается распределять свои чувства и мысли, существовать как бы в двух измерениях. Он разговаривает с соседями по комнате, играет в шахматы или смотрит телевизор вместе со всеми, но в то же время часть его существа живет отъединенно. И странно, что это не превращает такого человека в рассеянного, погруженного в себя чудака, а, наоборот, обостряет наблюдательность, приучает улавливать самые тонкие оттенки настроения окружающих людей.

И в тесноте вихляющего по улицам Выборгской стороны трамвайного вагона Яковлеву вдруг стало ясно, что эта красивая девушка уже поняла, уже «прочитала» его чувства к ней и сама каким-то образом дала понять ему, Яковлеву, что чувства эти нашли отклик. И легко рассказывалось о жизни в общежитиях, об истории знакомства с Владимировым. Но в то же время Григорий понимал, что сами эти чувства никак не должны проявиться пока. Может быть, только пока… А может быть, и никогда, — этого он не знал. Просто, глядя друг другу в глаза, они заключили безмолвный договор хранить этот секрет.

На Большой Зелениной они пересели на тридцать четвертый маршрут. Вагон попался новый, бесшумный, пассажиров было мало, Алла и Яковлев сели у окна друг против друга.

Яковлев уже без всякого смущения смотрел Алле в лицо, следил за сменой выражений, любовался ее улыбкой.

Когда они шли от трамвайного кольца к стадиону, Алла неожиданно взяла его под руку.

— А то мне не угнаться за вами, — тихо сказала она.

Яковлев промолчал, лишь замедлил шаг.

Небо впереди горело оранжевыми и багровыми полосами, веером расходившимися из-за холма стадиона. Он повел Аллу по широкой лестнице главного входа вверх на галерею, сильнее прижал локтем ее руку и сказал:

— Пойдемте быстрее, я вам покажу что-то.

Она прибавила шаг.

На галерее, обрамленной балюстрадой, Яковлев пошел еще быстрее. Он хотел дойти до того места, откуда откроется залив. Алла еле поспевала за ним, дробно стуча каблуками.

Наконец показался залив. Яковлев подвел ее к самой балюстраде и молча повел рукой, указывая вперед.

Солнце еще высоко стояло над горизонтом, но большое густое облако закрывало весь диск, и он только угадывался по розовому свечению, а из-за верхнего и нижнего краев этого розовеющего облака веером выплескивались оранжевые и багровые полосы света. Они неподвижно стояли в небе, а по краям горизонт был прозрачно-желтым; мелкая зыбь залива переливалась красными и бурыми бликами; застыла в неподвижности листва деревьев, и все вокруг было до краев налито тишиной.

Яковлев отступил назад, чтобы оставить девушку наедине с этим светом и заливом.

Они долго стояли так, пока снизу не донеслись шумы моторов.

— Ребята приехали, — тихо сказал Яковлев.

Алла повернулась к нему.

— Гриша, спасибо. Я никогда не видела такого, — глаза ее были влажными и блестели.

— Мы еще закат увидим, тоже здорово. Через час, наверное, — сказал Яковлев.

Они медленно прошли по галерее и спустились вниз по склону холма боковой лестницей. Тут, где обычно во время соревнований стартовали гонщики, уже постреливал мотором приземистый гоночный автомобиль. Удлиненный обтекаемый кузов желтого цвета казался особенно ярким на матово-сером фоне асфальта. Возле автомобиля стояли несколько человек. Их лица в предзакатном свете отливали светлой медью.

Яковлев на шаг опередил Аллу, сказал громко:

— Привет, мастера!

К нему повернулось сразу несколько человек. Начались рукопожатия, шутливая перебранка. Потом Яковлев оглянулся и, указав на Аллу, представил:

— Вот, Алла, тоже автомобилист, через год конструктором будет.

Парни несколько притихли, церемонно здороваясь с ней, а потом снова обступили машину.

— Ну, как движок? — спросил Яковлев и машинально погладил автомобиль по желтому боку.

— Да вроде так, ничего. Перегревался чуть, когда гоняли с поднятым колесом, — ответил ему Володька — старый приятель по гаражу.

— Это нормально, на ходу будет в самый раз. Ну-ка, прогазуй, — Яковлев склонился к облицовке мотора. Володька легко, одним прыжком вскочил в тесную кабину и дал газ. Над тихой безветренной трассой разнесся рев гоночного мотора.

Яковлев, наклонившись, слушал этот рев, потом махнул Володьке рукой, и тот сбросил обороты.

Все закурили. Кто-то спросил:

— Ну что, прогоним разок?

— Может, сядешь Гриша? — предложил Володька.

Яковлев оглянулся на девушку и ответил:

— Нет уж! Тебе гоняться, ты и езжай. Дайте секундомер, буду рекорд фиксировать. Только ты не очень, сначала тихонько.

Володька кивнул ему из кабины, достал из-под ног шлем и очки.

Яковлев отошел и встал рядом с Аллой, держа секундомер в раскрытой ладони.

— Вот мы с вами будем судьями. Если проскочит круг минуты за две, то значит — нормально.

— А какая это будет скорость? — спросила она.

— Сотня, — ответил Яковлев и крикнул: — Въезд на трассу перекрыли?

— Перекрыли, — откликнулся кто-то. — Там Серый на «Победе».

— Приготовиться! — Яковлев поднял левую руку.

Взревел двигатель. Яковлев резко опустил руку, и машина рванулась вперед, обдав его горячим запахом выхлопных газов.

Он напряженно вслушивался в удаляющийся звук мотора, но все время ощущал близость девушки. И от этого привычный вид асфальтовой трассы, знакомые фигуры старых товарищей по гаражу, красноватая прозрачность предзакатного воздуха — все казалось каким-то другим, новым и волнующим.

Володька прошел десяток кругов и заглушил мотор.

— Нормально, — сказал Яковлев. — Сотню с лишним шел легко, — и отдал секундомер. — Ну как, понравилось? — спросил он у Аллы.

— Да, очень, — быстро ответила она. — Вот проехаться бы по кольцу… интересно.

— Проехаться? — переспросил Яковлев и увидел приближающуюся от главного входа стадиона «Победу». — Сейчас спросим, может, дадут прокатиться…

По внутренней полосе трассы он гнал «Победу» быстро, чтобы сидевшая рядом девушка могла понять, что испытывает гонщик на дистанции. Автомобиль был старый, но еще крепкий, и хорошо держал дорогу. Повороты Яковлев брал плавно, жалел резину. Но все равно искоса видел на лице Аллы радостный испуг, когда старая «Победа» кренилась на виражах.

Яковлев знал, что Алла умеет водить машину, — все студенты еще на третьем курсе получали водительские права. Но даже опытные шоферы, привыкшие водить автомобиль по улицам городов и обычным дорогам, испытывали на кольце новое, незнакомое чувство. Здесь, на гладкой асфальтовой полосе, обрамленной шпалерами кустов и деревьев, под рев мощного двигателя человек оставался один на один со скоростью. И скорость здесь, на кольце, не была расхожим словечком, которое к месту и не к месту употребляют журналисты, говоря о динамизме нашего времени; скорость здесь не была и абстрактной величиной задачки из школьного учебника: здесь, на кольце, она оживала и становилась могущественной силой, стремилась положить машину на вираже, выбросить ее за пределы асфальтовой полосы, перевернуть вверх колесами.